Его слова немного смутили парфянина. — Кому входить туда, решает командир, — так же резко сказал он после небольшой паузы. — Насчет вас двоих Пакор ничего не говорил. — Так что же, нам просто ждать здесь? — осведомился Ромул, чувствуя, как его охватывает гнев. — Совершенно верно, — подтвердил воин и шагнул вперед. Несколько его товарищей взялись за колчаны. — Все мы останемся здесь, пока Пакор не скажет, что делать дальше. Ясно? Они смерили друг друга злобными взглядами. Хотя парфяне и легионеры уже не раз сражались бок о бок, о приязни между пленными и их победителями не могло быть и речи. И, как ясно чувствовали римляне, не следовало ожидать, что она возникнет в будущем. Ромул тоже не мог относиться к парфянам по-дружески. Ведь эти самые люди убивали его товарищей при Каррах. Он почувствовал, как Бренн взял его за руку. — Перестань, — спокойно произнес галл. — Не стоит. Бренн вмешался в происходившее не раздумывая, чисто инстинктивно. За минувшие четыре года Ромул сделался ему дороже родного сына. С тех пор как судьба свела их, его собственная, пусть скорбная и страшная, жизнь сделалась как будто легче. Благодаря Ромулу у него появилась причина жить. Ромул же, которого Бренн неустанно обучал и тренировал, теперь, в семнадцать лет, сделался могучим бойцом. Усилиями Тарквиния Ромул кое-чему научился, он мог даже читать и писать. И лишь в редких случаях, подобных этому, пылкая душа юноши брала верх над рассудительностью. Я сам когда-то был таким, думал Бренн. Глубоко вздохнув, Ромул отошел. Парфянин, оставшийся стоять на месте, надменно ухмыльнулся. Ромул терпеть не мог отступать. Особенно в тех случаях, когда у него имелась возможность увидеть что-то важное. Но в большинстве случаев отступление было самым разумным решением. — Зачем Тарквинию понадобилось тащить нас сюда? — Для поддержки. — Против кого? Против этих жалких псов? — Ромул, словно не веря своим глазам, вновь обернулся к парфянам. — Их здесь двадцать человек. И все с луками. — Да, силы не равны, что верно, то верно, — пожал плечами галл. — Но ему больше не к кому было обратиться. — Нет, дело здесь не только в этом, — отозвался Ромул. — Тарквиний поступил так не без причины. Мы должны быть здесь. Бренн покрутил косматой белокурой головой, посмотрел по сторонам. Безжизненный пейзаж скрыла тьма очередной тягостно-горькой ночи. — Чего не знаю, того не знаю, — сознался он. — По-моему, это место забыто всеми богами. Тут нет ничего, кроме земли и камней. Ромул хотел было согласиться с другом, но неожиданно заметил два сверкающих пятнышка, в которых отражался свет факелов. Он застыл, всматриваясь во мрак. Далеко, почти невидимый во мраке, сидел и глядел на них шакал. Зверь был абсолютно неподвижен, лишь по блеску глаз можно было догадаться, что это не изваяние. — Мы не одни, — радостно прошептал Ромул. — Вот! Смотри. Бренн гордо улыбнулся, как будто сам проявил незаурядную наблюдательность. Он был опытнейшим охотником, однако не заметил небольшого хищника. Такие случаи происходили все чаще и чаще. Теперь Ромул умел находить следы животных даже на голых камнях, у него обнаружилась редкая способность замечать мельчайшие детали. Упавшая ветка, сломанная былинка, неровный след, если добыча ранена… Найти кого-то, обладавшего таким же умением, непросто. Таким был Брак. Давнее чувство нахлынуло на Бренна: печаль из-за того, что у его молодого двоюродного брата нет и не будет возможности вот так стоять рядом с ним. Как и жена Бренна, его младенец-сын, да и все племя аллоброгов, Брак был мертв, убит римлянами восемь лет тому назад. Ему тогда исполнилось столько же лет, сколько сейчас Ромулу. Пытаясь ослабить хватку острых когтей извечного горя, Бренн пожал массивными плечами и тихо повторил слова Ультана, друида аллоброгов. Его тайное пророчество, о котором каким-то образом прознал Тарквиний. «Тебя ждет такое путешествие, какого не совершал еще никто из аллоброгов. И не совершит впредь». Так оно и вышло. Сейчас Бренн находился на восточной границе Маргианы, примерно в четырех месяцах пешего пути на восток от злополучных Карр, за три тысячи с лишним миль от Галлии. И до сих пор оставалось неизвестным, как и когда закончится странствие. Впрочем, от этих мыслей его отвлекло новое прикосновение руки Ромула. — Беленус всемогущий! — чуть слышно выдохнул Бренн. — Он же ведет себя как собака. Видишь? Действительно странно — животное сидело точь-в-точь как собака, следящая за действиями