Кивком указав место раскопок, Аглая отошла в сторону. В этот угол огорода она наведывалась считаные разы, впервые – на следующий день после свадьбы: муж решил показать ей все уголки хозяйских владений. Тогда она думала, что уж точно не станет возиться в земле. Аглая родилась и выросла в центре Риги, никаких дачных участков у их семьи не было, отпуска родителей семья проводила в Юрмале. Аглая так и не смогла привыкнуть к гальке и булыжникам на пляжах южного побережья именно потому, что с тоской вспоминала нежный песочек цвета перьев канарейки на рижском взморье… Муж в тот жаркий день водил ее между грядками, с восторгом объясняя, где и что посадил, чем подкормил, какую войну ведет с бешено растущей на благодатной почве сорной травой. Аглая же мечтала, наконец, уйти в тень, куда-нибудь под старые могучие деревья, которые окружали дом. Она даже не стала делать вид, что экскурсия ей нравится. Муж, заметив это, оборвал себя на полуслове, молча развернулся на тропинке между грядками и быстро пошел вперед. Аглая с облегчением поспешила за ним, испытав лишь минутное сожаление – начинать семейную жизнь с обид все же не стоило. Ее любимым местом отдыха стала сосна, точнее – скамья под ней. Беседку на этом месте Лев построил позже… Недолго понаблюдав за криминалистами и придя к выводу, что работы им здесь не меньше чем на час, а от нее пользы нет и не будет, Аглая решила тихо уйти. «Нужно будет ему от меня что-нибудь, сам подойдет, – подумала она о следователе. – Ну вот же «фамилечко» Бог дал… Мутерперель… что хоть означает? «Перл»… – жемчужина… А «мутер»? Мать? Море? То есть «мамина жемчужина»? Или «морская жемчужина»? Красивое сочетание… Но в любом случае это не про майора. Вот Олежеку бы такая фамилия в самый раз», – усмехнулась она и вздрогнула от послышавшегося совсем рядом голоса: – Аглая Андреевна, предположений, кто бы это мог быть там прикопан, никаких нет? – Майор, придержав ее за локоть, смотрел иначе, чем вчера. Аглая насторожилась – подозревает, что ли? – Никаких. За двадцать пять лет жизни в этом доме я не наблюдала ничего криминального. Сначала хозяин, потом и мой муж умерли своей смертью, похоронены на сельском кладбище. Мы с дочерью жили замкнуто, гостей принимали редко. Они уже почти дошли до беседки, когда мужчина наконец ослабил хватку. Аглая непроизвольно потерла локоть. – Простите. Побоялся, оступитесь: плитка неровно уложена. Что вас в такую рань в эту часть огорода потянуло? – Ваш презент определить, Федор Николаевич. Или уже забыли, что саженец вчера подарили? Да еще и посадить в уголок посоветовали. Утречком. Все выполнила, как приказывали, – не смогла удержаться от сарказма Аглая. – А вот дочь решила, что есть что-то такое странное в этой цепи событий: ваш поздний визит, несвоевременный подарочек… – Почему… несвоевременный?! – На юге вишню сажают в начале апреля, не знали? Сейчас июнь. – Да бог с ней, с вишней. Что там в конце вашей… цепи? – То, что это вы когда-то спрятали там тело, а теперь решили проверить – а не сбежало ли оно? – не пощадила Аглая майора, теперь смотревшего на нее с ужасом. – А… я вам вчера координаты точные дал, где прутик воткнуть?! Что вы обе напридумывали? Дочь ваша – сказочница? – Дипломированный юрист. Адвокат! – с гордостью ответила Аглая. – Понятно. Ей бы детективные истории сочинять. – Он осуждающе покачал головой. – А поделитесь-ка со мной, Аглая Андреевна, как вы оказались на юге? Знаю, место вашего рождения – город Рига. – Вышла замуж… – Давайте присядем в беседке, – остановил он ее. – Опросить я вас обязан, не возражаете против записи на диктофон? Поскольку дело давнее, трупу, простите, лет двадцать, а вы уже, считай, старожил в доме, начните рассказ с самого первого дня как приехали. И с подробностями продвигайтесь к дню сегодняшнему. – В тысяча девятьсот девяносто седьмом году я вышла замуж за Льва