– Мама! – заорала я. – МАААААМ! Нет ответа. Я стояла посреди холла, и внутри меня все бурлило от злости. «Неужели мама прячется, – подумала я, – боится показаться мне на глаза? Трусиха!» Джулия, сунув сумочку под мышку, вошла следом. Она явно развлекалась, как ребенок, наблюдающий за парадом в День независимости. Я нахмурилась, обошла лестницу, промчалась по коридору и ворвалась в кабинет папы так же решительно, как немцы в свое время вступили в Бельгию. Когда дверь с силой ударилась о стену, отец вскинулся и, глупо улыбаясь, произнес: – Привет. По телевизору показывали футбольную игру в колледже, и он задремал, сидя на диване. Его пыльные ботинки валялись под журнальным столиком. – А ты мне ничего не хочешь рассказать, папа? – прошипела я. – Нет, – осторожно ответил он. Джулия стояла позади и ухмылялась. – Уверен? Ах, ну вот, теперь он вспомнил и судорожно провел рукой по волосам, пытаясь выиграть несколько лишних секунд. Отцу было сорок шесть, но волосы его оставались такими же рыжими и густыми, какими были в двадцать, а седина только-только стала проступать на темных висках. Он почти всю жизнь провел на улице под ярким техасским солнцем, и в уголках его глаз давно уже появились морщинки, однако, несмотря на это, он все еще походил на обаятельного мальчишку. Ежедневная тяжелая работа – каждый божий день он садился на лошадь и отправлялся пасти скот – закалила его, сделала сильным и выносливым. Ангус Макнайт III выглядел точно как самый настоящий ковбой. – Э-э… я полагаю, ты говоришь о… – Знаешь, когда вы выставляете свою дочь на продажу, было бы неплохо хотя бы предупредить ее об этом заранее. – Дорогая, тебя не выставляют на продажу, и я был так же удивлен, как и ты… – Вот уж сомневаюсь, – перебила я. Отец в отчаянии посмотрел на Джулию, надеясь на поддержку. – Конечно, мы собирались рассказать тебе… – начал он оправдываться, но тут в коридоре послышался звук шагов. Папа с надеждой во взгляде посмотрел через мое плечо. Похоже, кавалерия пришла на помощь. Впрочем, иначе и быть не могло. Моя мать, Люси Макнайт, вошла в кабинет, стаскивая на ходу тканевые садовые перчатки. Она была на дюйм выше меня и все еще была стройна, хотя и немного округлилась в боках. Она была как раз в том возрасте, когда женщины уже всерьез задумываются о пользе пластической хирургии, и я была уверена, что мама в ближайшее время обязательно прибегнет к помощи этих чудо-докторов. Во-первых, машину нужно показывать механику сразу же, как только услышишь стук в двигателе, а во-вторых, если все сделать правильно, можно чудеса хирургии выдать за результат новой диеты и успех личного тренера. У мамы был собственный стиль, и сегодня ей снова удалось его продемонстрировать. Немногие женщины могут выглядеть в джинсах, синей хлопчатобумажной рубашке и шляпке от солнца как модель из весеннего каталога Неймана Маркуса. – О, Джулия, это твоя новая сумка? – спросила мама как ни в чем не бывало. – Меган как раз спрашивала о… – Я знаю, почему она здесь, Ангус, – сказала мама и повернулась ко мне: – Я прошу прощения за то, что ты обо всем узнала вот так, из газеты. Конечно, мы планировали рассказать тебе эту новость на выходных. Я понятия не имела, что они опубликуют анонс сегодня. Тем не менее это неважно – все уже решено. – Но я сказала тебе как минимум на прошлой неделе, что не хочу участвовать. Вообще! Помнишь? – Помню, – мягко сказала мама. – Но, дорогая, ты просто не понимаешь, какая это уникальная возможность. Ты просто не можешь ее упустить. – Не уверена, что ты заметила, но знаешь ли, с учебой, практикой и играми у меня и так дел по горло. А возможностей так и вообще выше крыши! – Я знаю, но подготовка к балу изматывает, а ты должна быть полна сил. Так что я советую тебе отказаться на время от футбола. Господи, все было еще хуже, чем я думала. Я глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться, но гнев бурлил во мне, словно расплавленная лава в жерле вулкана. Взрыв был неминуем. – Мама, если ты думаешь, что я готова променять футбол на дурацкий вальс и нудные чаепития, ты не просто ошибаешься… Ты с ума сошла! – Я понимаю твои чувства… – Нет, не понимаешь, – отрезала я. – Я что, многого прошу? Ты всего лишь пропустишь один сезон из… скольких? Из двадцати? – Ты просишь меня пропустить один год из четырех, которые нужны мне, чтобы получить право оставаться в команде колледжа. А у меня есть все шансы попасть в сборную. Ее скорбный взгляд был красноречивее слов. – Дорогая, тебе уже двадцать. Я думаю, что поезд ушел, – нанесла мама решающий удар. – Вот уж нет! Меня приглашали в