своего хозяина. — Это знак богов, — пробормотал Ромул, тут же задумавшись над тем, как истолковал бы происходившее Тарквиний. — Наверняка. — Может, ты и прав — проникаясь той же тревогой, согласился Бренн. — Шакалы — падальщики, они питаются любыми трупами. Они многозначительно переглянулись. — Нынче ночью здесь будет для них пожива, — сказал Бренн, поежившись. — Нутром чую. — Возможно, — задумчиво кивнул Ромул. — Но мне кажется, что появление шакала — добрый знак. — С чего это? — Сам не знаю. — Ромул смолк и попытался применить те обрывки знаний, которые от случая к случаю передавал ему Тарквиний. Тщательно контролируя дыхание, Ромул вгляделся в шакала и в воздух над ним, выискивая нечто, чего его синие глаза при обычных обстоятельствах не могли бы рассмотреть. Казалось, он не двигался целую вечность; даже выдыхаемый воздух клубился вокруг него густым серым туманом. Бренн тоже молчал. Парфяне, собиравшиеся разжечь костер, подчеркнуто не замечали их. В конце концов Ромул повернулся. На лице его было отчетливо написано разочарование. Бренн следил за шакалом, который сидел все в той же позе. — Ничего не увидел? Ромул печально покачал головой. — Он явился, чтобы следить за нами, но я не знаю почему. Тарквиний сказал бы. — Не тревожься, — хлопнул друга по плечу галл. — По крайней мере, теперь нас четверо против двадцати. Ромул против воли улыбнулся. Там, где они стояли, было очень холодно, но им обоим казалось, что даже шакал куда ближе и роднее им, нежели воины Пакора. И потому, вместо того чтобы греться у огня, они сели бок о бок возле большого валуна и закутались в плащи. И как вскоре выяснилось, это решение спасло им жизнь. * * * Хорошо видя лестницу в свете факела, который держал Пакор, Тарквиний спускался по грубо вырубленным в земле ступеням и чувствовал, как ускоряется его пульс. По сторонам узкой лестницы возвышались деревянные подпорки, не дававшие земле обвалиться и засыпать проход. Ни командир, ни его телохранитель не говорили ни слова. Это полностью устраивало Тарквиния. Он молился Тинии, самому могущественному из этрусских богов. И Митре, невзирая на то, что никогда прежде не обращался к нему. Таинственная и неведомая религия очаровала Тарквиния, как только он впервые узнал о ней — еще в Риме. Тогда этот культ только-только начал распространяться; за десять лет до того его принесли с собой легионеры, воевавшие в Малой Азии. Последователи Митры вели себя до чрезвычайности скрытно, а идеалами называли истину, честь и доблесть. В культе существовало несколько уровней посвящения, и, чтобы перейти с низшего на высший, нужно было выдержать чрезвычайно мучительный обряд инициации. Вот и все, что знал гаруспик о митраизме. Конечно, в том, что следы поклонения богу воинов обнаружились в Маргиане, нет ничего удивительного. Здесь культ Митры процветал, возможно, даже здесь он и зародился. Хотя лучше было бы выяснить все это при более благоприятных обстоятельствах. Тарквиний саркастически усмехнулся. Он сам и его друзья пребывали на волосок от смерти. А значит, пришло время быть смелым. Если повезет, бог не разгневается на просьбу от непосвященного, столь необычным образом вошедшего в его храм. В конце концов, я ведь не просто гаруспик, гордо сказал себе Тарквиний. Я еще и воин. «Великий Митра, я иду со смирением в сердце, чтобы поклоняться тебе. Молю тебя: ниспошли мне знамение благоволения, которое могло бы умиротворить твоего слугу, Пакора. — Он замер в нерешительности, но затем все же отважился закончить свою молитву. — Я нуждаюсь в твоем водительстве, чтобы найти обратную дорогу в Рим». Тарквиний возносил молитву со всей силой, которую мог найти в своей душе. Ответом ему была оглушительная тишина. Он попытался не допустить в душу разочарования, но безуспешно. Пройдя восемьдесят четыре ступеньки, они оказались внизу. Воздух в подземелье был затхлым. Там перемешались запахи мужского пота, ладана и сгоревших дров. Ноздри Тарквиния зашевелились, а руки покрылись гусиной кожей. Здесь ощутимо присутствовала сила. Если бог находится в благоприятном расположении духа, то можно всерьез надеяться на то, что прорицательские способности вернутся к Тарквинию. Пакор полуобернулся и заметил реакцию гаруспика. — Митра — великий бог, — ухмыльнулся он. — Если ты попытаешься солгать, я это замечу. — Ты не будешь разочарован, — спокойно ответил Тарквиний, не отводя взгляда. Пакор хотел добавить что-то еще, но сдержался. На первых порах способность