Лапина. Он работал в доме Марковых кем-то вроде управляющего, хотя выполнял обязанности и садовника, и электрика, и сторожа. Осип Макарович, старый хозяин, в то время передвигался с трудом, а через год уже не вставал с инвалидного кресла и почти ничего не видел. По-хорошему, ему нужна была квалифицированная сиделка, но он почему-то наотрез запрещал Льву и сыну Дмитрию приводить в дом посторонних. Я не знаю, чем угодила хозяину в первый же день – по образованию я педиатр, к тому времени два года отработала в детской поликлинике, а тут взрослый мужчина. Наверное, в какой-то степени болезнь сделала его ребенком, и мой подход оказался верным. К тому же я быстро стала не посторонней, а женой единственного человека, которому он доверял. – Вы имеете в виду Льва Лапина? – Да. Лев имел на Осипа Макаровича какое-то необъяснимое влияние. Только с ним хозяин дома забывал о капризах и недовольстве. Все, что бы ни сделал Лапин, воспринималось, я бы сказала, с покорной благодарностью. По-моему, это удивляло не только меня, но и сына Маркова. – Дмитрий часто навещал отца? – Нет… он жил в другом городе. – В Самаре?[1] Откуда приехали и вы, Аглая Андреевна? Знакомство с будущим работодателем состоялось там же? – Нет, впервые с Дмитрием Марковым я встретилась здесь, – чуть запнулась Аглая. – Вижу, уже изучили мою биографию. А вы, господин майор, всегда заранее собираете досье на будущих соседей? Не дай бог окажутся неблагонадежными? – разозлилась Аглая. – У вас с мужем большая разница в возрасте, – не ответил Мутерперель ни на один из ее вопросов. – Влюбились? – Это такая важная информация для вас, Федор Николаевич? В рамках раскрытия преступления? Или я могу промолчать? – Аглая не смогла скрыть раздражения. – Можете не отвечать, – равнодушно изрек майор. – Продолжайте. Много ли гостей бывало в доме? Кто убирался, готовил? – Из соседней станицы приходили две родные сестры – Алевтина и Анна Петренко. Аля, старшая, готовила еду. Ну, а Нюра убиралась. В доме они не ночевали никогда, таково было условие хозяина. – Ваши обязанности? – Я стала сиделкой, – просто ответила Аглая. – Вы спрашивали о гостях… При мне никто из посторонних, кроме сестер и врача, не переступал порога дома. Возможно и были визитеры, но к калитке на звонок всегда выходил муж. – Вам знакомо это кольцо? – Майор извлек из кармана куртки полиэтиленовый пакетик и положил перед ней на стол. – Посмотрите внимательно. – Нет, раньше не видела. Похоже, мужское? – Похоже… Надето было на безымянный палец левой руки… Думаете, труп был в разводе? – Не обязательно. Человек… – Аглая сделала паузу, – мог носить его как память или просто так. – Ну, да… человек, конечно же… Когда умер Осип Макарович Марков? Точную дату назовете? – Двадцать седьмого апреля двухтысячного года. Он страдал рассеянным склерозом, а точнее – оптикомиелитом, при котором поражаются зрительный нерв и спинной мозг. – А ваш муж? – Лев Лапин скончался семнадцатого января следующего года. Осложнения после перенесенного гриппа. – Дмитрий приезжал на похороны отца? – Конечно, – коротко ответила Аглая, боясь выдать голосом страх. «Да, я боюсь этого майора. И объяснить толком, почему так, не смогу. Ну уж точно не из-за того, что внешне похож на цыганского барона. Не на простого цыгана, а именно на главного в стае. То есть в таборе. Только для полноты образа ему не хватает на шее массивной золотой цепи с крестом величиной с ладонь. А так все при нем – и очи черные, и нос с горбинкой, и взгляд наглый. Если бы волосы не стриг почти под ноль и кудри бы вились. Страх мой откуда-то из глубины памяти идет, словно уже был этот человек рядом… но нет, я его не знала до вчерашнего дня. Абсолютно в этом уверена!» – подумала Аглая, а в памяти вдруг всплыли события из жизни в Самаре. …Она до сих пор не знает, живы ли те, кого Дмитрий Марков сдал тогда, в девяносто