Дверь распахнулась, и на пороге кабинета появилась пухлая деловитая девушка в больших очках. Все в ней было серьезным – от забранных в тугой узел волос до мягкой складки пухлых губ. И руки она держала на уровне груди, как будто была готова жестикулировать, доказывать или просто что-то ими делать. Девушка мимолетно глянула на незнакомого мужчину и снова перевела взгляд на начальницу: – Слушаю вас, Алла Николаевна. – Риточка, познакомься, это Лев Иванович, из полиции. Ему нужна наша помощь. Проводи его к себе, покажи, пожалуйста, все фотографии, которые у тебя есть в компьютере с наших выставок. – Все? – округлила глаза Рита. – Но их же там тысячи! – Ничего, – ободряюще улыбнулся Гуров, поднимаясь, – мы разберемся. Я вас очень надолго не задержу. Кабинет помощницы был небольшим, но по-деловому уютным. Стол завален проспектами, какими-то папками, на втором приставном столе сбоку компьютер, монитор облеплен цветными стикерами с записями. Да и на стенах не было свободного места. Там и афиши, и небольшие панно. Рита внимательно выслушала полковника из МВД, кивнула головой и стала открывать в компьютере папки с фотографиями с различных мероприятий. Она рассказывала, что и когда происходило, кого они приглашали на открытие. Это все было очень интересно, но бесполезно для Гурова. Но он не мешал девушке говорить, пытаясь вникнуть и понять, как организуются выставки в этом салоне, какой круг творческих людей вокруг него существует. Получалось, что тематика, близкая интересам Борисовского, присутствовала на выставочных площадях крайне редко. Борисовского Рита знала хорошо, именно она его и приглашала, она его познакомила с Годнарской. Правда, точно вспомнить, как сама познакомилась с историком, Рита не смогла. Но, учитывая огромное количество знакомых, число которых росло как снежный ком от выставки к выставке, Гуров этому не удивился. – Дядька он был желчный, – грустно улыбнулась девушка, когда сыщик стал ее расспрашивать о Борисовском. – Но он и специалист необыкновенный. У него просто энциклопедические познания были в этой области. Я имею в виду награды, символику. У него и своя коллекция была неплохая. Правда, маловата для участия в выставке, но кое-какие интересные раритеты он хранил. – А что в его коллекции было ценного? – спросил Лев, стараясь не выдать своего волнения. Ведь убийство могло иметь и эту цель. – А… – Девушка на несколько секунд замерла, глядя на полицейского, потом судорожно сглотнула и спросила с печальными интонациями в голосе: – А Всеволода Игоревича убили из-за этой коллекции? – Ну что вы, Рита! Начитались детективных романов? Борисовский погиб в результате дорожно-транспортного происшествия. Это был просто несчастный случай. Так что было в коллекции Борисовского? – В основном военные значки. Кажется, два или три уланских и рейтарских еще с войны 1812 года… – И вы не уверены? – опешил Гуров. – Так это же… реликвия! – Не уверена, – как-то уныло ответила девушка. – А все потому, что он не выставляет их. Да и не показывает почти никому. Я просто слышала о его коллекции, он с кем-то о ней говорил. Не помню уж с кем. Есть, кажется, орден Красного Знамени из первой сотни, еще что-то. Я мельком видела два года назад. Он тогда приносил и вынимал из портфеля свою тряпочку, на которой они у него в рядочек были пристегнуты. – Тряпочку? Не шкатулку? – Шкатулку? Нет, тряпочка, серая такая, плотная. Что-то вроде куска старого гобелена. – Хорошо, Рита, давайте с вами пробежимся по фотографиям с двух последних выставок на историческую тематику, на которых присутствовал Борисовский. Вы ведь всегда знали, что он приходил, такого не могло быть, что он на выставку приезжал, а вы об этом не знали? – Не понимаю… Ну, нет, конечно… Не поехал бы Борисовский без приглашения. Знаете, есть у него такая черта. В молодежной среде это понты называется. Простите. – Да будет вам, Рита! Что вы извиняетесь, вы же