Глава четвертая — Как удачно, — раздалось у меня за спиной. — Эраст, птенчик мой, помоги-ка мне. Обладательницу этого голоса я узнал бы в любом случае. Даже самой темной ночью. Даже пьяный до изумления. Боги, лучше бы мне никогда его не слышать. Повторюсь — я не трус. Трусы не выживают там, где я умудрился остаться в живых. Но не в этом случае. Да даже мастер Гай — и то меня так не пугает, со всей своей хитростью и безжалостностью. — Мистресс Виталия, — повернулся я к говорившей и изобразил дружелюбную улыбку. По крайней мере, постарался это сделать. — Чем могу служить? — Приятно, — сказала женщина. — Приятно, когда молодые люди так вежливы по отношению к дамам. Знаешь, Эраст, нравы пали очень сильно. Примерно так же, как сейчас твои седельные сумки. Что есть — то есть. Сумки я не удержал. Но оно и понятно — Виталия, как оказалось, в коридор вышла в таком виде… Ну если не считать некоторое количество украшений за одежду, то почти без ничего. Нельзя же принять за одежду некую прозрачную накидочку, которая не столько скрывала ее прелести, сколько подчеркивала их. Не скажу, что я увидел для себя что-то новое, но все-таки определенный элемент неожиданности в этом был. Достаточный, чтобы я не удержал в руках свой груз. Не каждый день с таким сталкиваешься, согласитесь? — Вот, не могу расстегнуть цепочку, — печально сообщила мне женщина, поддев пальчиком достаточно массивное золотое изделие, красующееся на ее шее. — Раньше все было просто и понятно — через голову надел, через нее же и снял. Но года три назад из Халифатов пришла мода на замки, которые застегивают украшения. Я слежу за подобными вещами и всегда стараюсь быть в теме происходящего. Опять же — красиво, когда цепь оплетает женскую шейку, а не свисает до груди. Но вот расстегивать их — это такая мука! Так что, ты мне поможешь? — Разумеется, — обреченно подтвердил я. — Где там ваш замочек? — Ну не здесь же мы будем этим заниматься? — повертела головой магесса. — Заходи в мою комнату, там и разберемся что к чему. — Не думаю, что это хорошая идея, — возразил ей я. — Мой наставник вряд ли одобрит подобное. Он человек довольно строгих правил. Плюс тем самым я могу бросить тень на вашу репутацию… — Герхард — человек строгих правил? — расхохоталась Виталия. — Разумеется, годы меняют всех, даже меня, но в то, что Ворон стал моралистом, я поверить никак не могу. Я слишком хорошо его знаю, чтобы принять подобное на веру. Что же до репутации — то невозможно испортить то, чего нет в помине. В нашем сообществе меня называют «распутной тварью» и даже еще хуже. И, скажу тебе так, мой сладкий, — за дело. Слаба, каюсь, никогда не могла сдержаться, чтобы немного не напроказничать. Нет, по молодости кое-как держала себя в руках, даже имела репутацию крайне разборчивой девицы, но после решила, что жизнь одна, и разбрасываться на всякие условности — глупость невероятная. Да иди уже сюда. Мне холодно! Тут дует! Она цапнула меня за плащ, который я так и не снял с плеч, и буквально втащила в свою комнату. Как я успел схватить сумки — даже не знаю. Надо заметить — комната у нее была роскошная. Я даже не ожидал увидеть в дыре, которой, бесспорно, являлся Руасси, такое убранство. Вроде бы обычная гостиница, небольшая, располагается в порядком траченном временем здании — и поди ж ты! Золоченые подсвечники, мебель с шелковой обивкой, гобелены по стенам, дубовый стол с чернильницей и разбросанными на нем свитками, здоровенная кровать на коротких и толстых дубовых ножках. Очень впечатляет. — Так. — Виталия сноровисто стянула с меня плащ. — Вот это сразу на пол. Иначе ты мне все тут изгваздаешь. Что меня поражало — она словно не ощущала того, что практически обнажена. Как некое животное, вроде лани. Более того — я и сам начинал воспринимать это как нечто нормальное и естественное. — Думаю, дорожный камзол тоже лишний, — ее пальцы пробежались по пуговицам моей одежды. — Давай-давай, стягивай. Ты к даме пришел, а не в обеденную залу. Что ты краснеешь? Между нами все, что могло случиться, уже случилось. Или ты забыл? — Как вы могли подумать? — я бросил камзол на кресло. — Дня не было, чтобы не вспоминал ту ночь. — Боишься. — Виталия сделала шажок назад и с довольной гримаской оглядела меня с головы до ног. — Я это ощущаю. Ох, как ты меня боишься! И это хорошо. Это правильно. Разумеется, может настать момент, когда я пожалею