региональный лагерь в прошлом году! Прошлым летом я действительно ездила в Канзас-сити на три недели, на сборы женских команд, в которых принимали участие девушки до двадцати лет. Туда съехались сотни игроков. Вот только я сыграла далеко не блестяще и с позором сбежала домой. – Я все это прекрасно знаю. Но если бы ты не злилась, то поняла бы: бал тебя многому научит, а еще у тебя останутся воспоминания, которыми ты будешь дорожить всю оставшуюся жизнь. – И чем это я буду дорожить? – фыркнула я. – Тем, что научусь подбирать туфли к сумочке? Или напыщенно болтать ни о чем? – Бал – это не просто стиль и манеры. Хотя для тебя было бы неплохо поработать и над тем и над другим. – Мама, похоже, начала раздражаться. – Нет. Этого не будет. Потому что я на него не пойду. Ты, не заручившись моим согласием, решила отправить меня в костюме пуделя на вечеринку с денежными призами за «Лучшую пустую болтовню» и «Самую глупую улыбку». На вечеринку, где я буду вынуждена танцевать с мальчиками, которые мне не нравятся, а ты станешь любезничать с толпой незнакомых мне людей. И ты хочешь, чтобы я ради такой «уникальной» возможности пропустила целый сезон? – Я остановилась и глубоко вздохнула, пытаясь побороть охватившую меня ярость, а потом язвительно продолжила: – Я понимаю, ты десятилетиями заботилась лишь о том, в ка-кой цвет покрасить волосы и какую выбрать стрижку. Что ж, твои усилия заметны, ничего не скажешь… Воцарилась тишина. Я поняла, что перешла черту. Мама нахмурилась, ее губы сжались в тонкую линию, на щеках заиграл лихорадочный румянец. – Знаешь, Меган, никому не нравятся умники. – Мама еще пыталась сдерживаться, но, видно, тоже была на грани. – Как это никому? Мне нравятся, – парировала я. – Да я просто обожаю умников. В глубине души я лелеяла надежду на то, что однажды встречу парня, которому действительно нравятся умные девушки, иначе мама своими советами и на-смешками меня точно с ума сведет. Мама, как опытный боец, уклонилась от удара. Казалось, пространство комнаты сузилось и мы остались лишь вдвоем. – Давайте просто… – попытался разрядить обстановку папа, но мама его решительно остановила: – Не надо, Ангус. Ты ведь на самом деле согласен со мной. – Папа поднял руки, сдаваясь, и отступил, а мама повернулась ко мне: – Благодаря моим колоссальным усилиям, тебя и Джулию пригласили на дебютный бал в этом году. Такого еще ни разу не бывало, чтобы пригласили двух сестер сразу и… – Да мне все равно, кого вы там подкупили! – перебила я ее. – Хватит! – воскликнула мама, уже явно не выдержав моего напора. Я посмотрела на нее ледяным взглядом, в котором читался вызов, но она не отступила: – Я люблю тебя, люблю очень сильно. Ты зря упрямишься, напрасно думаешь, будто знаешь все на свете. Поверь мне, это не так. Три поколения женщин моей семьи – твоя прабабушка, твоя бабушка, твоя тетя и я – дебютировали в «Блубонет». Твоя кузина Эбби и твоя сестра Джулия дебютируют в этом году, и хотя ты, возможно, не понимаешь, что этот бал значит в жизни каждой девушки Техаса, я-то прекрасно понимаю. Очень скоро твоя футбольная карьера закончится, и ты окажешься в огромном сложном мире, гораздо более сложном, чем тот, в котором живешь сейчас, и моя обязанность подготовить тебя к этому. Так что позволь мне выразиться предельно ясно: я не прошу, я требую, чтобы ты отправилась на бал. – Но это же несправедливо, мама! – Серьезно? – вскинула она брови, на лице ее застыло насмешливое выражение. – Ты так считаешь? Вопрос повис в воздухе, а затем мама прижала руки к вискам, словно у нее заболела голова. Папа подошел к ней и положил руку на плечо. – Ты в порядке? – взволнованно спросил он. Мама страдала хронической мигренью, которая всегда случалась в самый неподходящий момент. – Я в порядке, Ангус, – тихо ответила она и позволила папе усадить себя на стул. Она тяжело опустилась на сиденье и, прищурившись, взглянула на пробивающиеся сквозь шторы солнечные лучи, совсем как вампир на рассвете. Я была в ярости. Жгучие слезы навернулись на глаза, но я не знала, как еще ей возразить. – Я… ненавижу тебя! – наконец выкрикнула я. Возможно, мои слова были слишком злыми, но я была в отчаянии. А потом я развернулась и выбежала вон. – Дорогая… – раздался мне вслед голос отца. – Пусть идет, – устало сказала мама, когда я хлопнула дверью. В коридоре я уже рыдала в голос, но сквозь всхлипывания все равно услышала старую-добрую мамину присказку: – Она образумится – просто дай ей свыкнуться с этой мыслью. «Вот уж как бы не так», – подумала я. Глава вторая, в которой Меган отказывается от пирровой победы