— Эй, он еще не кончился, — Альберт держит меня за подбородок и продолжает целовать. — Что это ты придумала? — Кончился, — шепчу я ему в губы. — Никому из нас не надо это тащить в Москву. — Что за чушь, куда это ты собралась? — он обнимает меня за талию, но я делаю шаг назад и сажусь на кровать. — Мы отлично провели время, — улыбаюсь я. — Ты был великолепен. — Я все еще великолепен, — возражает он. — И в другом полушарии тоже. — Слушай, ну не надо все усложнять. Курортные романы никогда не перерастают во что-то большее. У тебя своя жизнь, у меня своя. Он смотрит на меня и хмурится, словно я говорю на иностранном языке, которого он почти не знает и теперь силится понять. — Это было здорово, но это был только секс, — я отворачиваюсь и смотрю на потемневшее небо за окном. Воцаряется пауза. Я жду, когда он уйдет, но он не двигается с места. Наконец я слышу хриплое: — Не только. — Почему? — Я в тебя влюбился. Стамбул Обратно я лечу с пересадкой. Билетов на прямой чартер уже не было, и я попросила турагента подобрать что-нибудь интересное. Например, стыковку в Стамбуле длиной в двенадцать часов. После бессонной ночи я вырубилась в кресле самолета, едва успев пристегнуться. Мне ничего не снилось. Я просто совершила телепорт — вот я нервно оглядываюсь в аэропорту Пунта-Каны, а вот сижу в уличном кафе со стаканчиком в виде тюльпана в руках, пью чай и кормлю уличных котиков кусочками кефте. Потому что мне в горло кусок не лезет. Ему меня не найти. Стамбул огромный — шумный, ароматный, говорливый, прекрасный Стамбул. Здесь можно потерять целую терракотовую армию, не то что одну женщину. Самолеты в Москву улетают чуть ли не раз в полчаса, и принадлежат они десятку разных авиакомпаний. Временами меня накрывает чувство, что я совершила непоправимую ошибку. Но я еще раз проговариваю все аргументы: мы слишком разные, сексуальное безумие скоро кончится, а останется реальная жизнь, в которой он — богатый бизнесмен, а я обычная женщина. Он начнет меня подавлять, перестраивать под себя, будет недоволен тем, что я не похожа на его обычных — наверняка юных и ухоженных — женщин. Он не захочет учитывать мое мнение, он его уже не учитывал — ни когда находил меня, ни когда пропадал на несколько дней. Мне это не нужно, у меня и так было достаточно боли. И не верю я его «влюбился». Мужчины не влюбляются после секса, у них нейрофизиология другая. Конечно, ничего из этого я Альберту не сказала. Какой смысл? Не надо меня переубеждать, не надо врать о любви, на меня это перестало действовать много лет назад. Я просто помотала головой и сказала: «Уходи». Он нервно посмотрел на часы, взъерошил волосы, которые улеглись обратно элегантной прической, выдохнул с досадой: «Потом поговорим». И ушел. А я спустилась в бар и до утра сидела с одним коктейлем, смотрела на танцующие пары, вдыхала в последний раз жаркий влажный аромат тропических деревьев, слушала смех и плеск, доносящийся от бассейна и думала. Очень-очень хорошо и тщательно все обдумывала. А на рассвете попросила вызвать мне такси и приехала в аэропорт за пять часов до рейса. Вообще-то я планировала пробежаться по достопримечательностям Стамбула: Голубая мечеть, Айя-София, Египетский обелиск, дворец Топкапы, кораблик по Босфору. Но вместо этого долго гуляла по улицам, заходила в маленькие магазинчики, в которых толстые добрые турки рассказывали мне, какая я роза и как моей маме повезло родить такую драгоценность, приносили чай на медных подносах, дарили сладости. А потом я как-то резко устала и села за столик ближайшего кафе. Кормить котиков и ждать, пока пройдут мои двенадцать часов. Хозяин кафе, такой же толстый и добрый турок, как продавцы в лавках, пару раз подходил ко мне узнать, не хочу ли я еще чего-нибудь и все ли у меня в порядке, а потом принес мороженого за счет заведения. Постоял рядом, вздохнул и только похлопал меня по плечу. В самолете до Москвы рядом со мной сел парень лет двадцати пяти. Мы с ним синхронно достали из рюкзака наушники, воткнули в телефоны и переглянулись. У него тоже был последний айфон. Он улыбнулся и смерил меня заинтересованным взглядом. Я поглубже воткнула наушники и отвернулась к окну. Хватит с меня. Едва самолет коснулся колесами взлетной полосы, я включила телефон и сразу же поймала смску: «У какого выхода тебя встретить?» Я забрала багаж, купила два кофе в «Costa» и настучала ответ: «Терминал прилета, столб 26». Мой капучино пахнет ореховым сиропом и тоской. Я невольно шарю глазами по лицам встречающих — и со страхом, и с надеждой, но не нахожу никого знакомого. Кажется, я понадеялась на что-то, чего не могло быть. На улице рядом со мной затормозила серебристая «тойота камри». Я чмокнула Сашку в щеку, отдала чемодан и села на переднее сиденье. — Спасибо тебе, — сказала я, протягивая ему кофе, когда он вернулся за руль. — Да ладно, — фыркнул он. — Такая мелочь для моей любимой женщины. Машина И вот тут я наконец разрешила себе расплакаться. И плакала всю дорогу до дома. У моего бывшего мужа есть одно несомненное