пытаетесь как можно точнее объяснить мне причину. Я понял вас… А вот это Борисовский? – Да. Это они на прошлой выставке с Аллой Николаевной позируют у афиши на входе. Они минут тридцать рассматривали фото с последней выставки, потом перешли к предыдущей, тоже на историческую тематику. Около пятисот фотографий, и ни на одной Борисовского не было. Гуров предположил даже, что историк не приезжал на нее, но Рита уверенно заявляла, что сама лично встречала Всеволода Игоревича у входа. Вдруг она остановилась и показала рукой на спину человека на одном из фото. – Вот он. Где-то еще, по-моему, он попадал в кадр. Мы групповое делали, он там точно есть… – Подождите! – Гуров не удержался и схватил Риту за локоть так, что девушка вздрогнула. – А этого человека вы знаете, того, с которым Борисовский разговаривает? – Да, это бывший работник МИДа. Колотов его фамилия. Имени и отчества не помню, я с ним только один раз общалась, когда Борисовский нас знакомил. – Андрей Сергеевич его зовут, – задумчиво произнес Лев, глядя на снимок, на котором Борисовский дружески обнимал за плечо Колотова, что-то ему со смехом рассказывая. Судя по изображению, они были хорошо знакомы. Еще час Рита добросовестно листала фото в папках, выискивая на них Борисовского. Попадался старый историк не часто, но каждый раз Лев просил называть имена и фамилии тех, с кем был снят Всеволод Игоревич. Особенных надежд он не питал, но все же кое-какую информацию о жизни и быте Борисовского в последние дни и недели его жизни почерпнуть было можно. Сюрприз ждал его через двадцать минут. Он вдруг увидел на фотографии с выставки полугодичной давности Бурунова. Отставной генерал стоял возле витрины с раритетами, внимательно что-то разглядывая. – А этого человека вы знаете? – спросил Гуров, показывая на фото Бурунова. – Этого? Нет, этого не знаю. Наверное, просто посетитель. С улицы зашел. Крячко остановил машину на Фрунзенской набережной и осмотрелся. Гуров поднялся из-за столика небольшого открытого кафе и помахал рукой. – Вон он, – кивнул Стас Григорьеву. – Пошли, хоть что-нибудь в рот бросим. С утра ничего не ел, а время уже четыре. Когда сыщики устроились за столиком, симпатичная официантка приняла заказы и упорхнула за стойку. Крячко подозрительно посматривал на старого друга, но вопросов не задавал. Бесполезно задавать их Гурову, пока тот сам не созреет и не сформулирует в голове ответы на те вопросы, которые ты готов ему задать. Но что-то произошло, какая-то интересная информация, очевидно, появилась. – Вы ешьте, ешьте, – коротко бросил Лев, записывая что-то в своем блокноте, – я сейчас. Он кивнул официантке, и она принесла ему чашку кофе. Закончив делать пометки, Лев положил блокнот на стол и, потягивая кофе, начал смотреть куда-то в сторону набережной, о чем-то напряженно думая. – Может, начнешь? – предложил Крячко, уминая стейк. – Ну да, – немного рассеянно ответил Гуров. – Я был сегодня в этом художественном салоне. Говорил с управляющей, с ее помощницей, которая непосредственно занимается организацией выставок. И, между прочим, просмотрел не одну сотню фотографий, сделанных в разное время на разных выставках в том салоне. Ребята, Борисовский был знаком с Колотовым. Они хорошо друг друга знали, и в салоне Колотова тоже знали. – На размышления наводит, но не более того, – отозвался Крячко, вытирая губы. – Слабенькое совпадение. Но тебя, как мне показалось, впечатлило там не это. Или не только это. Ты уж все рассказывай, Лева, не томи. – А? – Гуров как будто вынырнул из омута своей задумчивости. – Да, совпадение. А еще у Колотова была своя личная коллекция старинных значков, наград и каких-то знаков отличий. И многие из них имели историческую ценность. – Вот это уже интереснее, – усмехнулся Григорьев. – Теперь хотя бы понятно, из-за чего весь сыр-бор мог быть. Это уже смахивает на серьезный мотив преступления. Перечень предметов, составлявших