Потом расплывчатая картинка сфокусировалась, и Карли поняла, что случилось. Что ее предал человек, которому она должна была доверять больше всех на свете. Предал с Мишель – уже разрушившей почти все, что у нее было. Аллен вскочил и бросился к ней. С возбужденным, влажным пенисом и всклокоченными волосами. – Карли, пожалуйста, прости. Это случайность. Она помнит, как он говорил что-то еще, умолял. Обвинял во всем Мишель, а та сидела на постели с равнодушным лицом. Карли ждала – не объяснений Аллена, а что скажет Мишель. Через некоторое время она и сказала. – Ты бы шла домой. Вот так. Четыре слова. Ни объяснений, ни извинений. Просто «ты бы шла домой». Карли убежала прочь. Через два дня она вышла замуж за Аллена. Потому что так было проще, чем глядеть правде в глаза. Потому что она боялась остаться одна. Забавно, что она в конце концов одна и осталась. – Ты со всем разберешься, – сказал ей Роберт. – Вы с Мишель были подругами. Вам надо поговорить по душам, и вы снова помиритесь. Она кивала, потому что так было проще, чем сказать правду. В том, что Карли была пострадавшей стороной, а Мишель, казалось, приехала домой ради мести. * * * Мишель вошла на кухню отеля и вдохнула аромат корицы и кофе, смешанный с сытным запахом бекона. У нее потекли слюнки, и ей впервые за несколько месяцев захотелось есть. Кухня изменилась – стала больше, в ней прибавилось окон, но плита была прежняя, с восемью горелками. За ней правила Дамарис, рявкая команды официанткам и помощницам. Мишель наблюдала, как повариха посыпает омлеты своими секретными приправами и переворачивает оладьи. К омлетам добавлялись нарезанные кубиками овощи и сыр, а ежевика добавлялась ко всему. Тосты потрескивали, соковыжималка жужжала, тарелки стучали, и все это сопровождалось криком «Новый заказ!». Голова ее болела почти наравне с бедром. После вчерашнего, когда было слишком много водки и слишком мало еды. Но сейчас она глядела на Дамарис, и боль отступала на задний план. Здесь, в этом хаосе, она наконец-то поняла, что вернулась домой. – Последний заказ, – крикнула Дамарис, со стуком поставив еще одну тарелку. Мишель взглянула на часы. Почти девять. В это время года и в середине недели посетители завтракают рано, многие едут потом на работу. Обычно они погружены в свои мысли, строят планы и обдумывают предстоящие дела. – Доброе утро, – поздоровалась она, когда Дамарис выключила горелки. Повариха повернулась и прижала руку к груди. – Когда ты пришла? – Несколько минут назад. Дамарис поспешила к ней, вытирая руки о белый фартук. – Как я рада тебя видеть, – сказала она, прижимая Мишель к себе. – Ты голодная, – заявила она, отстраняясь. – Конечно, голодная. Как же иначе? Я приготовлю сейчас твое любимое. – Не надо! Не хлопочи. Темные брови поварихи поднялись над оправой очков. – Ты думаешь, я не помню, что ты любишь? Сядь. Мишель захромала к столешнице и села на табурет. Дамарис налила кофе и подала ей, потом посмотрела на лежавшие перед ней продукты. – Ты не ночевала в отеле, – сказала она, нарезая коричный хлеб. – Я спрашивала. – Мне не хотелось. – Это была почти правда. – Странно возвращаться назад. – Это потому что ты слишком долго ждала. О чем ты только думала? Десять лет! За все это время ты не могла приехать повидаться со мной? Мишель не ответила. То, что она не приезжала, не имело никакого отношения к Дамарис – дело было в Карли и Бренде. – Что ты думаешь о здешних переменах? – спросила Дамарис, взбивая яйца. – Их тут больше, чем ты говорила. Весь отель изменился. – Я не хотела тебя расстраивать. Карли предложила, а твоя мать взялась за