Илья спустился к дороге и поехал рядом с возчиками. – Чего тебе? – хмуро глянул на Илью крайний из них, стегая со злостью заморенных понурых коней, тащивших груженную жердями телегу. Илья окинул взором хмурого мужика и решил, что заводить душевных разговоров не стоит. Мужик всем недоволен, такой чего и нет расскажет, да еще и приукрасит. И пришпорил Бурку, поскакал дальше. Впереди пастухи гнали небольшое стадо коров, потом ему встретились два воза сена. А потом Илья заприметил у дороги под березкой троих. Щуплый седобородый старичок шел, положив руку на плечо пареньку в больших, не по росту, рваных портах. Следом плелся детина, ростом с самого Илью, осунувшийся, опустивший голову на грудь. Калики. И эти идут в Киев. Поравнявшись со стариком, Илья натянул поводья. – Здравствуй, старче, – громко сказал он. – И вам здравствуйте, люди добрые. Откуда и куда идете? – Это кто же такой громогласный? – живо повернулся старик, сжав плечо мальца, стало видно, что старик слеп. – Ильей меня нарекли. – Не тот ли Илья, что родом из Мурома из села Карачарова? – осведомился старик. – Откуда ты меня знаешь? – удивился Илья. – Слухом земля полнится, – улыбнулся старик сквозь жиденькую седую бороденку. – Ты Илья, сын Иванов. И батюшка твой Иван Тимофеевич. И не думали, не гадали твои родители, что поднимешься ты на ноженьки через тридцать лет и три года. Ан пошел, да как пошел! – Откуда же… – хотел было спросить Илья, но промолчал, только сокрушенно покачал головой. И чего расспрашивать, подумал он, люди по свету ходят, видно, кто на стругах по Дону да по Днепру, или на возах, так и помогли им сюда добраться. Почему же им в Киев не податься, пока я по горам да морям ходил? Вот и слухи дошли. Весточка с родной земли – это хорошо, а вот о князе и Киеве они мне не расскажут, сами тут гости незваные. – Не о том ты, Илюша, горюешь, не о том мысли твои, – вдруг сказал старик и с помощью мальчонки опустился на сухой пенек и подпер подбородок суковатой палкой. Детина уселся за его спиной прямо на траву и засопел, глядя себе под ноги. Мальчик-поводырь тут же принялся ловить в траве кузнечиков. Дите, оно всюду дите. Подумав немного, Илья перекинул ногу через седло и спрыгнул на землю. Бурка потряс гривой и пошел щипать траву, настороженно поглядывая то на Илью, то на его попутчиков, словно приглядываясь, нет ли от них какой опасности. Что-то подсказывало Илье, что с каликами надо поговорить. С детства любил он слушать рассказы людей, что бродили по свету и разносили вести, быль и небыль. – А о чем я думаю, старче? Неужто знаешь мои мысли? – весело спросил Илья. – Мысли твои видны за версту. Да и нет ничего хитрого, коли все знают, что ты отправился служить одному князю, не хочешь распрей между князьями. И не ты один, много сильных воинов отправилось сюда. А сколько их еще будет! – И все? – Трудно тебе будет, Илюша, – покачал старик головой. – Ты в селе вырос, на приволье. Жизнь твоя бесхитростной была, спокойной. А куда ты идешь? Ты идешь, Илюша, к людям, которые распоряжаются жизнями других. Многими тыщами распоряжаются. Им одна жизнь, как сережка березовая: с рукава смахнул и забыл. Илья хотел ответить, что для того он и идет в Киев, чтобы не в усобицах участвовать, а единой Руси служить, под твердой рукой Киевского князя. Чтобы мир и благоденствие были повсюду. А для того и кровушку пролить не жалко. Надо и половцев усмирить, а где и князьям русским по рукам ударить. Но догадался, что старик не только об этом говорит. – Перво-наперво, Илюша, гордыня в