– Откуда ты знаешь, Сю-Ин? – спросила та, что была с подведенными глазами. Худощавая надменно улыбнулась. – Да потому что Фессалийский Дракон сватался ко мне, – жеманно ответила она, и на этот раз я не смогла сдержаться и закашлялась. Девушки глянули на меня с презрением, но тут же отвернулись. – Врешь! – Когда успел? – Когда только принял чин генерала, – кокетливо сказала Сю-Ин. – Да-да! И не смотри так насмешливо, Мэй-Ли! Василиск правда сватался ко мне, вот только я отказала! – Почему же, Сю-Ин? – снова спросила та, что сидела в сторонке. – Разве плохая партия? – Мой отец был против. Сказал, что отрубит василиску руку, если он попытается тронуть меня. – Сю-Ин гордо вскинула подбородок. – А все потому, что его жены после первой ночи обращаются в камень. Нет, отец не хотел мне такой участи. Хотя говорят, что Фессалийский Дракон хорош в постели. – Кто же говорит? – Это так, – вмешалась девушка с подведенными глазами. – Братья рассказывали, что по молодости василиск часто посещал весенние дома и развратничал с гунци. Он щедро платил, хотя и не все выживали после связи с ним. Как-то он испортил одну дорогую гунци, и хозяин весеннего дома подал на него в суд, но Фессалийский Дракон откупился золотом. Девушки заохали, а я сжала кулаки, едва сдерживая крутившиеся на языке колкости. Весенние дома – это, значит, бордели, а гунци – шлюхи. Я понимала, что Дитер вовсе не ангел, но слушать сплетни о его темном прошлом у меня не было ни сил, ни желания. – Я помню про этот скандал, – важно закивала Сю-Ин. – Поэтому и отказала. Конечно, я приняла подарки и назначила свидание, но не пришла, и тогда он улетел обратно в свою Фессалию. – Тогда ты разбила ему сердце, Сю-Ин! – закричала веселая Мэй-Ли. – Ах! – вздохнула та. – Надеюсь, это не из-за меня его сердце окаменело! Мне было бы жаль… И кокетливо захлопала ресницами. Этого я уже вынести не смогла. Поднявшись со своего места, в два шага очутилась возле наглой стервы и, нависнув над ней, прошипела на хорошем альтарском: – Если кто и мог разбить Дитеру сердце, то не такая ощипанная курица! И, наклонив чашку, вылила весь чай на ее голову. Девица заверещала и подскочила, размазывая по лицу заварку и белила. – Ах ты, нахалка! – взвизгнула она и опрокинула на мое платье свою чашку. – Стража, взять ее! Скорее! Вместе с ней вскочили на ноги и другие, заохали, завизжали наперебой. – Не забудь умыться, зебра, – сказала я и с достоинством покинула поле боя, не слушая истошных воплей. Теперь Альтар не казался таким дружелюбным местом. Любой двор, что альтарский, что фессалийский, одинаково отвратителен. Везде найдутся змеи, готовые облить тебя ядом. Я была уверена, что про любовь Дитера эта дрянь наврала, но все-таки кипела от злости, сжимая кулаки и шагая по аллее. Кровь стучала в висках, кулон немного обжигал – наверное, где-то поблизости была магия. Подойдя к маленькому бассейну, села на край и принялась с ожесточением оттирать испачканный подол. – Сплетница! – сквозь зубы цедила я. – Гадина! Если бы я сама обладала даром василиска, то от нахалки не осталось бы и каменной пыли! Глаза щипало от подступивших слез. Я шмыгнула носом и вытерла глаза. – Возьми платок, – раздался над ухом незнакомый голос. С удивлением обернувшись, я увидела пожилую женщину в фиолетовом ханьфу и фиолетовой же накидке с капюшоном, скрывающим лицо. Она протягивала мне носовой платок, и ее пальцы были желтыми, сухими и длинными, точно паучьи лапы. – Вытри слезы, Мария, – повторила незнакомка своим глубоким голосом, звучащим как будто со дна глиняного кувшина, и сердце тревожно сжалось. – Воину, вступившему на дорогу жизни, не пристало показывать слабость, особенно в самом начале пути. Эта женщина знала мое настоящее имя! Имя, которое я почти забыла, ведь в новом мире меня никогда не называли Марией – только Мэрион. Откуда она меня знает? Кто она? Вопросы вихрем пронеслись в голове, но ни один задать я не успела. Женщина резко нагнулась над бассейном и брызнула в меня водой. – Ай! – воскликнула я от неожиданности и сразу прислонила к щеке протянутый платок. Меня обрызгали снова, на этот раз холодные капли обожгли шею и плечо. – Да что вы такое делаете?! – возмутилась я, подскакивая с бортика бассейна. Незнакомка с невозмутимым видом выпрямилась, но капюшон по-прежнему скрывал ее