коллекцию Борисовского, есть? Вот вам и шкатулочка! – Ничего подобного, – возразил Лев. – Коллекция Борисовского хранилась не в шкатулке. Все предметы крепились к куску плотной ткани, и их там было около десятка. В тот размер шкатулки, следы которой мы видели на пыльной поверхности, они бы не поместились. Получается, что коллекция пропала, если только Борисовский не хранил ее, скажем, в банковской ячейке. Но это я так, фантазирую. Главное, что факт ее существования косвенно подтвержден. И в квартире мы ее не нашли. Нашли тайник в шкафу, но он был пуст. – Значит, все просто, – заключил Григорьев. – Опрашиваем все его контакты, всех, кто мог знать о существовании коллекции. Его могли убить из-за этих ценностей, не зная, что она не очень велика. Она ведь не может стоить миллионы долларов? Хотя в наше время и за тысячу рублей убивают. Есть версия: генерала Бурунова могли убить из-за его орденов. Надо проверить, сохранились они или нет. Ведь за годы службы он мог получить очень много наград, включая и высшие. – Не спеши, Максим, – покачал головой Гуров. – Насчет Бурунова ты прав, конечно. Только ты не знаешь, что и Бурунов ходил на эти выставки в салон. Если мы установим, что все трое погибших пенсионеров были знакомы друг с другом, то количество версий увеличивается в геометрической прогрессии. – Колотов за время работы в МИДе тоже мог иметь награды. Причем и высокие, – добавил Крячко. – Мы же не знаем, чем им там приходится заниматься и как их за это награждают. – Наш план таков. – Лев снова взял в руки свой блокнот с записями. – Максим, ты подними базу данных на уголовников, кто специализировался на краже раритетов, кто входил в преступные группы с подобными целями. Особенно внимательно изучи в их делах контакты в экспертном сообществе. Уголовники чаще всего не особенно-то грамотные, и их обычно используют люди, обладающие информацией о ценности раритетов и имеющие представление о том, как и где все это можно сбыть. – Хорошо, Лев Иванович. Сделаю. – А ты, Стас, возьмись за квартиры наших стариков. Участковых, понятых, все как положено, и перетрясите там все, особенно поищи возможные тайники. Постарайся выяснить, может, у кого-то из наших фигурантов были дачные домики за городом. Тайники могли быть устроены и там. И, возможно, недавно кто-то продавал такой дом. – Резонно, – согласился Крячко. – По крайней мере, у нас в тылу не останется такого вопроса, как спрятанные ценности. Но останется вопрос, а были ли они вообще? – А вот этим займусь я, – кивнул Лев. – Постараюсь поговорить со всеми, кто был близок или дружил с нашими стариками. Кто мог знать об их наградах, способе хранения. Соседи говорят, что и Колотов, и Бурунов никуда давно уже не выходили из дома. Получается, что кроме той девушки, в случае с Колотовым, и с тем парнем, в случае с Буруновым, пенсионеры ни с кем не общались. Остается еще неизвестная покашливающая личность, связанная с Борисовским. Но Борисовский был еще активен, он не сидел безвылазно дома. – Может, в этом и есть ключ к разгадке? – предположил Григорьев. – Браво, капитан! – похвалил Крячко. – Ну-ка, поточнее изложи свою мысль. – Излагаю, – хмыкнул оперативник. – К тем старикам, кто не мог ходить в магазины и обслуживать себя, преступники подослали девушку и парня. А того, кто вел еще активный образ жизни, я Борисовского имею в виду, обрабатывал сам главарь банды или инициатор преступного замысла. Он ведь, по описанию, старше парня и девушки. Напрашивается вывод, что он лидер. Награды Бурунова были на месте. Крячко позвонил и сообщил об этом первым делом. Количество наградных колодок на гражданском пиджаке соответствовало наградам на парадном генеральском кителе в шкафу. На всякий случай Стас сделал список наград и отправил через Орлова запрос в Минобороны, соответствует ли количество наград истинным данным. Обыск в квартире покойного Колотова тоже ничего нового не