– Да, а ты ожидал чего-то другого? – Уж точно не такой легкой и романтичной истории о жизни в России. Ты сильно изменила то, что я тебе рассказал. Он встал и подошел к ней. Его шаги тяжелым эхом отдавались в пространстве комнаты. – Ты рассказал мне очень мало, Николай, и, поскольку мне так и не удалось встретиться с твоей бабушкой, я была вынуждена что-то придумать. – Но это все неправда. – А что есть правда, Николай? Почему ты так нервничал из-за того, что я собиралась встретиться с твоей бабушкой? Вздохнув, Николай опустился на диван рядом с Эммой: – Все очень сложно. – Мне хорошо знакомо, что такое сложности. Мы с Джесс немало повидали. Зачем она только сказала это? Она хотела побольше узнать о нем, а не выплескивать на него свою собственную историю. Вдруг Николай не захочет, чтобы она стала его женой, если узнает о том, какое воспитание она получила? – По меньшей мере в этом мы с тобой схожи. Его голос прозвучал печально, и сердце Эммы мучительно сжалось. То же самое она почувствовала, когда фотографировала его у полуразрушенного дома, в котором он некогда жил. Ей захотелось обнять Николая, но она усилием воли удержала руки на коленях. – Ты хочешь поговорить об этом? – спросила она, уверенная в том, что получит отрицательный ответ, ведь Николай явно намеревался хранить свои секреты. То же самое ей приходилось делать в детстве, в основном для того, чтобы защитить Джесс, которая не знала и половины того, что происходило в их семье. – Нет, но, поскольку ты скоро станешь членом семьи, ты должна это знать. От неожиданности и страха у Эммы пересохло во рту. Означает ли это, что Николай также захочет узнать о ее детстве, ее семье? – Ты не обязан рассказывать об этом, если не хочешь. – Тебе нужно узнать кое-что о том, почему я стал жить в Нью-Йорке и почему поменял фамилию. Эмма завороженно смотрела на него, не в силах больше сдерживать желание прикоснуться к нему. Она положила руку на его плечо, стараясь игнорировать вибрации чего-то дикого и необузданного внутри своего тела. – Мы можем подождать с этим. Он проигнорировал ее и продолжил. Выражение его прекрасного лица было каменным. – Брак моих родителей не был счастливым, не было счастливым и мое детство. И когда мой отец умер, это стало облегчением и для матери, и для меня. – Мне очень жаль, – тихо произнесла Эмма, но казалось, Николай ее не слышал, погруженный в свои печальные мысли. Эмма прекрасно его понимала, ведь в ней самой болью отозвались детские воспоминания, но она пока еще была не готова делиться ими. – Моей маме помогал деловой коллега моего отца, и, полагаю, это был как раз тот случай, когда любовь восторжествовала. – Нахмурившись, Николай посмотрел на руку Эммы, словно только сейчас понял, что она прикасается к нему. Очевидно, ее прикосновение не вызывало в нем тех ощущений, какие будил в ней он. – Но ты же говоришь, что не веришь в любовь. – Убрав руку, Эмма положила ее обратно на колено. – Я думал, мы оба согласились с тем, что не верим в любовь. Казалось, Николай забыл о теме их разговора. Сейчас пронзительный взгляд его темных глаз буравил ее, в них было столько обвинения, подозрений. Эмма вспомнила, о чем говорила ему во Владимире. Она действительно демонстрировала весьма скептический настрой по отношению к сказочным свадьбам и долгой счастливой жизни. Все потому, что Эмма знала – с ней такое не произойдет, но, когда она чувствовала на себе его взгляд или ощущала прикосновение, ей этого очень хотелось. – Да, но ты тогда сказал, что веришь – иногда подобное случается, – улыбнулась она ему. Последнее, что Николаю следует знать, – это новость о том, что она все же верит в любовь, искреннюю и настоящую. Да и зачем ему это, ведь ей не суждено встретить любовь. Она уже почти замужем, и их свадьба – всего лишь часть сделки. – Ну, во что бы там я ни верил, это все-таки случилось с моей матерью. Она перестала быть постоянно напуганной, безвольной жертвой, скрывающейся в тени деспота мужа, и превратилась в цветущую, счастливую женщину. И все благодаря Роджеру Каннингэму. Даже будучи подростком, я видел это. В возрасте шестнадцати лет я законно поменял свою фамилию, хотя я и так жил в Нью-Йорке под именем Николай Каннингэм. – Мне было интересно это узнать, – сказала Эмма, вспоминая, как он настаивал на том, что его фамилия не Петрушов, когда они впервые встретились, – твой ребенок тоже будет носить эту фамилию? – Так же как и ты, когда мы поженимся. – Николай посмотрел на ее руку. Ярко-зеленый изумруд в обрамлении бриллиантов украшал безымянный палец. Его предложение выйти замуж выглядело как необдуманный порыв эмоций. Интересно, сожалел ли он об этом? – Нам не обязательно жениться, Николай. Я никогда бы не запретила тебе общаться с ребенком. Поверь, я знаю, каково это – расти без отца. – Эмма с трудом сглотнула ком в горле. Все ее нервные окончания, казалось, напряглись в нетерпеливом ожидании его ответа. Николай очень долго молча смотрел в ее глаза, будто стараясь прочитать ее мысли. – Тебе так неприятна мысль о том, что ты станешь моей женой? – Тон его голоса стал ниже. Мысль о замужестве действительно пугала Эмму, но факт того, что она станет женой именно этого