лицо, и я не могла понять, смеется она или нет. – Иные невзгоды – как вода, – нараспев произнесла эта особа. – Они холодят тело и душу, но быстро высыхают, и завтра ты уже не вспомнишь про них. Тут она быстро нагнулась и, подобрав камешек, бросила в меня. На этот раз я успела увернуться, в ужасе прикрывшись веером. Да эта дама сумасшедшая! Бежать! Срочно бежать отсюда! Я заозиралась, выискивая пути к отступлению, а женщина продолжала: – А иные беды – как камни. Летят в спину и больно ранят, и эти раны долго заживают. Как те, что были на сердце фессалийского генерала. Но ты смогла исцелить его. – Вы знаете и моего мужа? – Я повернулась к ней, комкая в руках платок. Эмоции переполняли, сердце трепыхалось в груди, и я не знала, чего мне больше хочется: мчаться сломя голову подальше от этой странной женщины или сесть рядом и заглянуть под капюшон. Но в то же время при одной мысли об этом становилось жутко и слабели колени. Словно уловив мою нерешительность, незнакомка похлопала ладонью по бортику бассейна: – Не бойся, дитя. Сядь рядом. – А вы не будете больше брызгаться водой и швыряться камнями? – с подозрением спросила я. Капюшон качнулся туда-сюда. – Сядь! – сказала она так настойчиво, что я невольно подошла ближе. Я почувствовала, как обжег шею угольно-черный кулон, и, посмотрев вниз, увидела, что он приподнялся, точно его притягивал к себе какой-то магнит. Магнит, которым была странная женщина в фиолетовом одеянии. Она знала мое настоящее имя и прошлое моего мужа. Оракул?! Догадка пронзила, подобно молнии. Я плюхнулась рядом, подвернув полы ханьфу. – В жизни будет еще много невзгод, – донеслось из-под капюшона. – И тех, что холодят, как вода, и тех, что ранят, как камни. Но и тем и другим свойственно заканчиваться. Помни об этом, малютка-воин. – Почему вы назвали меня воином? – спросила я, заглядывая в черную тень, но снова ничего не увидела, зато услышала сухой смешок. – Потому что ты уже боролась за свою любовь, – последовал ответ, и желтые цепкие руки снова вынырнули из широких рукавов. В пальцах замелькали длинные красные нити, сплетаясь в тугие узелки. – И придется побороться еще. За любовь, – один узелок появился и повис на плетеном шнурке. – За счастье, – появился и второй узелок. – За благоденствие на земле, – а вот и третий готов. – И за свое дитя. Она затянула четвертый узелок, внутри меня все заныло и свернулось в такой же узел. Я наконец догадалась, с кем меня свела судьба. – Что вы знаете?! – с придыханием воскликнула я. – Умоляю, скажите! Ведь я… мы… мы как раз приехали, чтобы выяснить… – Мне это известно, малютка-воин. Именно поэтому я здесь. В паучьих пальцах замелькали узелки. Оракул перебирала их быстро-быстро, как четки, бормоча под нос: – То не узелки, то плод завязывается. Завяжись, не развяжись, с каждым днем прибывай, полней возрастай. Начинаю, приступаю, дитя заклинаю. Волосы как у отца, глаза как у матери, в руках сила, в ногах прыть, сердце призвано любить. От той любви не будет войны, от тех очей утихнет звон мечей. Вижу ясно, слово крепко… – Женщина вздохнула, и меня окатило холодком. Паучьи лапки перестали мельтешить, теперь в них оказался браслет с узелками. – Дай руку, малютка-воин, – потребовала провидица. – Что вы увидели? – испуганно спросила я. Бормотание еще отдавалось в ушах, я тряхнула головой, пытаясь избавиться от наваждения. – Все хорошо будет, – заверила Оракул. – Родится дитя, от него и счастье придет, и благоденствие наступит. Войны не будет, горя не будет. Сольется ваша с мужем любовь в один сосуд, и тот сосуд принесет в мир лад и покой. – А сила василиска? – уточнила я, протягивая руку и слегка касаясь пальцами узелков. – Проклятие не перейдет к ребенку? – О том беспокоиться не стоит. Духи говорят: сила уже запечатана, не сковырнешь. Будет твое дитя в безопасности. Изловчившись, она надела на мое запястье браслет. И он волшебным образом стянулся, плотно обхватил мою руку и запульсировал теплом. – Не снимай его, пока не разрешишься от бремени, – проговорила Оракул. – На тех узелках наговор на дитя завязан. – Не сниму, – пообещала я и тронула узелки. Они совсем не мешали и казались крохотными и теплыми, приятными на ощупь. – И за войну не беспокойся, – продолжила провидица. – Возле двери стоит, но за порог не перекатится. Если только…