– Стало быть, существует связь. Что-то или кто-то, кому ты доверяешь, цепью амбиций связывает тебя с королевой Мерсии и ее войском. – Значит, кто-то близкий предаст меня? – Как тебе известно, мой принц, существует разная близость. Например, человек может жить в той же стране или в том же округе. И может статься – на том же искусственном острове, что и ты. Он может пользоваться твоим доверием. Ты можешь питать к нему дружеские чувства. И даже любовь. В глазах принца Бринаха вспыхивает гнев. – Ты смеешь обвинять мою жену? Осторожнее выбирай слова, пророчица. – Я никого не обвиняю. Я только излагаю видение и толкую значение для тех, кто не может прочесть его смысл. – Но в твоем видении нет ничего – ничего, что указывало бы на принцессу! – Существуют факты! Семья твоей жены не делает тайны из неприязни, которую к тебе питает. – Наш брак – договорной. Родители принцессы решили обручить ее со мной. – Так же, как фермер с убыточным хозяйством случает единственную плюгавую кобылу с крепким жеребцом из хорошей конюшни. – Ты заходишь слишком далеко! – Союз семей принес родне принцессы Венны куда большую выгоду, чем твоей! Отец согласился на этот брак, чтобы избежать возможного мятежа. Четыре года назад было много людей, поддерживающих ее клан, и твой отец обручил вас, чтобы обеспечить мир. Но времена изменились, у клана принцессы осталось мало сторонников, и ее семья утратила прежнее могущество. В итоге от этой сделки выиграл не ты, а Венна. А ее братец Родри! Этот малый больше похож на грифа-стервятника, чем на человека! Достаточно посмотреть, как он наблюдает за тобой, ожидая любого признака слабости с твоей стороны. Он недостаточно смел или не настолько глуп, чтобы открыто бросить вызов, к тому же он знает: в этом нет нужды. Он ждет своего часа. Когда на тебя нападут, и пальцем не пошевелит, чтобы прийти на помощь. Родри будет просто наблюдать и злорадствовать, а потом с удовольствием обглодает твои кости. – И ты думаешь, что Венна это допустит? – А как она сможет повлиять? – Но она моя жена! – Зачем нужна жена, если не затем, чтобы подарить своему господину наследника? Принц молчит. Ему нечего ответить. Что он может сказать? Ведь я права. Но от этого произнесенные слова не становятся менее ядовитыми для его ушей. Он с трудом сдерживает гнев. – Я во всем доверяю жене. Ее родня – мои союзники. И я буду верен этому союзу, покуда не появится причина усомниться в нем. – Разве я не назвала такую причину? Разве мое видение не открыло тебе глаза? – Кое-кто мог бы сказать, что твое толкование видения… не заслуживает доверия. – Стало быть, предпочтешь усомниться в словах провидицы, лишь бы не слышать горькой правды о жене? – Откуда мне знать, что это – правда? Некоторые люди могут сказать, что толковательница позабыла о даре провидицы и повела себя как обыкновенная ревнивая женщина! Теперь уже мне приходится сдерживать гнев. Я говорю ровно, хотя душа моя неспокойна. – Любой, кто прислушивается к словам таких людей, глупец. Принц открывает рот, но я не собираюсь выслушивать ответ. Я разворачиваюсь и, широко шагая, покидаю мое становище, удаляюсь от света костра и от Бринаха. Не привыкший к столь вольному обращению со своей персоной, но, не желая повышать голос из опасения быть узнанным, принц Бринах, яростно топая сапогами, возвращается на остров. Обратно к жене. 4 Тильда Задыхаясь, Тильда пятится от человеческой фигуры, в которую врезалась, фигуры, которая не может быть призраком, о чем свидетельствуют ушибленные запястья и ребра, и пытается привести путающиеся мысли в порядок. – Простите, – быстро произносит она, глядя на пожилого мужчину, с которым столкнулась. – Я не смотрела, куда бегу. Мужчина спокойно улыбается, все еще придерживая ее руку. Он высок и жилист. Как лунь седые волосы видны из-под полей твидовой шляпы. У него густая белая борода и кустистые брови. Очевидно, что пальто было выбрано им из соображений практичности, а не элегантности. Он держит палку с костяным набалдашником в форме лебедя, на шее у него висит дорогой на вид бинокль. – Этот туман, наверное, может легко сбить с толку, – говорит мужчина с мелодичным валлийским акцентом, с легким шипением выговаривая звук «с». – А вы бежали очень быстро. – Я бегаю почти каждый день. – И всегда в таком темпе? Мой бог, как хорошо быть такой сильной и проворной. Боюсь, я уже не способен совершать пробежки, – признается он, а потом с веселой улыбкой добавляет: – Разве что за мной кто-нибудь погонится. Мне нравится думать, что от страха ноги могут обрести крылья. Тильда пытается понять, что скрывается за выражением его лица. Что же он видел? Заметил ли он тех… людей? Знает ли, что я убегала от них? Она не может решить, что беспокоит больше: предположение, что старик видел ее преследователей, или мысль, что троица в лодке – плод воображения. – Я… Тильда колеблется. Нет, она не может обсуждать то, что видела, вернее, кажется видела, с адекватным человеком. Он решит, что она сошла с ума. Возможно, так оно и есть. Возможно, я теряю рассудок. Голос старика прерывает ее мысли. – Вы нормально себя чувствуете? Простите, но мне кажется, вы немного расстроены. Тильда качает головой и пытается взять себя в руки. Здесь ее новый дом, она будет жить, общаясь с соседями. Ей совсем не хочется, чтобы они думали о ней как о чокнутой с холма. – Все в порядке, спасибо. Думаю, я перестаралась, бежала слишком быстро. От этого у меня немного… закружилась голова. – Крепкий сладкий чай. Вот что прописала бы моя жена. – Он поднимает палку и показывает на туман, стелющийся вдоль тропы за его спиной. – Мой дом отсюда недалеко, может быть, зайдете на минутку? Готовлю я плохо, но чай способен заварить как следует. – О, спасибо, нет. Я не могу… – Конечно, не можете, и о чем я только думал? Ведь я даже не представился. – Мужчина протягивает руку. – Профессор Ильтид Уильямс, местный историк и заядлый орнитолог-любитель. Последние тридцать лет я живу в доме Старой Школы. Рад нашему знакомству! Тильда ухитряется изобразить на лице подобие улыбки. – Тильда Фордуэлз, художник-гончар. Вот уже пять недель, как я живу в коттедже Тай Гвин. Она надеется, что рукопожатие получилось достаточно крепким и уверенным. – Вот мы и познакомились. Правила хорошего тона требуют, чтобы мы вместе выпили чаю. Профессор поворачивается и, шагая на удивление энергично, идет вперед. Тильда колеблется, вспоминая, как отец предупреждал не брать конфет у незнакомых людей, но потом убеждает себя, что этому господину по меньшей мере восемьдесят лет, к тому же он не чужак, а сосед. И потом, ее до сих пор немного трясет, а мысль выпить чаю с этим здравомыслящим и реальным джентльменом кажется такой успокаивающей. Вдобавок Тильде сейчас совсем не хочется возвращаться в коттедж и сидеть там в одиночестве. Только не теперь. Обычно она радуется уединению, но сегодняшнее утро нельзя назвать обычным. Чай, да еще, несомненно, выпитый из фарфоровой чашки и сопровождаемый светской беседой, – пожалуй, то, что нужно. Меньше чем за минуту они доходят до ступенек перехода через живую изгородь, перебираются через нее и ступают на дорожку, ведущую прочь от озера. Асфальт под ногами Тильды тверд, и с каждой шагом она все больше убеждается: увиденное ей померещилось. Легче думать, что туман и странный призрачный свет сыграли злую шутку с ее слабым зрением и взвинченными нервами. Узкая дорога проходит мимо церкви и приводит путников к небольшому дому. Хотя Тильда и недавно живет в этой части Уэльса, она отмечает, что дом Старой Школы необычен и не похож на местную архитектуру. Он построен из того же серо-синего камня, и у него шиферная крыша, но на этом сходство заканчивается. Окна с частым переплетом глубоко посажены в стену. Стрельчатые арки украшают парадный и боковой входы. К дому ведут маленькая чугунная калитка и короткая дорожка, проходящая через сад, утопающий в цветах. По решеткам беседок и стенам вьются плетистые розы, ломонос и жасмин. Даже сейчас, в осеннюю пору и в такой ранний час сырого дня, воздух здесь благоухает. Прекрасные экземпляры гортензии и чубушника душистого соперничают с различными кустарниками, растущими между фасадом дома и невысокой каменной стеной. Сад повсюду: за домом растут высокие старые деревья, дающие укрытие, тень и создающие ощущение уединенности. Здесь все дышит красотой, покоем и защищенностью. – Входите, входите. Профессор ставит палку