тебе проснется. Не будут тебя ровней считать. Так ты смирись и докажи, что уважение заслуживаешь. Но это беда – не беда. Тебя страшнее испытание ждет. Жестокость она от злости происходит. Не озлобись, Илья Иванович. – Да, – задумчиво ответил Илья. – Это мне уже говорили. У меня не поднялась рука на раненого врага, на беспомощного. А мне сказали, что враг он всегда враг. Добрый я, старче, – с усмешкой добавил Илья, – напрасно ты переживаешь за меня. – Не лежачий враг страшен. Враг страшен опасный. Научись отличать опасного от неопасного. Иной и с мечом не так опасен, как тот, кто лижет тебе сапоги. Да укусить, как аспид, может. Слушай сердце да добрых друзей. – А как их завести, старче, друзей-то добрых? Друг он на дороге не валяется, не поднимешь его, как рукавицу оброненную. – Валяться не валяется, – улыбнулся старик, – это верно. Но в дороге друг заметнее, чем за княжьим столом. Вон, помоги добрым людям, глядишь, и воздастся. Илья обернулся туда, куда костлявым пальцем указал старик, и увидел, что в грязи застрял большой воз с кожами. Пара крепких лошаденок тужилась, натягивала постромки так, что те того и гляди лопнут. Два мужичка в лаптях, забрызганные грязью по самые бороды, ругались, стегали коней плетьми, пытались провернуть колеса, воз только кренился и скрипел, но с места не двигался. – А, ну-ка, православные, – гаркнул Илья громким голосом. – Дайте-ка я попробую! Засучив рукава, Муромец решительно шагнул в грязь по самые колени. Возчики, смотревшие на него поначалу снисходительно, теперь с оторопью разглядывали мускулистые ручищи незнакомого воина. Илья подошел к телеге сзади, ухватился за ось и приподнял, толкая ее вперед. Испуганные кони от такого толчка забили копытами, стали рвать удила, выдергивая ноги из вязкой грязи. Один не удержался и упал на колени. – Тише ты! Тише, окаянный! – закричали мужики, бросаясь на помощь. – Коней погубишь, идолище! – Распрягать надо, – уверенно прогудел рядом сильный мужской голос. – Так не вытащить. Илья вытер тыльной стороной ладони лицо и обернулся. На краю дороги на красивом коне, подбоченясь, сидел статный плечистый воин с русой бородкой в дорогих крепких доспехах. Красный плащ был откинут в сторону, на бедре виднелись ножны меча. По всему угадывалось, что не простой это воин. Может, даже и дружинник княжеский. – Оно с коня-то всегда советовать легче, – подмигнул ему Илья. – А не покажешь ли, молодец, как дело сделать? – Ну, не замарав сапог, доброго дела не совершить, – засмеялся воин и, отстегнув плащ, легко спрыгнул с коня. – Давай, мужики, распускай постромки! Отводи коней в сторону, пока не зашибли. Илья с довольным видом улыбался, уперев руки в бока. Незнакомец бросил плащ на седло, хлопнул коня по крутому крупу. Конь послушно отошел в сторону от дороги, потряхивая золотистой гривой. Бурка потянулся к нему мордой, оба фыркнули и остались стоять, поглядывая на дорогу. Витязь смело вошел в дорожную жижу. Его короткие сапоги из мягкой телячьей кожи тут же залило грязью. Но молодец этого не замечал. Он помог возчикам разнуздать коней, и, когда тех отвели в сторону, встал у передка телеги и с вызовом посмотрел на Илью. – Ну, как спор наш будем решать? По одному или вместе? – спросил он. – Споры спорить будем или людям помогать? – тоже с вызовом ответил Илья. – Телегу вытаскивать надо, тут она совсем утопнет, кожи от воды попортятся. – Ну, помогать так помогать, – кивнул воин. Он ухватился за ось телеги, поднатужился так, что на шее вздулись вены, а лицо налилось кровью. Телега