о том, что сделала с тобой. Нет-нет, я не про близость. О другом речь. О том, как я тебя сломала. — Хотел бы я знать, что за момент такой может настать, когда одна из величайших волшебниц Рагеллона пожалеет о том, что ей сделано, — не удержался я. — Изволь. — Виталия подошла к невысокому столику, на котором стоял длинный кувшин и несколько хрустальных кубков. — Например, ты станешь великолепным магом. Почти всемогущим, невероятно влиятельным и очень, очень уважаемым. А я… Я к тому времени буду увядшим цветком, потасканной магичкой, вынужденной продавать на рынке всякий хлам сельскому дурачью, да гадать им же по ладони для того, чтобы не сдохнуть от голода. Что морщишься, ученик? Ты разве не знал, что старость для женщин в магическом сообществе равна приговору? Нашу красоту поддерживает магия, и стоит только ей стать чуть слабее, лицо сразу начинает напоминать сушеное яблоко, а все тело оплывает, ровно жир на сковороде. Мужчинам на это плевать, они не боятся стариться, а вот мы… Это вечный страх, он был, есть и будет. Десятилетиями, веками быть красивой, и почти в один миг потерять все навеки — это ужасно. И что самое скверное — чем старше мы становимся, тем меньше сил у каждой из нас остается. У мужчин такого не бывает, а вот у нас — запросто. Такова магическая природа. Несправедливо, да, но с ней не поспоришь. Так вот — ты стал… К примеру, архимагом, а я — никем. И вот мы случайно встретились. Неужели ты не сведешь счеты с той, кто когда-то тебя так унизила? Магесса наклонила кувшин над одним из кубков и наполнила его рубиново-красным вином. — Не знаю, — подумав, ответил я. — Скорее всего, нет. Не потому, что я такой хороший, а потому, что смерть для вас в этом случае будет не столько наказанием, сколько благодеянием. Разумнее оставить вас мучаться осознанием того, что вы стали никем, когда-то быв всем. — Весьма неглупый ответ, — как мне показалось, удивилась Виталия, наполняя второй кубок. — На редкость. Держи, заслужил. Если честно, пить вино из ее рук мне не хотелось. Кто знает, что там, в бокале? Яд — вряд ли, нет ей смысла меня травить. Да и по закону нельзя это ей делать до того момента, пока я обучение не закончу. Но вот какая-нибудь экзотическая дрянь в вине запросто могла оказаться. Дурман или что-то в этом роде. — Вот только не случится такого никогда, — весело, не сказать — задорно, сообщила мне женщина. — Ты не станешь великим магом. Не успеешь. Ты умрешь гораздо раньше. — Вы и в провидении преуспели? — уточнил у нее я. — Мое будущее видели? — Провидение? — фыркнула Виталия. — Что за чушь! Все предсказатели — мошенники, можешь мне поверить. Они просто хорошо разбираются в человеческой сути, на чем и играют. Любое предсказание не стоит выеденного яйца. Нет, тут дело в другом. Ты умрешь, потому что оказался не там, не тогда и не с тем. Тебя погубит твой наставник. Тебя и твоих друзей. Так и случится, если немного не подправить твою судьбу. Я как-то даже расстроился. Тогда, в Эйзерихе, мне пришлось иметь дело с роковой женщиной, которая смогла сцапать мою душу и измять ее до состояния половой тряпки. И на тебе. Все так просто, так банально, так примитивно. И что дальше? «Рассказывай мне все, и я тебе помогу»? Кстати — а зад-то у нее толстоват. Нет, серьезно. Раньше как-то не замечал. — Ты сейчас подумал обо мне плохо, — белозубо улыбнулась Виталия. — Нет-нет, ты и до того хорошо на мой счет не думал, но сейчас ты счел меня недалекой простушкой, которая незамысловато пытается заставить тебя предать своего учителя. — Да, вы не предсказательница. — Я отсалютовал женщине бокалом и снова отпил вина. — Мои мысли были совершенно не о том. — Врешь, мой сладкий. — Виталия подошла ко мне и погладила меня по щеке. — Правда, врешь хорошо, уверенно. Я же говорю — подрос мальчик, мужчиной становится. Закончив свою фразу, она наотмашь ударила меня по лицу. Сильно и болезненно. Да еще и пальцем погрозила — мол, молчи, не возмущайся. Сам виноват. Я себя виноватым не ощущал, но промолчал. А смысл что-то говорить? Ей на мое мнение плевать. — Мне не нужен тот, кто будет рассказывать мне сальные подробности о том, с кем из твоих соучениц Герхард спит и что он ест на ужин, — тон Виталии неуловимо изменился, из игривого став деловым. — Это неинтересно, и пользы в подобных рассказах нет ни на грош. — Что же тогда вы от меня хотите? — уточнил я. — Что