– Это они быстро смекнут. А потом? – Народу у них еще много осталось. Я распределил бы стрелков на каждую бойницу, чтобы нас к земле пригнуть, человек так по десять, чтоб садили без продыху. Подошел бы и поджог. – Этих стрелков надо было выше ставить, а тут им укрыться негде. Все под пули попадут. Вот сейчас и глянем. Думаю, что сейчас они матросов своих последних как щит поставят, – малость подумав, сказал Биля. Кэтрин лежала под деревом, прямо на земле, положив голову на снятое с ее лошади седло. Стоны раненых раз за разом проводили по истерзанным нервам девушки огромной пилой. Ей казалось, что она даже видит ее над собой, когда закрывает глаза. Кэтрин услышала резкий голос Ньюкомба и вздрогнула от омерзения, которое теперь вызывал у нее этот субъект. Ньюкомб и Дадли стояли перед строем пехотинцев и моряков, уже порядком потрепанных и явно не горящих желанием воевать. – Еще сегодня вы все будете богаты! Огромные деньги лежат прямо за их спинами, – выкрикнул Ньюкомб. – Если вы все сделаете так, как я скажу, то нам удастся избежать больших потерь. Доля погибших достанется живым! Раненые тоже получат свое! Самое позднее завтра здесь будут русские войска, значит, и их врачи, которые, как вы знаете, не делят раненых на своих и чужих. Но до этого мы должны успеть забрать деньги. Еще ни разу их первый залп не забрал больше пяти человек. Их всего только пятеро! По миллиону фунтов стерлингов за каждым. Пойдите и возьмите их! Через бойницы было видно, как из леса скорым шагом одна за другой выходили английские цепи. На поляне перед перевалом первая цепь выстрелила и упала на землю. Несколько пуль влетело в бойницы. – Эвона! Слышал поп звон, да не знал, откуда он, – с усмешкой проговорил Кравченко. – Ошибся ты, есаул! – Смотри, – сказал Биля. Англичане наползали на пакгауз своеобразной гусеницей. У каждого из них за плечами болтались несколько заряженных ружей. Передняя цепь давала залп, ложилась на землю, позволяла выстрелить второй, а сама затем разбегалась в обе стороны и занимала место в конце этого строя. Пули потекли в бойницы почти зримой свинцовой рекой, прижали пластунов к полу. – Сейчас мы их встретим, – сказал Биля. – Штыки примкнуть, револьверы готовь! Англичане уже подошли шагов на пятьдесят, когда с обеих сторон во фланги им ударили залпы. Дверь пакгауза выходила назад. Противник не видел, как пластуны заняли позиции выше по склону, справа и слева от него. Порядок в рядах англичан сбился. Четыре залпа причинили им существенный урон. Пока они пытались понять, как им действовать дальше, пластуны закинули за спину штуцера с примкнутыми штыками, вскочили на ноги и открыли огонь из револьверов. Но ударить в штыки они не успели. Отряд англичан сбился в кучу, липкая паника охватила каждого в нем, и вскоре красные мундиры уже врассыпную бежали в сторону леса. – Назад! – скомандовал Биля, и пластуны мгновенно ушли обратно в пакгауз, не стали дожидаться, когда сделаются доступны для стрелков, залегших в лесу. – Все, пуль нет. И пороха всего две жмени осталось, – сказал Кравченко и упал под бойницу. – Сейчас глянем, что у нас заместо свинца есть, – произнес Чиж, поднял с земли английскую винтовку, всунул что-то в ствол и выстрелил вслед бегущим врагам. Серебряная монета, порхнув, как бабочка, врезалась в дерево прямо над головой Ньюкомба. Его шляпу, волосы и щеку осыпала коричневая крошка коры. Он повернулся и поднял взгляд: прямо перед его глазами из дерева торчал темный край серебряного дублона. Ньюкомб протянул руку, расшатал смятую монету и выдернул ее из дерева. Чиж с дымящейся винтовкой в руках отпрянул от амбразуры. – Монетой я вдарил, казаки! – сказал он, поглядывая через амбразуру на кромку леса. – Но, кажись, не попал. – Баловство одно, – буркнул Кравченко. – Толково нельзя прицелиться с такой пулькой. – Вдаль и точно не получится, а в упор вполне выйдет, – возразил ему Чиж. – Не расплавим мы их, Николай Степанович? – спросил Биля, показывая на мешки с монетами, лежащие в углу. – Где там! Меха нужны, – ответил Кравченко, покачав головой. – А так отлили бы. Для этой нечисти серебряные пули в самый раз будут. – Глядите! – сказал Вернигора и показал на лес. От опушки к пакгаузу шел Ньюкомб с белым флагом. Вернигора приложился и взял его на мушку. – Григорий Яковлевич, дозвольте. Или вы сами его за Яшу?.. – спросил он, повернувшись к есаулу. – Опусти ствол. В парламентера стрелять не будем, – ответил ему Биля. – Они наших сколько раз на перемириях били еще до полного спуска флага, – произнес Чиж и тоже прицелился. Ньюкомб дошел до середины поляны и остановился. Он был без оружия. Биля встал на ноги, снял пояс и положил его на землю. – Григорий, они тебя на него разменяют! Сами и не заметят, а нам худо будет. Хоть про это подумай! – сказал Кравченко. – Не об том у него речь пойдет! – заявил Биля и вышел из пакгауза. Биля и Ньюкомб сошлись и несколько секунд смотрели друг другу прямо в глаза. Англичанин заговорил первым, тщательно произнося русские слова: – Рад нашему