со скрипом приподнялась, и воин сдвинул ее рывком в сторону почти на локоть. Илья покачал головой. Настал его черед. Теперь он подхватил телегу, взялся поудобнее и приподнял ступицы колес над водой. Без рывка он опустил телегу, тоже сдвинув свой край почти на локоть в сторону. – Видывал я силушку, – удивленно вскинул брови русобородый, – сам не из кислого теста сделан, но такого видывать еще не приходилось. А ну-ка, давай вдвоем, да на сухое место телегу и переставим! – Нет, – возразил Илья. – Так мы ее опрокинем да все кожи в грязь мужичкам и вывалим. Давай уж, как взялись, так и продолжать. Я свой край, а ты свой. Вскоре воз уже стоял на сухой земле. Качая головами и тихо переговариваясь, возчики снова запрягали коней. Илья опомнился и повернулся к пеньку, на котором недавно сидел старичок с поводырем и молчаливым спутником с худой котомкой за плечами. Никого не было ни на пеньке, ни рядом с ним, ни на дороге. Илья покрутил головой. – Потерял чего? – со смехом спросил новый знакомый, отряхивая полы рубахи, торчавшей из-под кольчуги, и топая сапогами, сбивая с них комья грязи. – Старичок тут сидел. – Какой старичок? Я не видел. Илья задумался, покусывая губу. Чудеса да и только. Ведь вот только что говорили, малец его в траве кузнечиков гонял, да и на воз он Илье указал. Про дружбу, которая грязи не боится, говаривал. Чудно. Илья посмотрел на воина, потом протянул ему руку. – Как зовут-величают тебя? Откуда ты с такой силушкой явился, из каких земель? – Да считай, что здешний я, – улыбнулся воин и крепко пожал руку Ильи. – Из Чернигова я. А зовут меня Сила, по отцу Михайлов. А здесь вот Чеботком прозвали. А ты кто будешь? – Ильей меня зовут. Иванов сын из Мурома, из села Карачарова. – Силен ты, Илья муромский, – засмеялся Сила. – У вас там все такие, что возы груженые поднимают? – И ты силушкой не обижен, подивился я на тебя, – покивал в ответ Илья. – Ты никак из воинов будешь, не из дружины ли княжеской? – Так и есть. А ты по какой надобности в Киев едешь? Илья и Сила сидели под навесом распаренные, с мокрыми бородами, вытирались льняными рушниками. Попивали после жаркой баньки ягодный и хлебный квас. Илья неохотно рассказывал о себе. Ему интереснее было узнать о князе Владимире, о Киеве, о службе, о степняках и битвах. Сила взялся сам свести Илью завтра на княжеский двор, когда приведут в порядок одежду и доспехи. А главное, когда благодарные сапожники принесут готовые сапоги. Рассказывал Илья о себе без охоты, но понимал, что рассказывать надо. Ведь Сила собрался поручиться за него перед воеводой да перед самим князем. Не стал он говорить о детстве, о том, как рос и готовил себя к будущим битвам за русскую землю. Не стал он говорить и о Святогоре. – Приходилось тебе биться? – задал Сила, наконец, главный вопрос. – Знаешь ли, что такое с врагом лицом к лицу встретиться? – Как не знать, – Илья пожал плечами. – Пока сюда ехал, вон баб довелось из полона освободить. Встретил половцев, что вели их на юг, на базары невольничьи. Совладал с божьей помощью. А раньше? Учился владеть оружием пешим да на коне. Были у нас воины сильные да умелые, было у кого поучиться. Довелось и в бою бывать. Ватаги разбойничьи в лесах поживы ищут, тати пощады никому не дают, как волки рыщут. И с половцами сталкивался. Видывал, как они набегами на землю нашу тешатся. И с половцами тоже бился. А в Киев я поехал, когда понял, что обучился ратному делу, что готов послужить князю и родителей своих не посрамить. Сила Михайлович, расскажи, как служится у