седьмом, милиции. С его слов, взяли троих, в том числе и гражданского мужа Аглаи Станислава Осокина. Тогда от ее болезненной любви к Стасу осталось лишь сожаление о том, что он вообще встретился на ее пути и как-то очень быстро вторгся в повседневную жизнь Аглаи, а именно – в скромный быт в однушке не в лучшем районе Самары, «подсадив» Аглаю, вечно голодную студентку мединститута, на вкусные ужины и плотные завтраки, которые готовил каждый день. Он не работал официально, крутился, как и многие в те смутные девяностые. Аглая не спрашивала, откуда на блинчиках черная икра, а в старом бабушкином серванте – дорогой коньяк. Не задумывалась, почему ее сокурсницы ходят в перешитых из старья шмотках, а она – в дорогой одежде из бутиков. Не обращала внимания на косые взгляды бывших подруг, соседей-пенсионеров, которые знали ее еще в те времена, когда была жива бабушка: школьницей два месяца летних каникул Аглая проводила у нее. Она была влюблена в Стаса, мир замкнулся на нем, и если бы не обещание родителям получить диплом, она бросила бы и учебу. В детскую поликлинику по окончании мединститута ее устроил тоже он. Они были вместе почти шесть лет, надоев друг другу до чертиков. В последнее время Стас изменял ей, не скрываясь, она брезгливо-равнодушно отдалилась от него, позволяя ночевать на кухонном диване – собственной квартирой он так и не обзавелся. Их не связывало ничего, кроме памяти о нерожденном ребенке – когда она училась на четвертом курсе, он убедил ее сделать аборт. Манящая мужская харизма Стаса исчезла, он как-то поистрепался внешне, обрюзг и полысел. Все чаще одалживая у нее мелкие суммы, Стас со временем перестал их возвращать. Случайно Аглае стало известно, что он – игрок. Аглая готовилась к решительному разговору, даже подыскала для него пару вариантов недорогой аренды жилья, но однажды его арестовали. Обыск в квартире проводили в ее присутствии, но Стаса увезли раньше. Она сидела за кухонным столом, думала почему-то о том, что испорчен ее единственный среди рабочей недели выходной – пятница, а планы были… да, какие-то были, нужно только вспомнить. Или не нужно? Все равно уже ничего не исполнится, что бы это ни было. Вопрос молодого человека в гражданском Аглая поняла не сразу. О каких документах идет речь? Нет у нее в квартире ни сейфа, ни тайника! И не разбирается она, медик, в векселях и авизо. «Шли бы вы, офицер… вон со своим Осокиным!» – вдруг озлобилась она, вскочив со стула и указывая в направлении входной двери. Парень сверкнул на нее черными глазами, а Аглая замерла от страха. «Повестку получите позже, Аглая Андреевна», – произнес он с угрозой, развернулся и вышел вон… «Глаза! Ну, конечно, это же… он! Господи, откуда?!» – Аглая вдруг поняла причину своего страха. Да, фамилию того милицейского офицера она не спросила, удостоверения не видела. Повестка так и осталась лежать на полке в серванте. Третьего июля (в день, указанный в повестке) она уже ехала в поезде на юг. – Вижу, узнали. Да, Аглая Андреевна, мы с вами встречались четверть века назад в вашей самарской квартире. Кстати, из-за вашего поспешного бегства я тогда схлопотал выговор от начальства. – И что же вас привело сюда на старости лет? – Так сложились обстоятельства, – сухо ответил Мутерперель, отведя взгляд. – Только не надумывайте себе лишнего. Вернемся к нашей беседе. Давайте-ка вы скажете правду: где и при каких обстоятельствах познакомились с сыном бывшего хозяина этого дома Дмитрием Марковым. Глава 3 «Врать бессмысленно, за ложные показания можно и статью получить… а я показания даю или любопытство майора удовлетворяю? Это же не допрос? Уголовное дело не возбуждено. Пока…» – все еще колебалась Аглая. – Я вам помогу немного. С Дмитрием мы знакомы с детства. Соседствовали наши родители, – он кивнул в сторону своего дома. – Более того, дружили. Правда, с Димой наши пути разошлись