Тарквиния предсказывать будущее и находить решения самых сложных проблем чуть ли не в воздухе приводила его в трепет. Он ни за что не признался бы в этом вслух, но первые успехи Забытого легиона по изгнанию грабителей-кочевников были достигнуты лишь благодаря присутствию в войске гаруспика. Но несколько месяцев назад точные предсказания Тарквиния сменились туманными, очень неопределенными рассуждениями. Поначалу Пакор не обращал на это внимания, но вскоре положение изменилось. Он остро нуждался в пророчествах, потому что должность командующего на восточной границе Парфянского царства была обоюдоострой, словно меч. Пакор сделал громадный рывок вверх, однако в его положении можно было ожидать чего угодно. Даже для того, чтобы просто выжить, Пакору приходилось рассчитывать на божественную помощь. Какое-то время банды соседей очень часто тревожили пограничные земли. Причина тому была довольно проста: готовясь отразить вторжение Красса, царь Ород, правитель парфян, годом раньше вывел отсюда чуть ли не все местные гарнизоны. Большая часть военных сил отправилась на запад, и пограничье осталось почти без защитников. Кочевники не преминули воспользоваться предоставленной им возможностью грабить поселения, находившиеся неподалеку от границы. Вскоре они осмелели и стали соперничать уже между собой за право терзать Маргиану. Повеление, которое Пакор получил от Орода, звучало очень просто: разбить всех врагов и восстановить мир. Как можно быстрее. Пакор выполнил царскую волю. Но этот успех ставил под угрозу его положение и даже саму жизнь — царь не на шутку опасался любого военачальника, который хорошо проявил себя на поле битвы. Даже Сурена, одержавший великую победу при Каррах, не уцелел. Завидуя славе полководца и страшась ее, Ород через некоторое время после сражения приказал казнить Сурену. Подобные известия держали прочих военачальников пониже рангом, таких как Пакор, в постоянной неуверенности. Они лезли из кожи вон, чтобы заслужить царскую милость, но никогда не знали, как будут расценены их успехи, и отчаянно нуждались в разнообразной помощи, в частности от людей, подобных Тарквинию. Страх — последнее оружие, которое имеется у меня против Пакора, думал гаруспик. Но и оно пришло в негодность. Тарквиний чувствовал усталость, его воля ослабла. Если бог ничего не откроет ему, то придется сплести правдоподобную выдумку, которая смогла бы убедить безжалостного парфянина и спасти его самого и его друзей от гибели. Но Тарквиний уже несколько месяцев обманывал Пакора и сейчас сомневался, способно ли его воображение породить что-либо толковое. В полном молчании они шли по коридору с укрепленными точно так же, как и на лестнице, стенами. А потом оказались в вытянутом узком зале. Пакор прошел по периметру зала, начав с левой стороны, и зажег от факела расставленные в маленьких нишах масляные светильники. Помещение залил свет, и Тарквиний увидел росписи на стенах, невысокие скамейки вдоль стен и мощные деревянные столбы, поддерживающие низкий потолок. Но его взгляд сразу же обратился к торцу митреума, где стояли три алтаря, над которыми красовалась яркая фреска. На ней был изображен закутанный в плащ человек во фригийском колпаке, который, склонившись над припавшим на передние колени быком, вонзал нож глубоко ему в грудь. Митра. Его темно-зеленый плащ был расписан сверкающими звездами, по обе стороны возвышались, наблюдая за действиями бога, таинственные фигуры с пылающими факелами. — Тавроктония, — благоговейно склонив голову, прошептал Пакор. — Убив священного быка, Митра принес жизнь в мир. Тарквиний, стоявший у него за спиной, не глядя, почувствовал, что телохранитель поклонился, и поступил так же. Пакор медленно прошествовал к алтарю, пробормотал краткую молитву и поклонился в пояс. — Бог здесь, в своем храме, — сказал он и отступил на несколько шагов. — Будем надеяться, он откроет тебе что-нибудь. Тарквиний закрыл глаза и попытался собраться с силами. Ладони у него вдруг вспотели; никогда еще с ним не случалось такого. И никогда раньше он настолько не нуждался в помощи богов. Гаруспик сделал в прошлом множество важных предсказаний, но ни разу от него не требовали пророчества под страхом смерти. К тому же здесь он не мог наблюдать ни за ветром, ни за облаками, ни за птичьими стаями. Не было даже животного, которое можно было бы принести в жертву. Я один, думал Тарквиний. Он безотчетно опустился на колени. Великий Митра, помоги мне!