достоинство: когда надо, — например, сейчас — он не задает глупых вопросов. И еще всегда встречает меня в аэропорту и отвозит домой. А то, что называет любимой женщиной — это можно потерпеть. Хотя первые полгода я безумно злилась. И спрашивала — если я твоя любимая женщина, почему ты меня бросил? Он ведь не ушел к другой, не впал в депрессию и не увлекся какой-нибудь сектой. Он просто однажды сообщил, что разлюбил меня. Собрал вещи, снял квартиру и ушел в никуда. И сам сделал все, чтобы мы «остались друзьями» — приезжал помогать, когда я первое время не могла понять, как настроить роутер или заплатить за электричество, потому что этим всегда занимался он. Я думала, он скоро заведет новые отношения, но если у него и были женщины, я об этом так и не узнала. Мы дружим, у нас все отлично. Но именно из-за него я больше не верю в любовь. Я всегда считала, что это главное в жизни. Что надо только найти своего человека. А мне все время попадались не те. Они разбивали мне сердце — но никогда не разбивали мою жизнь, потому что я помнила про то, что однажды найду настоящую любовь. Я не отчаивалась, никогда не отчаивалась. Склеивала сердце обратно, поднималась и шла на поиски. И однажды нашла. Того самого. Человека, с которым хотела бы провести всю жизнь, состариться и умереть в один день. У нас были, конечно, и ссоры, и недопонимания, но я никогда не думала о разводе, потому что знала — я его нашла. А вот он не нашел. Я не понимала, почему тогда он женился на мне? Он отвечал, что ошибся, что, наверное, любил меня, как умел, а потом понял, что этого недостаточно. Он вынул из меня стержень под названием «любовь и семья», и я рассыпалась на кусочки. Поняла, что не хочу больше никому верить. Не хочу искать. Ведь можно, оказывается, прожить с человеком много лет вместе в гармонии и счастье, и посреди бела дня, без всяких катастроф, он возьмет и разлюбит. Никто не может дать гарантий — просто такое случается. И хорошо, что он не стал меня обманывать, а просто ушел. Разве лучше было бы, если б продолжал жить по привычке и врать, что любит? Сашка щелкнул зажигалкой и прикурил. Приоткрыл окно, впуская в машину мрачный гул МКАДа, бензиновую вонь и январский холод. Тяжелый дым крепких «Gitanes» пополз в мою сторону. — Можешь не курить? — попросила я. Он молча выкинул сигарету в окно и закрыл его, отрезав нас от запахов и звуков родной стороны. — А хотя нет, дай мне тоже, — я передумала. Он так же молча вынул еще две сигареты из пачки, прикурил и отдал одну мне. Я приоткрыла окно, глотая холодный воздух вперемешку с ядовитым дымом и этой адской смесью лечила свои слезы и сожаления. Я не могу вынести вот этого — нет гарантий. Невозможно расслабиться ни на секунду. Спрашивать каждый день, каждый час — как там твоя любовь, еще на месте? А теперь? А теперь? А теперь? Мой психотерапевт сказал, что так живут все. Без гарантий. В сладком мороке и надежде, что это никогда не закончится. Надо смириться. Научиться принимать изменчивость жизни. А я так больше не хочу и не могу. Лучше я сама обозначу границы отношений, чем ждать неизбежного финала каждый день, и думать — вот сейчас в его голосе холод от того, что он больше меня не любит? Он задержался на работе потому, что ему со мной больше не интересно? Лучше я сама. — Ну что, ты как? — повернулся ко мне Сашка. — Ничего, все хорошо, — я выкинула окурок и закашлялась. — На дорогу смотри, у нас тут перекресток адовый. — Я помню. Машина свернула в мой двор, затормозила у подъезда. Я положила ему руку на колено и улыбнулась: — Зайдешь на кофе? Икея — Ну ты и шлюха! — заявил мой бывший благоверный, затаскивая чемодан в квартиру. — Расплачиваешься натурой? — Конечно! — кивнула я, доставая из сумки и вручая ему килограммовый пакет доминиканского кофе. — А теперь, милый, шлюхой будешь чувствовать себя ты. Я полоснула кухонным ножом по укутывающей чемодан пленке, расстегнула его и вынула бутылку темного рома и деревянную коробку с сигарами. Повертела у него перед лицом то протягивая, то отдергивая обратно. И даже что-то такое изобразила бедрами, немного карибско-танцевальное, но сильно позориться не осмелилась. Сашка переводил взгляд с рома на сигары и обратно на ром и на лице у него была написана мука: — Я должен выбрать? Я сразу за оба подарка расплатиться не сумею, я уже старенький. Разве что подождешь недельку между подходами. А вот кое-кто мог сразу… Но я запихнула эту мысль как можно глубже, чтобы даже краешка не торчало. Квартира после феерического отпуска была слишком привычной. Слишком домашней, разношенной как старые тапочки. Невыносимо обыденной. Я изменилась, а мой мир остался прежним и дико жал мне в бедрах. Затаскивал обратно в болото, куда мне уже не хотелось. Надо было что-то менять, поэтому я и взялась шантажировать бывшего мужа. — Можешь один раз, зато долго… — помахала я у него перед носом бутылкой с ромом, он попытался ее поймать, но я отдернула быстрее. — Говори уже, жестокая, — вздохнул он. — Свозишь меня в Икею? Прямо завтра с утра?