сразу после окончания школы. Пока это все, что вам нужно знать. Так как? – Дмитрий Марков пришел ко мне домой поздним вечером того дня, когда вы арестовали Осокина, и честно признался, что Стаса и еще двоих подельников сдал он. Я мало что поняла из его объяснений: какая-то мошенническая схема с поддельными банковскими векселями на огромные суммы. Сказал, что его принудили участвовать в липовой сделке шантажом, но о каком компромате идет речь, даже не заикнулся. Честно, мне тогда было не до него, я обдумывала, как лучше обставить свое бегство в Ригу. Встречаться с вами, Федор Николаевич, в официальной обстановке мне совсем не улыбалось. – Чего же вы так боялись, если не были в курсе дел Станислава Осокина? По сути, вы уже не состояли в отношениях. Кстати, почему не выгнали его взашей после того, как он стал открыто вам изменять? – Какие подробности моей личной жизни вам известны, господин майор, откуда только? – Из допроса Осокина. Он всячески доказывал, что вы ни о чем не знали, просто по доброте душевной не могли отказать в приюте. – Да, именно так! – Хорошо. Хотя бы с вами он повел себя порядочно, мог бы и притянуть до кучи. Ладно, с Осокиным все ясно было с самого начала, вернемся к Дмитрию. Он пояснил, зачем пришел к вам? – Нет… четкой причины не назвал, вначале сказал только, что был знаком со Стасом. Каково было знакомство, выяснилось позже. Я поняла тогда, что мы оба, получается, вроде как жертвы Осокина. Это меня, конечно, немного успокоило. – И вы доверились первому встречному… – И не пожалела об этом! Дмитрий предложил мне переехать сюда, чтобы ухаживать за его больным отцом. Он знал, что получит срок за участие в подготовке этой схемы, и не был уверен, что наказание окажется условным. – И вы согласились вот так все бросить и уехать к незнакомым людям? – Да, согласилась. Потому что вернуться в Ригу я могла только в родительскую квартиру, которую сдавала приличной молодой паре. Выгнать их было бы непорядочно. Да и что мне делать в давно ставшей для меня чужой стране? Дмитрий предложил хорошую оплату услуг сиделки, почему бы не решить проблему махом – получить и жилье, и работу. Поехать со мной он не мог, был, как объяснил, под подпиской. Он связался с Лапиным, Лев встретил меня на вокзале краевого центра и привез сюда. Да, было страшновато, но оставаться в Самаре стало бы безумием. – Зря вы так. Вас никто не собирался привлекать к делу как соучастницу. Или вы опасались не только нас? Постойте-ка… вам угрожали? Аглая молчала. Показать Мутерперелю, что она и сейчас боится? За себя, а особенно – за Берту. Что до сих пор вздрагивает от громкого стука в калитку? Все эти двадцать пять лет! И все из-за одного позднего звонка на городской телефон в день ареста Осокина. Тихим голосом ей посоветовали… сдохнуть. С легким смешком уточнив, что не буквально – умереть физически, а молчать как мертвой. Или лучше убраться к родителям. Она тогда так и не поняла: тот, кто звонил, не знал, что их уже два года как нет на этом свете? Или все же… знал? – Да, мне позвонили и настоятельно посоветовали уехать, – ограничилась Аглая коротким ответом. – Собственно поэтому предложение Дмитрия показалось мне таким своевременным, – добавила она. Майор задумался, по выражению лица можно было предположить, что он чем-то недоволен, так, мелочью: понял, принял и забыл, если бы не застывший вдруг взгляд, каким Мутерперель уставился куда-то поверх ее головы. За спиной Аглаи находился один из деревянных столбов, на которых держалась крыша беседки, а дальше – ствол сосны. Что мог там узреть майор, осталось для Аглаи загадкой. – Ночью я собрала вещи, утром Дмитрий отвез меня на вокзал, – решилась она прервать паузу. – Что он о себе рассказал? – Кроме того, что влип в плохую историю, ничего, – вновь слукавила она, по-прежнему считая, что ее отношения с Димой майора никак не касаются.