Его деймон тихонько каркнул. Магистр что-то ответил вполголоса и, прежде чем выйти, взглядом из-под нависших бровей обвел комнату. Лира шепнула: – Ты видел, Пан? – Конечно, видел! Скорей уходим, пока Стюард не пришел! Но тут в дальнем конце Зала коротко прозвенел колокольчик. – Это Стюард! – сказала Лира. – Я думала, у нас больше времени. Пантелеймон быстро подлетел к двери Зала и сразу вернулся. – Стюард уже там, – сказал он. – А через другую дверь не выйдешь… Другая дверь – куда ушел Магистр – вела в оживленный коридор между Библиотекой и Комнатой Отдыха Ученых. Сейчас там было полно людей, они надевали мантии к обеду или спешили в Общую Комнату, оставить свои бумаги и портфели перед тем, как идти в Зал. А Лира намеревалась уйти обратно через Зал, рассчитывая, что у них еще есть несколько минут до звонка. И если бы она не увидела, как Магистр сыплет в вино порошок, то, может быть, и рискнула бы рассердить Стюарда или незаметно прошмыгнуть по людному коридору. Но она была растеряна и не знала, что делать. Она услышала тяжелые шаги по помосту. Стюард шел сюда – убедиться, что вино и мак готовы для послеобеденного отдыха Ученых. Лира кинулась к дубовому гардеробу, залезла в него и закрыла дверь как раз в ту секунду, когда вошел Стюард. За Пантелеймона она не опасалась: стены в комнате были темные, и он всегда мог спрятаться под креслом. Она услышала свистящее дыхание Стюарда и через щелку неплотно прикрытой дверцы увидела, как он поправляет курительные трубки и осматривает графины и бокалы. Потом он пригладил ладонями волосы на висках и что-то сказал своему деймону. Он был слугой, а деймон его – собакой. Но слуга он был высшего разряда, и собака – тоже. Деймон его имел вид рыжего сеттера. Он что-то подозревал и бегал по комнате, словно почуяв непрошеного гостя, но, к большому облегчению Лиры, гардеробом не заинтересовался. Лира боялась Стюарда, который ее дважды бил. Она услышала тихий шепот; видимо, Пантелеймон пролез к ней. – Теперь придется сидеть здесь. Почему ты меня не слушаешься? Она не отвечала, пока не ушел Стюард. Его обязанностью было обслуживать верхний стол; она услышала, как входят в Зал Ученые, гул голосов, шарканье ног. – И хорошо, что не послушалась, – прошептала она в ответ. – Иначе не увидели бы, что Магистр отравил вино. Это ведь токай, про который он спрашивал Дворецкого! Они хотят убить лорда Азриэла! – Почем ты знаешь, что это яд? – Конечно, яд. Ты же помнишь, он велел Дворецкому уйти до того, как высыпал? Если бы не яд, он бы сделал это при Дворецком. Я знаю, тут что-то затевается – что-то политическое. Слуги об этом который день говорят. Пан, мы можем предотвратить убийство! – В жизни не слышал такой чепухи. Как ты высидишь четыре часа в этом душном гардеробе? Дай-ка вылезу, загляну в коридор. Скажу тебе, когда там будет пусто. Он вспорхнул с ее плеча и маленькой тенью мелькнул перед освещенной щелкой. – Напрасно, Пан, я остаюсь, – сказала она. – Тут еще какая-то мантия. Положу ее на пол и устроюсь поудобней. Я должна увидеть, чем они занимаются. Она осторожно поднялась с корточек и, стараясь не шуметь, пошарила вокруг. Гардероб оказался просторнее, чем она думала. Здесь висело еще несколько мантий, по большей части шелковых, некоторые – оторочены мехом. – Интересно, это все – Магистра? – прошептала она. – Когда ему дают ученые степени в других местах, наверное, дают и красивые мантии, а он их тут держит и наряжается… Пан, ты правда думаешь, что там не яд? – Нет, – ответил он. – Я тоже думаю, что яд. И думаю, что это не наше дело. И думаю, что из всех твоих глупостей это будет самая большая, если ты встрянешь. Нас это не касается. – Ерунда, – сказала Лира. – Буду сидеть здесь и смотреть, как его отравляют? – А ты не сиди здесь. – Ты трус, Пан. – Конечно, трус. Позволь спросить – ты что задумала? Выскочишь и выхватишь бокал из его дрожащих пальцев? Какой твой план? – Нет у меня плана, ты прекрасно это знаешь, – тихо огрызнулась она. – Но я видела, что сделал Магистр, и теперь у меня нет выбора. Ты ведь, наверное, слышал про совесть? Могу я сидеть в Библиотеке или еще где и ковырять в носу, зная, что тут творится? Да ни за что, можешь быть уверен. – Ты с самого начала это задумала, – сказал он, помолчав. – Хотела спрятаться тут и подсматривать. Как же я раньше не догадался? – Ну, хотела. Все знают, что тут у них какие-то секреты. Какой-то ритуал или еще что. И я хотела узнать. – Не наше это дело! Хотят секретничать – пусть их, а ты будь выше этого. Прячутся и шпионят только глупые дети. – Знала, что ты так и скажешь. Хватит занудничать. Оба замолчали. Лире было неудобно сидеть на жестком полу гардероба, а недовольный ее упрямством Пантелеймон трогал своим временным усиком одну из мантий. Противоречивые мысли теснились в голове у Лиры, и больше всего на свете ей хотелось поделиться ими со своим деймоном, но мешала гордость. Ничего, попробует разобраться в них без его помощи. На первом месте была тревога, и тревожилась она не за себя. В неприятности она попадала часто и привыкла к ним. Сейчас она тревожилась за лорда Азриэла и не понимала, что