князя. – Служится, не тужится, – улыбнулся дружинник. – Тревожное время, Илья, настает. Князья не хотят жить сообща, каждый хочет свое главенство показать. А степнякам того и надо, они готовы русскую землю на части разорвать. Оттого и в сговор с другими князьями норовят вступить, и сами без всяких сговоров нападают. А на юге византийские цари грозят. Дальше за великими горами, за Русским морем, за пустынями сухими новая сила зреет. Говорят, их и хазары, и византийцы боятся. – А что князь? – Князю сейчас со своими бы управиться, – махнул рукой Сила. – Он ведь в Киев пришел не на готовенькое, не просто так сел княжить. Тут народ разный был, кое-кто поднялся и за топоры. Пришлось и своих усмирять, и чужих задабривать. А Владимир силен, он может силу показать, ты не сомневайся. Другое дело, советчиков вокруг него много. А когда много, так ухо держи востро. Каждый в свою сторону тянет. Кабы не наши мечи да копья, не усидеть Владимиру на княжении в Киеве. А тут еще и в своих землях не чисто. Ты думаешь, только в муромских лесах шалят разбойные ватаги? И тут неспокойно. Кто собирает рать да большими силами через опасные леса идет, тем ущерба нет, а вот кто по недомыслию или по жадности один там показывается, тому головы не сносить: разденут, разуют, а то и вовсе убьют. – Так надо шайки эти перебить, вожаков изловить да при всем честном народе суду предать. Народ видеть должен, что князь не только с врагами из других земель справляется, но и у себя дома за народ радеет. – Разве ж всех перебьешь да переловишь. Вон разбойная ватага Соловья, всего в тридцати верстах от Киева, а поди излови его. У него во всей округе свои глаза да уши. Мы дружину посылаем, а он уже знает. Мы еще со двора княжьего не выступили, а он уже свою ватагу по дальним лесам распылил. Поди разберись, кто там – добрый пасечник или бортник [7], а кто разбойник. Мы, может, и его самого много раз в глаза видели, только за руку не пойман, стало быть, не вор. – Так тут хитростью надо, – покачал Илья головой. – Не прост, видать, этот Соловей. Не силой его брать нужно. – Ну, не нам это с тобой придумывать, Илья. На то у нас воеводы есть да сотники удалые. Да старые дружинники, кого князь слушает, с кем советы держит. Утром, когда они поднялись на заре, Илья сразу вспомнил о вчерашнем разговоре с Силой. Еще глаз не открыл, как услышал соловьиное пение. Хорошо заливался соловушка, сразу Илье вспомнились свои родные муромские леса. Сад батюшкин под окном, в котором так же вот соловьи пели. Кто бы знал, что вот так вот придется узнать, что соловьиным пением разбойники ватагу сзывают, на путника богатого указывают. Илья ехал на Бурке рядом с Силой, похлопывая коня по шее, любуясь расчесанной густой гривой. А у Силы Чеботка и конь под стать хозяину. Как у самого Силы волосы русые, так и у коня грива отливает чистым золотом. Струится и на ветру развевается. Хозяин называл свою кобылку Златкой и вчера хвалился, сколько она его в битвах выручала, как раненого с поля боя выносила. Пока всадники ехали к стенами княжьего города, встречный люд не сводил с них глаз. На что уж Сила Чеботок статен да силен, но рядом с ним Илья выглядел настоящим великаном. И конь его бурый с косматой гривой и сильными ногами тоже выглядел устрашающе. Илья посматривал на людей, посмеивался в бороду. Дай бог, чтобы и князь Владимир тоже его встретил по добру, как встречали киевляне. У княжеских хором Сила велел Илье спешиться и подождать. Привязав Златку к крюку на столбе-коновязи, он легко взбежал по ступеням.