знакомству даже при таких обстоятельствах. Между нами больше общего, чем вы думаете. Мы оба делаем то, чему принадлежит будущее. Про мои ракеты вы знаете. Кстати, я оценил вашу идею снабдить брандер моим пороховым двигателем. Так, как это делаете вы и ваши люди, лет через сто будут воевать все. Хотя нет, лишь те, у кого хватит на это способностей. – Говорите дело. – Сейчас я перейду к нему, хотя у меня есть множество вопросов. Ответьте хотя бы на один. Я заметил, что вы и ваши люди ведете охоту лично за мной. Почему? – Вы убили моего сына. – Ах, того мальчишку на «Таифе». Прискорбно. Но это война. Вы притащили его на корабль, хотя он был не готов для этого. Итак, о деле. Я только что получил вести о том, что вы нашли итальянские деньги. Вы, конечно, потрепали моих людей, но народу у меня еще много. Мы вас уничтожим. – Попробуйте еще раз. – Я понимаю ваш сарказм, но есть обстоятельства, которые вам не известны. Кроме того, раз вы палите монетами, то боеприпасы у вас на исходе. А у меня мало времени. Да и вам после убийства вороватого мерзавца, которое вы учинили, появление русской администрации не с руки. Да-да, я знаю и это! Предлагаю заключить сделку. Я еще пару раз выгоню на вас это стадо баранов, чтобы проредить число акционеров. Это можно будет сделать здесь или в каком-то другом месте, только побыстрее. Потом вы формально сдадитесь, и мы с вами честно поделим эти деньги. Сколько у вас народу? Еще четверо? На вашу долю вы сможете купить всю землю вокруг реки Кубани! – А вы на свою наделаете ракет и снова придете на русскую землю убивать и грабить! – Вы затронули интересную тему. В широком смысле слова действительно случится что-то одно из двух. Вы поглотите Европу либо она вас. Войны еще будут, и огромные, но давайте оставим этот жребий богам. Что вы скажете по делу? Хотите обсудить дополнительные условия? – Не вижу, о чем нам дальше говорить, – заявил Биля. Выше и в стороне от английской позиции на солнце блеснул ствол винтовки. Елецкий упал за камень и старался побыстрее отдышаться, вбирал воздух полной грудью. – Прощайте, – сказал Биля и повернулся к Ньюкомбу спиной. – Вы джентльмен? – вдруг спросил его Ньюкомб. Есаул остановился, развернулся к нему и ответил: – Да, я дворянин по выслуге. Елецкий положил ствол на камень и прицелился. Он ждал, когда Биля и Ньюкомб встанут на единой линии, чтобы одним выстрелом поразить сразу обоих. На случай неудачи рядом с ним лежала вторая заряженная винтовка. – Я вызываю вас! – сказал Ньюкомб. – Раз наш спор зашел так далеко, и между нами есть личные счеты, то давайте решим дело в поединке. Без секундантов, прямо на этом месте. Вы являетесь оскорбленной стороной, поэтому выбор оружия за вами. Но если вы предпочтете револьверы, то это, на мой взгляд, будет несколько односторонне, учитывая ваши уникальные способности. Что вы скажете о саблях? У меня есть прекрасная дуэльная пара. Если вы убьете меня, то этот сброд разбежится. Если я вас, то ваши люди пропустят меня. Вы заранее прикажете им сделать это. Я даже готов взять их в долю. – Ньюкомб сделал шаг к Биле и осведомился: – Так что скажете? Под пальцем Елецкого спусковой крючок винтовки пошел назад. Положение Ньюкомба и Били было теперь идеальным. Они стояли в ста шагах от Елецкого. Он даже слышал обрывки разговора и готов был сильнее надавить на курок. Тут над его ухом раздался свист. Винтовка нырнула вниз, стукнула о камень. На цевье рядом с белой рукой брызнула тонкая струйка крови. Елецкий застонал, перевернулся, схватился за разрубленное плечо. Над ним со шпагой в руке стояла Кэтрин. Биля молчал и смотрел Ньюкомбу прямо в глаза. Тот опустил руку в карман и вынул разорванную цепочку с Плакидой. – Возьмите! – сказал он. – Я думаю, вам дорога эта вещь. Если бы я мог выбирать, то не убил бы вашего сына. Биля протянул руку, взял образок и пошел в пакгауз. Два пехотинца бросили Елецкого под ноги Ньюкомбу, который держал в руках портулан, замызганный кровью и грязью. Елецкий тяжело дышал через сжатые зубы, рана на его плече не была перевязана и сильно кровоточила. Кэтрин стояла в стороне и не могла оторвать взгляд от этого громадного пореза с расходящимися краями, который нанесла ее рука. Впервые она видела последствия ударов, которые с таким азартом отрабатывала с Крэшем после партии в крокет на лондонской лужайке. – Вот негодяй! – сказал Ньюкомб. – Ты была права, Кэтрин, и опять спасла мне жизнь. Посмотрите, что у него еще там в карманах! Пехотинец обшарил карманы Елецкого, достал вексель Слейтера и передал его Ньюкомбу. Тот пробежал его глазами и слегка побледнел, потом перевернул и посмотрел на дату. Кэтрин подошла и через его плечо тоже бросила взгляд на бумагу. – Вы можете говорить? Вы подделали этот вексель? – спросил Ньюкомб, наклонившись к Елецкому. Тот открыл глаза, с ненавистью посмотрел на Ньюкомба и отвернулся. – Хотите помолчать? – спросил тот и наступил ему на плечо. Елецкий заскрежетал зубами и издал звериный стон. – Ньюкомб! – закричала Кэтрин и схватила его за руку.