все это значит. Он не часто посещал Колледж, а времена сейчас были напряженные, и вряд ли он явился только для того, чтобы поесть, выпить и покурить со старыми друзьями. Она знала, что и лорд Азриэл, и Магистр были членами Государственного Совета, особого консультативного органа при премьер-министре, так что приезд его мог быть связан с этим, – но Совет заседал во Дворце, а не в Комнате Отдыха Иордан-колледжа. И уже не первый день слуги перешептывались вот о чем: тартары якобы вторглись в Московию и устремились на север к Санкт-Петербургу. Они получат господство над Балтийским морем и в конце концов захватят весь запад Европы. А лорд Азриэл был на далеком Севере: когда она видела его в прошлый раз, он готовил экспедицию в Лапландию… – Пан, – прошептала она. – Что? – Ты думаешь, будет война? – Нет пока. Лорд Азриэл не обедал бы здесь, если бы ее ждали на будущей неделе. – Вот и я так подумала. Попозже? – Тсс! Кто-то идет. Она села прямо и заглянула в щелку. Шел Дворецкий, поправить лампу, как велел Магистр. Общая Комната и Библиотека освещались безвоздушными антарными лампами, но в Комнате Отдыха ученые предпочитали более мягкий свет старинных гарных ламп. При жизни этого Магистра их не заменят. Дворецкий подвернул фитиль, подложил полено в камин, после чего, прислушавшись у двери в Зал, вытащил из курительного прибора горсть листьев. Не успел он закрыть крышку, как повернулась ручка другой двери, заставив его вздрогнуть. Лира едва удержалась от смеха. Дворецкий поспешно запихнул листья в карман и повернулся к вошедшему. – Лорд Азриэл! – сказал он, и у Лиры холодок пробежал по спине. Отсюда он не был виден, и она с трудом победила искушение выглянуть. – Добрый вечер, Рен, – сказал лорд Азриэл. Этот резкий голос всегда был приятен Лире, но и немного пугал ее. – Я опоздал к обеду. Подожду здесь. Дворецкий чувствовал себя неловко. В Комнату Отдыха гости входили только по приглашению Магистра, и лорд Азриэл это знал. Но, заметив, что лорд Азриэл подчеркнуто смотрит на его оттопыренный карман, Дворецкий решил не возражать. – Доложить Магистру, что вы прибыли, милорд? – Не имею ничего против. И принесите мне кофе. – Хорошо, милорд. Дворецкий поклонился и торопливо вышел; его деймон послушно затрусил за ним. Дядя Лиры подошел к камину, потянулся и зевнул, как лев. На нем была дорожная одежда. Страх, который ощущала Лира при каждой встрече с ним, вернулся и на этот раз. О том, чтобы улизнуть незаметно, не могло быть и речи; приходилось сидеть и ждать. Деймон лорда Азриэла, снежный барс, стоял с ним рядом. Он тихо спросил: – Здесь будешь показывать снимки? – Да. Меньше будет суеты, чем в Лекционном Театре. И они захотят посмотреть образцы; сейчас пошлю за Швейцаром. Неудачное время, Стелмария. – Тебе надо отдохнуть. Он расположился в кресле, и Лира уже не видела его лица. – Да, да. И переодеться. Тут, наверно, какой-нибудь древний этикет, могут оштрафовать на дюжину бутылок за то, что пришел в неподобающем виде. И поспать бы надо дня три. Все дело в том… В дверь постучали, вошел Дворецкий с кофейником и чашкой на серебряном подносе. – Спасибо, Рен, – сказал лорд Азриэл. – Там у вас токай на столе? – Магистр приказал налить специально для вас, милорд, – ответил Дворецкий. – Осталось всего три дюжины бутылок девяносто восьмого года. – Все хорошее кончается. Поставьте поднос сюда, поближе. Да, и попросите Швейцара прислать два ящика, которые я оставил при входе. – Сюда, милорд? – Да, сюда, пожалуйста. И мне понадобится экран и проекционный фонарь – тоже сюда и тоже сейчас. Дворецкий чуть не раскрыл рот от удивления, но совладал с собой и воздержался от дальнейших вопросов или возражений. – Рен, вы забываетесь, – сказал лорд Азриэл. – Не задавайте вопросов, делайте, что вам сказано. – Хорошо, милорд, – ответил Дворецкий. – Но, если позволите, я доложу мистеру Коусону о ваших намерениях, милорд, иначе это будет для него неожиданностью. Поймите меня. – Ладно. Доложите. Коусоном звали Стюарда. Соперничество между ним и Дворецким началось давно и не утихало. Стюард был старше по положению, но у Дворецкого было больше возможностей расположить к себе Ученых, и ни одной из них он не упускал. Ему будет приятно показать Стюарду, что он лучше осведомлен обо всем, происходящем в Комнате Отдыха. Он поклонился и вышел. Лира видела, как дядя налил чашку кофе и разом выпил, потом налил другую и стал отпивать медленнее. Она сгорала от любопытства: ящики с образцами? Проекционный фонарь? Что это такое важное и срочное он хочет показать Ученым? Лорд Азриэл встал и отвернулся от камина. Теперь она видела его во весь рост и удивлялась, насколько он отличается от пухлого Дворецкого, от сутулых, медлительных Ученых. Лорд Азриэл был высок и широкоплеч, глаза на суровом смуглом лице сверкали свирепым весельем. Это было лицо человека, которому можно только подчиняться или противостоять, – человека, который не потерпит ни покровительства, ни жалости. Все движения его были свободными и гармоничными, как у дикого животного, и, оказавшись в такой комнате, он напоминал дикое животное, запертое в тесной клетке.