- А он? - Он посидел-посидел, вперед все молчал, потом встал и полез в гардероб. Я вначале думала, что он так, шутейно, или оттого, что выпивши… - Так, так, дальше? - поддерживал Захаров рассказ Максаковой. - Когда он стал вытаскивать Толиков костюм, я подошла к нему и принялась стыдить его. Тут он оттолкнул меня и говорит, что это его костюм. Я было кинулась к соседям. Тогда он меня догнал в дверях и сшиб с ног. Я стала просить, а он заладил одно и то же: «Где золотая медаль?» Я сказала, что не видела у Толика никакой золотой медали. Он ударил меня ногой в грудь, а потом чем-то тяжелым по голове. Мать замолкла. - А потом? - Дальше я ничего не помню. А когда пришла в себя, увидела, что в больнице. Поворачиваю голову, смотрю - рядом на койке Валя. Вся в бинтах, лицо распухло. - Какая Валя? - Дочь моя. Всю ее изуродовал… В продолжение рассказа матери Толик кусал губы, сжимал кулаки, наконец, не выдержал: - Мама, хватит! Не нужно больше. Скажи, что с Валей. Где она? - В больнице. - Вот заключение медицинских экспертов. Ее положение тяжелое. Сотрясение мозга, лицо обезображено. Читайте. - Захаров протянул письменное заключение экспертов. - Ах, подлюга!.. Ах, подлюга! - простонал Толик. Он стоял, опустив голову и закрыв глаза ладонями. Потом дрожащим от подступивших слез голосом обратился к матери: - Мама… Прости меня. Иди, домой, прошу тебя, иди. Я виноват во всем. Меня будут судить. Большего Захаров от этой встречи и не ожидал. Он решил, что дальнейшее пребывание матери только помешает допросу. - Гражданка Максакова, вы свободны. Сержант, проводите, - сказал он вошедшему с карабином часовому. Когда мать вышла, Толик твердо сказал: - Гражданин следователь, я все расскажу. Все. Только пообещайте мне одно. - Что именно? - Свидание. - С кем? - С Князем. - Зачем? - Я хочу видеть его. - А если это свидание не состоится? - А если я задушу его в «черном вороне», когда нас повезут с суда?.. Толик дрожал. - Ну, это еще как сказать! Князь гуляет на свободе. А в «черном вороне» пока будут возить вас одного. - Захаров сочувственно улыбнулся. От этой улыбки Толика точно передернуло. - Пишите адрес! - не выдержал он. - Клязьма, Садовая, дом девять, маленькая дача с зеленой крышей, у колодца. Захаров спокойно записывал. - Московский адрес? - спросил он тоном, в котором старался не выдать волнения. - Ременный переулок, дом четыре, квартира семнадцать. Летом он обычно живет на даче. Две тревожные ночи, проведенные в засаде у дачи Князя, легли под глазами Захарова темными кругами. «Неужели и сегодня он не приедет?» - подумал он и поднял глаза на Толика. - Когда обычно Князь возвращается в Клязьму? - Как правило, с последним поездом. Иногда ночует в Москве. Сегодня он будет обязательно на даче. - Почему? - Сегодня суббота. Неделю он «честно» трудился. Сегодня с вечера даст большой загул до понедельника. Это его твердый режим. - С кем он живет? - Сейчас один. Отец в длительной командировке, мать - на курорте. - Он не женат? - Нет. Есть у него любовница. - Оружие? - Пистолет ТТ и нож. Бойтесь ножа. 44 Клязьма. Небольшая подмосковная дачка с заросшим и глухим садом обнесена дощатым покосившимся забором. Рядом с большими соседними дачами она выглядела сиротливо даже ночью. Занавешенные тюлевыми шторами маленькие окна, в которых горел свет, защищались от любопытных глаз прохожих зеленой изгородью акации. Стояла тихая лунная ночь. Лишь то нарастающий, то замирающий гул проходящих мимо электропоездов изредка будоражил тишину дачного поселка. Захаров и Карпенко, одетые в штатское, неслышно закрыли за собой ветхую калитку и, прижимаясь к густому кустарнику, прошли к невысокому крыльцу. Захаров мягко нажал плечом на дверь. Она оказалась закрытой изнутри. - Стой там, - сказал он шепотом и кивнул на зеленую беседку из плюща, куда не проникал лунный свет. - Я пойду к окнам. На свет не выходи. Здесь кто-то есть. Оглянувшись, Захаров, как кошка, прошмыгнул мимо затемненных окон за угол дома и остановился под густой рябиной против освещенного окна. Окно было открыто. Сквозь тюлевую штору можно было рассмотреть двух людей. За столом сидели женщина и мужчина. Захаров прислушался. - Я предлагаю выпить за вашу большую покупку, - сказал женский голос. - Если не выпьете, то ваш «ЗИМ» развалится на втором километре или, чего доброго, полетите в пропасть с этого, как его там?.. - Чуйского тракта, - подсказал мужской голос. Такой голос мог принадлежать только физически сильному человеку. - Да, с Чуйского тракта. - Пьем, - согласно прозвучал мужской голос, и на занавеске появился силуэт руки, поднявшей стакан. - Вот это я понимаю, это по-мужски! А у нас в Москве пошли такие мужчины, что пьянеют от рюмки кагора. - А вы? Почему вы не пьете? - Дамам можно сделать скидку. Особенно таким хрупким, как я. Да, кстати, сколько вы заплатили за свой «ЗИМ»? - Платить буду завтра. Сорок тысяч. - Кто же та счастливая особа, которая вместе с вами будет ездить на этой машине? - Моя жена. Женщина расхохоталась. - Вы это сказали таким тоном, точно в свою жену влюблены так же, как до женитьбы. - Вы правы. У меня очаровательная жена. В нее я влюблен все так же, как двенадцать лет назад, когда она была еще невеста. Со стороны железной дороги послышался гул приближающегося электропоезда. В какие-то минуты этот гул затопил весь поселок. Дальнейший разговор в комнате теперь Захаров слышал плохо. Оглядевшись, он заметил, что у второго освещенного окна - оно было ближе к столу - штора подходила к косякам неплотно, а со стороны соседнего дворика окно прикрывалось шапкой густого и высокого кустарника. Николай пригнулся и неслышно нырнул в заросль перед вторым окном. Теперь он отчетливо видел молодую, в цветном халате, женщину, ту самую, с которой он разговаривал три дня назад. Она сидела в кресле и курила, пуская дым кольцами. - Вы, кажется, все-таки захмелели? - спросила женщина с улыбкой, которая означала: «А я-то думала!»