мужчины, была не так ужасна. Происходило ли так из-за того, что он стал ее первым мужчиной? Эмма безмолвно покачала головой, не в силах ответить. Николай поднял руку и убрал волосы с ее лица. – Я никогда тебя не обижу, Эмма, ты же знаешь это? Эти слова были полны нежности, и Эмма с трудом сдержала слезы. Его пальцы погладили ее по щеке, воскрешая в ее душе воспоминания о той ночи. – Да, я знаю. Он наклонился, и его рука скользнула в ее волосы. Прежде чем Эмма успела хоть что-то сказать, она почувствовала прикосновение его губ. Поцелуй был нежный и дразнящий. Самообладание Эммы растаяло, словно лед на солнце, и она жадно ответила на его поцелуй. Николай целовал ее все более страстно, заставляя ее тело дрожать от желания, которое она так долго подавляла в себе. Она все еще желала его. – Страсть между нами не утихла, – сказал он, отстранившись от Эммы. – И это поможет нам сделать наш брак более приятным. Эмма пребывала в шоке. Услышав эти его слова, она часто заморгала. Николай играет с ней! Он никогда бы не женился на ней, если бы не ребенок! Он говорил ей о том, что не хочет вступать в брак, когда они встретились. Эмма уже смирилась с тем, что она должна пойти на это ради Джесс, ради будущего ребенка. Не найдя нужных слов, она не нашла ничего лучше, как ответить: – Да, ты прав. Он улыбнулся ей, но улыбка не коснулась его глаз. – Тогда сыграем свадьбу через три месяца. Но сначала нам предстоит вечеринка по случаю помолвки. Глава 7 Неделя пролетела в вихре приготовлений к вечеринке, и теперь Эмма должна была встретиться в качестве невесты Николая не только с его друзьями, но и с матерью и отчимом. Нервы Эммы, натянутые как канаты, звенели от напряжения, но она вспоминала, как Николай целовал ее в тот день, когда они обручились. Она считала, что это хороший знак. Значит, он хоть что-то чувствует к ней. Однако на прошлой неделе Николай с головой погрузился работу, и Эмма провела большую часть времени в компании своего фотоаппарата. Этим утром она отправилась в магазин, в котором Николай посоветовал ей выбрать платье, подходящее для гламурного события, в которое должна была превратиться их вечеринка по случаю помолвки. Теперь она стояла, глядя из панорамного окна на город, который никогда не спит, в таком платье, которое даже вообразить себе прежде не могла, и каждую минуту чувствовала себя как Золушка. Единственное, чего ей в данный момент не хватало, – так это прекрасного принца, который перед всем миром заявит ей о своей бессмертной любви и пообещает долгую и счастливую жизнь, но Эмма сомневалась, что Николай захочет сыграть эту роль. Во второй половине дня она посетила салон красоты и теперь выглядела просто идеально, но ее нервы накалялись с каждым часом. Кремовое платье, расшитое бисером, идеально сидело на ней, и когда Эмма посмотрела в зеркало, прежде чем покинуть свою комнату, то не узнала себя. Женщина, с которой познакомился Николай во Владимире, исчезла, и ее заменила незнакомка, выглядящая гораздо более изысканно и притягательно. Что подумает Николай об этой разительной перемене? Или он как раз и намеревался превратить ее в такую женщину, какую он хотел видеть? Эмма услышала за своей спиной шаги Николая, и ее нервы натянулись, словно струны. Она не хотела оборачиваться, но знала, что ей все равно придется. Когда она все же сделала это, ей внезапно стало тяжело дышать. Она видела Николая в костюме, но никогда в смокинге, и образ, который он создал, бередил ее воображение. Тонкая черная ткань облегала его широкие плечи, подчеркивая бицепсы, и спускалась к талии. Яркую белизну дорогой шелковой рубашки идеально подчеркивал черный галстук. Однако все внимание Эммы сосредоточилось на лице Николая. Легкая щетина покрывала его подбородок, подчеркивая твердую линию губ и придавая всему его образу небрежную сексуальность. Темные волосы были аккуратно причесаны, но несколько прядей выбились и образовывали завитки на висках. – Ты выглядишь… – начал он мягко, застегивая запонки, невольно демонстрируя ей красивые запястья и дизайнерские часы, но не смог подобрать слов. Его глаза потемнели. – …совершенно иначе. – Эмма не хотела услышать, о чем он думает, и закончила фразу за него. Все, чего она хотела, – прекратить эту игру. Она ненавидела притворство. Николай подошел ближе к ней. Он опустил руки, и ткань смокинга еще более вызывающе подчеркнула его мускулы. – Я лишь собирался сказать, что ты очень красива. – Не уверена, что разделяю твое мнение в этом. – Эмма покраснела под его пристальным взглядом и крепче сжала сумочку. Она собиралась пройти мимо него, когда он поймал ее руку. Взгляд его черных глаз затуманил возбуждение. Несмотря на желание отвернуться и уйти, игнорируя переполнившее ее тело удовольствие от его прикосновения, Эмма смело встретила его взгляд. Она замерла, словно запертая во времени, ожидая, что он что-нибудь скажет. Но Николай продолжал молчать, а затем резко отпустил ее, и незримая связь между ними прервалась, погасла, как гаснет свеча на ветру, оставив в воздухе лишь легкий дым. – Нам пора идти. Моя мама ждет нас. Николай отвернулся от нее с таким видом, словно считал, что совершил ошибку, прикоснувшись к ней.