– Ножичек мой всех нас спас. – Да, ножик, что и говорить, пользительный, – заметил Кравченко, наконец-то втащивший вместе с Али носилки внутрь башни. – Но если бы ты за ним, Федя, не гонялся, то мы в подвалы эти и не попали бы. Это один сказ, а второй о том будет, что к делу-то его есаул приспособил. Григорий Яковлевич, как ты углядел это место на стене? – Само в глаз упало. – Свойство такое у вас в роду. Слово ты знаешь! – восхищенно сказал Кравченко. Биля подпрыгнул, подтянулся и вылез из подвала на первую площадку башни. – Огонь погасите! – тихо сказал он. – Братцы, а ведь денежка нам сама в руки идет! – с нескрываемым торжеством заметил Чиж. – Вот и цифирь с румба. – Он показал на карту. – Пока она придет, нам покушать не мешало бы. Огонь, тебе сказали, погаси, – сказал Кравченко и полез вслед за Билей. – Федор Семенович, и ты поди сюда! – донесся сверху голос есаула. Биля стоял в нише окна, за которым до самого горизонта расстилалось море. Оно и звездное небо казались отсюда одним целым. Только внизу справа горели какие-то огни. – Федор, тебе идти. Оглядись, разберись, где мы есть, и сразу дуй обратно, – сказал Биля Чижу, который жадно втягивал в себя полной грудью морской теплый воздух. 6 Лондон, Англия За окном лил тягучий лондонский дождь. За окном висело темно-синее пятно уличного фонаря. Кэтрин окунула перо в голубую тушь и вывела хохолок на голове попугая. Тушь впитывалась в бумагу и слегка расползлась, делая неровными края линий. Но эту погрешность мог рассмотреть только очень острый взгляд, брошенный через увеличительное стекло. Миссис Ньюкомб что-то перебирала в мешке для рукоделий, когда в комнату вошел Крэш. На серебряном подносе, который он нес одной рукой, лежали несколько писем. В свете керосиновой лампы, еще редкой в те времена даже в Англии, они тоже казались синеватыми. Дождь за окном припустил еще сильнее. Крэш поставил поднос перед Кэтрин и сделал шаг назад. Девушка сразу увидела, что он не принес ей ничего радостного. – Мэтью, вы приготовили комнату для миссис Ньюкомб? – спросила Кэтрин. – Я сделал это и перенес туда багаж миссис Ньюкомб, – почтительно ответил Крэш. Кэтрин взяла один из конвертов и посмотрела на его обратную сторону. Два расплывшихся штемпеля стояли и там. – Где же наш Генри? Письма опять вернулись, – горестно сказала она. – Возможно, военная неразбериха, мисс, – попытался утешить ее Крэш. – Да, ничего не разобрать. Я – мать, которая… – вдруг быстро пробормотала миссис Ньюкомб, все ниже склоняясь над своим мешком, будто пытаясь залезть в него. – Выгнали детей по деревьям, по лесу, по камням. Все это благодаря моему уму, мисс Кортни! Крэш и Кэтрин замерли. – Никакого корабля, потому что по делу и без дела! Дальше шло. Где же мне быть? Но объясняю вам, я мать, и другой нет! Деньги на деньги и к деньгам деньги! – Миссис Ньюкомб распрямилась, склонила седую голову набок и сверху вниз, как попугай на рисунке Кэтрин, посмотрела на нее. Горная дорога, Кавказ В свете догорающего костра чернела телега с задранными оглоблями. Рядом с ней паслась стреноженная пегая лошадь. Она неловко опускала голову, когда ей приходилось сделать лишний шаг. Вода в котелке закипала. Пшенная крупа и кусочки сала начинали крутиться. Они то поднимались, то снова опускались по блестящей округлой стенке. У огня по-турецки сидел крестьянин в армяке, накинутом на плечи, и внимательно осматривал деревянную ложку. Какая-то тень мелькнула за телегой. Крестьянин поднял голову и всмотрелся в темноту. Из нее вышел Ньюкомб. Одна рука у него была заложена за спину. Крестьянин открыл рот, но ничего не успел спросить. Ньюкомб вынес руку с револьвером из-за спины, приложил ствол вплотную к его уху и выстрелил. Лошадь за телегой дернулась в сторону. Крестьянин, опрокинув котелок, висящий на палке, повалился на бок, в огонь. Шапка соскочила с его головы. Кровь быстро заливала щеку и седеющие волосы, разметавшиеся по сухой траве. Нога Ньюкомба наступила на шапку, смяла ее. Раздалось шипение костра, заливаемого водой. Огонь еще раз вспыхнул и погас. Окрестности Балаклавы, Крым Биля взял узкую белую ленту, вырванную из подола его полотняной рубахи, и опустил ее в черепок с какой-то темно-зеленой кашицей. Сквозная рана на груди Слейтера, чуть ниже ключицы, алела вспухшими краями. Есаул быстро