в подставку для зонтов и вешает на нее пальто. Тильда стягивает водонепроницаемую куртку для бега, отдает Уильямсу и снимает грязные кроссовки. – Гостиная вон там, – объясняет профессор, взмахом руки показывая на дверь справа. – Устраивайтесь удобнее и чувствуйте себя как дома, а я пока приготовлю чай. С этими словами он исчезает на кухне, и вскоре Тильда слышит, как закипает вода и звякают о поднос фарфоровые чайник и чашки. Потолок в коридоре низкий, из-за частых оконных переплетов сюда проникает мало дневного света, но в царящем сумраке видно: профессор Уильямс – завзятый коллекционер. Все полки, шкафы и стены уставлены и увешаны изделиями из латуни и фарфора, картинами, разнообразными безделушками. У подножия деревянной лестницы стоят очень красивые высокие часы. Их мерное тиканье задает успокоительно медленный ритм, в котором хочется прожить всю жизнь. Тильда подходит ближе, чтобы лучше их рассмотреть. Корпус сработан из полированного темно-красного дерева, наверное, из грецкого ореха, решает гостья, циферблат отделан перламутром, а стрелки отлиты из латуни. Тильда слышит, как в скрытых глубинах жужжат механизмы и молоточки готовятся пробить десять часов. Внезапно часы останавливаются. Не слышно ни боя, ни тиканья. Ничего. Тильда чувствует, как кожу на затылке начинает покалывать. Она совершенно точно знает, просто знает: часы остановились из-за нее. Она бросает взгляд в сторону кухонной двери и слышит, как хозяин возится там, готовя чай. Быстро покинув коридор, Тильда через низкую дверь проходит в гостиную. Здесь все устроено так, чтобы человеку, который любит читать, было удобно. Книжные полки занимают две стены, а вдоль двух других стоят шкафы и высятся стопки томов в переплетах. Небольшой диванчик и лампы для чтения – у камина, потертое кресло – напротив окна, из которого открывается лучший вид на сад и озеро. Как и в коридоре, здесь много безделушек и диковинок. Ожидая профессора и пытаясь отделаться от владеющего ею чувства смутной тревоги, которое усугубилось, когда остановились часы, Тильда останавливает взгляд сначала на древнем проигрывателе и стоящей рядом коробке, полной виниловых пластинок, потом – на висящей устрашающей деревянной маске, потом – на богато украшенном верблюжьем седле, потом – на лежащем на каминной полке большом ископаемом моллюске. Не в силах устоять перед искушением, Тильда дотрагивается до него. Когда она поворачивается к двери в ожидании обещанного чая, ее взгляд падает на широкий письменный стол в углу. На нем расстелена старинная карта. На одних углах стоят два стеклянных пресс-папье, на других – латунная фигурка ослика и пустая жестянка из-под мятных помадных конфет. Тильда склонилась над картой, когда входит профессор Уильямс, неся поднос с чаем и угощением. – Вот и я. О, вижу, вы нашли мою карту озера и его берегов. Прекрасный образчик искусства картографии начала двадцатого века – думаю, вы со мной согласитесь. Так, куда бы мне поставить поднос? Не могли бы вы убрать с журнального столика весь этот мусор? Большое спасибо. Он ставит поднос, и фарфоровая посуда угрожающе дребезжит. Тильда сняла вязаную шапочку – ее необычные волосы стали заметнее. Ей приятно, что хозяин дома ничем не выдает своих чувств, даже если замечает в ее внешности что-то вызывающее беспокойство. – Действительно, карта замечательная, – соглашается она. – Судя по ней, здешние места мало изменились. Правда, озеро кажется крупнее, чем в наши дни. – Вы правы, в те времена оно было больше. Профессор берет очки с подлокотника, надевает и склоняется над столом. – Церковь тогда стояла ближе к берегу и дом священника тоже… вот здесь. Теперь это дом престарелых, и между ним и озером лежит широкая полоса земли. В приходских архивах есть записи, свидетельствующие о том, что иногда озеро выходило далеко из берегов. А вот здесь, в дальней его части, обозначен искусственный остров. В Ирландии они встречаются повсеместно, но в Уэльсе этот – единственный. Когда создавалась карта, от него мало что осталось, но люди знали: он искусственного происхождения. – Он смеется, тихо и весело. – Что ж, они не могли этого не знать – ведь остров находился на этом месте долгое время.