дал. Да, награды были и у него, но не так много, и все они, видимо, были на месте. Да и особой ценности они не представляли. Версии о тщательно подготовленных убийствах с целью похищения старинных раритетов и наград рушились одна за другой. Гуров выслушал Крячко без сожаления и отчаяния. Ему даже как-то стало легче на душе. Он понимал, что за этими преступлениями стоит что-то другое. Преступления есть, пусть и не доказанные. Тут чутье Орлова не подвело, он правильно увидел связь в странных смертях заслуженных пенсионеров. Не награды? Ну и пусть, не это главное. Безусловно, важно понять, что похищают и из-за чего убивают пенсионеров. Поняв эти детали, можно выйти на преступников. Но важно и другое – преступник будет продолжать искать новую жертву в этой же среде. У него есть какая-то идея, и, повинуясь ей, он и совершает эти преступления. Что же его интересует? И снова началась методичная кропотливая работа по сбору информации об этом человеке. Гуров созванивался, встречался, расспрашивал коллег Колотова, кто с ним работал когда-то, тех, с кем он был в близких отношениях, с кем дружил, когда еще была жива его жена. Отзывались об Андрее Сергеевиче по-разному, но все же хорошо. Имелись у бывшего мидовского работника кое-какие черты характера, которые людям, мягко говоря, не импонировали. Но, извините, мягкого и добродушного человека на руководящую должность в МИДе и не поставят. Это понятно. Понятно и то, что редкий человек решится по истечении стольких лет вывалить сыщику информацию о каких-то неприглядных поступках Колотова. В любом случае ухватиться было не за что. Не менее грустно обстояли дела и с изучением окружения Бурунова. Отыскать его сослуживцев почти не удалось. На запросы мало кто отвечал, дозвониться самому Гурову удавалось не до всех. Но и из тех крох информации, которую он получил, было ясно: сильный командир, волевой человек, но сближался с людьми очень редко. Требователен был к ним. Как и к себе, между прочим. И все же сведения, добытые с таким трудом, не отвечали на вопрос, кто и за что мог убить этих пенсионеров. О Борисовском Гурову больше всего рассказал старый профессор, бывший сотрудник одного из филиалов Исторического музея Беляшин. Старику было 82 года, но он старался, как рассказали сыщику, вести активный образ жизни. Много гулял, дышал свежим воздухом и не отказывался от пеших прогулок даже в морозы или непогоду. В парке на Чистых Прудах Гуров его и нашел сидящим на лавочке с журналом в одной руке и большой лупой в другой. – Петр Кириллович! Добрый день! – громко поздоровался сыщик. Пенсионер поднял на него удивленные глаза, потом покрутил головой, глянув вдоль аллеи парка в одну сторону, в другую, и недовольно проговорил: – А чего же вы кричите, молодой человек? Я не глухой. Слышу вас прекрасно. А вы кто будете? Гуров хмыкнул от такого обращения к себе, но счел, что в глазах 82-летнего старика он действительно человек относительно молодой, и не стал возражать. Тем более что с Петром Кирилловичем ему предстояло найти общий язык, иначе полезной информации не получишь. Надо собеседника к себе расположить. – Вам из музея звонили, просили оказать помощь и дать консультацию работнику полиции. Помните? Так вот я и есть тот самый работник. Меня Лев Иванович зовут. Позволите? – Гуров указал рукой на лавку. – А, ну конечно! – закивал головой Беляшин и с готовностью подвинулся, как будто на лавке и без того было мало места. Хороший признак, решил Лев. Готовность помочь у него есть. Еще бы и возможность была. Сколько уже пустых разговоров пришлось провести за эти дни. Он уселся рядом, закинул ногу на ногу и, положив свою черную папку на колени, произнес: – Мне хочется расспросить вас о вашем хорошем знакомом, о Борисовском. – Всеволод Игоревич, – печально покивал головой старик. – Как же, как же… Слышал уже. Как обидно, сколько еще не сделано, какие планы у него были. Ах, беда-то какая!