положил на нее сначала что-то бурое, похожее на мох, а потом и ленту, пропитавшуюся целебным составом. Рядом с черепком лежала фляга с водой. Кусочки сахара примостились на развернутой тряпице. Али сидел на корточках рядом с Билей и с большим интересом следил за каждым его движением. Есаул закончил перевязку и стал дробить камнем сахар. Кравченко еще раз оглядел замки штуцеров и довольно покачал головой. Вверху, в оконном проеме, сидел Вернигора и посматривал в ту сторону, откуда пластуны уже давно поджидали Чижа. – Рану надо чистить, – сказал Али. – Нужны игла и конский волос. Протягиваем его через рану, чтобы гной собирал. Сверху пластырь. Как волос испачкается, новый клади. Так делай! – Как же это терпят? – с большим интересом спросил Биля. – Вчетвером держим! Если так не делать, то рана загниет, черный огонь бросит. Есть люди, которые хорошо травы знают. Бабка у нас по горам славилась, настоящая колдунья была. Никто лучше ее не мог найти лай-траву в поле. А искала ведь в темные ночи, когда ни одной звезды на небе не было! Много она народа этим корнем испортила! Ты знаешь, он ведь на медвежью лапу похож. Рвать его надо с умом. Лечь на землю так, чтобы собой все листья покрыть, выдернуть сразу, как только закончишь заклятье читать, потом высушить в печи и опрыскать кровью совы. Примешай к просу или к айрану и дай кому хочешь. Человек сейчас же залает собакой, ум потеряет, высохнет весь и умрет. Но сперва насмерть может закусать каждого, поэтому его надо убить! Вернигора даже свесился с окна, чтобы не пропустить ни слова из такого интересного рассказа, и чуть не упал. В последний момент он успел схватиться за подоконник и удержать равновесие. – Ну, это ты загнул, Али Битербиевич! – заметил Кравченко. – Порча точно есть, но вот чтобы собакой люди лаяли, это вряд ли. Али гневно посмотрел в его сторону и заявил: – Ума у меня немного, но что знаю, то и рассказал! Биля собрал дробленый сахар в ладонь, всыпал его во флягу и стал размешивать. – Сила в травах большая, что и говорить, – сказал он и дал воды из фляги Слейтеру. Тот стал жадно пить, потом приоткрыл глаза, обвел Билю мутным взглядом и снова впал в забытье. Кравченко неодобрительно посмотрел на англичанина и проговорил: – Весь сахар на него извели. Такие гады без всякой лай-травы не говорят, а гавкают! Псы как есть! – У всякого народа есть свой демон, но и Бог его никогда не забывает. У этого британца ангел-хранитель ой как силен, коли жив он до сих пор. Если бы мы его там бросили, то из-под земли никогда не вышли бы. – Никак Федор к нам пробирается! Мешок у него здоровущий! – с радостью сообщил товарищам Вернигора со своего поста. На маленьком костерке в подвале башни весело закипал котелок. Чиж подхватил его с огня рукой, обернутой в чистую белую тряпку, задрал голову и заявил: – Кипяток-то принимайте! Я с ним сам не вылезу отсюда! Пластуны теперь живописно возлежали вокруг импровизированного дастархана. На рядне мешка лежали хлеб, ветчина, стояли две бутылки с элем под сургучными пробками, английские консервы. Чиж гордо утвердил котелок между камней. – Вот, казалась бы, дюже не хитрая такая вещь, как чай горячий, а смотрю я на котелок сейчас так, как, скажем, и на родного брата не глянул бы, – проговорил Кравченко, протягивая Чижу кулек с заваркой. Тот всыпал ее в кипяток. – Это точно, что скучали мы по нему, очень даже. До полного огорчения, – заметил он. Биля первым взял хлеб, за ним потянулись к нему и остальные казаки. – Только пить нам его не из чего, будем теплый хлебать, – сказал Кравченко. Чиж достал из кармана глиняную пивную кружку и с триумфом поставил ее рядом с котелком. – Ну, Федя! – Кравченко только развел руками. – Федор Семенович у нас сегодня отличившись, да вот только было ему сказано, что туда и обратно. – Биля внимательно посмотрел на Чижа. – Не было у меня ни малейшей возможности это до точности исполнить, – ответил на это Чиж, швыряя огромный кусок ветчины на краюху хлеба. – Ведь супостаты наши теперь мало что пристань обстроили, но и трактиры при ней пооткрывали! Я через заборчик только один раз перетянулся, чтобы хоть нюхнуть, поглядеть, как бы вам гостинец собрать, а там жирный ихний повар кота за ухом чешет. – Цел повар? – спросил Биля. – Кот точно цел, стреканул вовремя. – Я серьезно спрашиваю!