дело. Подрядчик был из Сиэтла. Бренда не стала нанимать местных. По-моему, она спала с ним. – Моя мать? – Он использовал ее, если хочешь знать. Новая крыша и переделанная кухня видишь какие? Мне даже было жалко ее. Он уехал, как только закончил работы, и больше носу не показал. Так не везло ей с мужиками. – Она посмотрела поверх очков. – Как я сказала, мне было жалко ее. Мишель не смогла обнаружить у себя даже капли сочувствия. – Зря она все затеяла. Отель не нуждался в переделке. Он вообще не принадлежал ей. Она не имела права. – Думаешь, это остановило бы ее? – Нет. В голове снова запульсировала боль. В бедре она никуда и не девалась. Мишель следовало бы принять обезболивающее, которое дали ей доктора, но ей не нравилось, как она себя потом чувствует. Чокнутой. Кстати, какая ирония. Она без проблем разрушала свое здоровье водкой, но отказывалась принимать обезболивающие. Конечно, если разобраться, это противоречие было крупицей по сравнению с хаосом в ее голове. Она чувствовала, что вот-вот превратится в «интересный случай» для какого-нибудь медицинского журнала. Или у нее просто мания величия? Дамарис поставила перед ней тарелку. Французский тост из коричного хлеба с сосиской. И рядом ежевика. – Неужели? – спросила она, рассеянно тыча вилкой в одну из ягод. – Традиция такая. – Дамарис усмехнулась. Потому что тут, на Ежевичном острове, к любым блюдам подавалась ежевика. В детстве отец в шутку говорил Мишель, что им еще повезло; было бы хуже, если бы они жили на острове Брокколи или на Шпинатном. Она вспомнила, как смеялась тогда над отцовской шуткой, а потом вздохнула и попыталась вспомнить последний раз, когда что-то показалось ей хоть немножко смешным. Она отрезала маленький кусочек французского тоста. Края приятно хрустели, корица просвечивала сквозь слой яйца. На языке все смешивалось, подслащенное кленовым сиропом. И сам хлеб, легкий, но сытный, тоже радовал нёбо. Многие считали, что больше всего запоминаются запахи, а для Мишель это был вкус. Она помнила его, хотя в последний раз ела такой завтрак, как ей казалось, тысячу лет назад. Помнила, где она сидела, о чем они говорили тогда за столом. Дамарис приготовила ей точно такое же блюдо в самое первое утро, когда только что устроилась на работу в отель. – Боже, какая ты мастерица! – Уж я-то точно такая, как и была, – засмеялась Дамарис. Она налила себе кофе, подвинула поближе табурет и стала смотреть, как Мишель завтракает. Мишель разделалась с французским тостом и взялась за сосиски. Они были такими же, как она помнила; их делали фермеры на севере острова. Напоследок она съела ежевику. – Ягоды из Чили? – спросила она. На острове они еще не созрели. Дамарис вытаращила глаза. – Тсс! Это практически святотатство. Все, что мы подаем, местное. – Ты такая врушка. Мы разве так говорим? – Нет, но люди так считают. – Сейчас лишь первая неделя мая, на улице всего десять градусов. Никто и не поверит, что они местные. Дамарис шмыгнула носом. – На том конце острова есть оранжерея. – Так она размером с эту кухню. Там поместятся два куста, не больше. – Все равно. – Дамарис отхлебнула кофе. – И что же теперь? Повариха явно спрашивала не о том, собирается ли Мишель отнести тарелку в раковину. – Я возвращаюсь к своей прежней упорядоченной жизни. Буду управлять отелем, как когда-то. – Ты не справишься в одиночку. Мишель посмотрела на нее. Может, Дамарис слышала про их вчерашний конфликт с Карли? – Отель стал больше, – продолжала повариха. – Тридцать комнат. На носу лето. Ты сама знаешь, что это такое. Да, толпы туристов, набитый отель. Я уволила Карли.