хочу? — задумчиво протянула женщина, отступив на шаг и снова разглядывая меня. — Например, сделать хоть одно доброе дело в своей беспутной жизни. А именно — подарить тебе шанс на спасение. Дать возможность уцелеть в той круговерти, которая скоро начнется. Могу же я желать кому-то добра и света? Почему не тебе? — Не можете, — бодро отрапортовал я. — Никак и ни при каких условиях. И не только вы, а любой другой маг тоже. Я если чего и понял за два года обучения, так это то, что в нашем сообществе никто никого не любит и не жалеет. Руки не подаст, если ближний в болоте тонуть будет, но зато охотно притопит его ногой. Так что — нет, не верю я вам. И вообще — мне идти надо. У меня вон имущество общее. Все промокли в дороге, а сухая одежда — она здесь, в этих сумках. Виталия забавно, по-детски оттопырила нижнюю губу, после взяла сумки, открыла дверь, выглянула в коридор, и, усмехнувшись, сказала: — Очень кстати. Эй, ты! — Я? — донесся до меня голос Аманды. — Да, ты. Вот, отнеси своим соученикам. И скажи, чтобы фон Рута до утра искать не стоит. Он занят. Сумки полетели в коридор, дверь захлопнулась. — Как ты понимаешь, моим тайным конфидентом после такого тебе точно не быть, — Виталия уселась в кресло и закинула ногу за ногу. — Ну, и что ты теперь скажешь? — Ругаться при вас мне как-то не к лицу, а других слов, в общем-то, пока в голове нет, — не стал скрывать я. Ладно бы Монброн или Эль Гракх ей попался в коридоре. Нет ведь! Аманда! Уж кто-кто, а она всю эту историю Рози расскажет с охотой и еще приукрасит. А что начнется потом, я даже думать не желаю. Нет, я, разумеется, де Фюрьи не боюсь, но очень не люблю все эти дрязги, без которых тут не обойдется. Понятно, что со временем она успокоится, но это время еще пройти должно. Что же до реакции Ворона на происходящее, то вот здесь я как раз был спокоен. Подозреваю, что ему на подобное плевать. Я подошел к столику, наполнил свой опустевший бокал и плюхнулся в кресло, стоящее напротив того, где расположилась Виталия. — Осмелел, — заметила она. — Все же молодец Герхард, хорошо вас воспитывает. Имеется в виду, не как магов, но как людей действия. Ты, когда внизу, по приезде, меня увидел, аж заледенел весь, а сейчас, смотри-ка, оживился как. Еще чуть-чуть, и в раскорячку к стене прислонишь, после волосы на кулак намотаешь и командовать, чтобы двигалась поживее, начнешь. Я многозначительно глянул поверх бокала и отхлебнул вина. Превосходного, следует заметить. — А вот это ты зря, — ласково сказала Виталия и вытянув вперед указательные пальчик правой руки, ткнула им в моем направлении. — Ошибочка вышла! Надо было принять покаянный вид, сказав, что и в этот раз в мыслях ты ничего такого не имел. Наглость хороша в меру. И в этот же момент вино, которое я пил, превратилось в лед. Ну или что-то похожее на лед, поскольку в горле стало неимоверно холодно. Но холод был в этой ситуации не самым страшным. Я не мог дышать. Совсем. Проклятая Виталия запечатала мое горло намертво, забив туда лед, как пробку в бочку. — Что такое? — насмешливо спросила она, встав с кресла и приблизившись ко мне. — Не получается глотнуть воздуха, да? Что? И вот как мне понять эти твои «пфы, пфы»? А-а-а-а! Ты же теперь говорить не можешь! Говорить! Я теперь только и мог, что хватать шею руками, да судорожно вспоминать, какое заклинание можно применить в этом случае. Вот только ничегошеньки мне на ум не приходило. Да еще какие-то лиловые и красные круги перед глазами пошли, как видно, подбиралась ко мне моя смертушка. — Нфгрзя-я-а, — пошипел я, выдавливая из себя последний воздух, смешанный с жаждой жизни. — Ухбивт нфгрзя-а-а! — Что? — приложила к уху свернутую в ковшик ладошку, переспросила Виталия. — Поняла. Мне тебя убивать нельзя. Это да. Есть такое правило. В ушах шумел морской прибой, в висках стучало так, что, казалось, там обосновалась небольшая гномья колония, которая дружно встала к наковальням. Но у меня все равно хватило сил оторвать руки от шеи и сплести пальцы для того, чтобы в самый последний момент попробовать бросить в проклятую бабу заклинание из арсенала магии крови, то, при котором ничего произносить не надо. Имелось у меня подобное в загашнике, изучил как раз для таких случаев. Один хрен мне за это потом ответ не нести. Не факт, что получится, но не подыхать же вот так, в корчах, у ее ног, при этом даже не попробовав отомстить?