– Спасибо, – сказала я, пораженная тем, что даже в этой ужасающей ситуации похвала от Кори нашла отклик в моем сердце. Я хотела продолжить разговор с ним, но не я одна. Амита принялась болтать с Кори – а точнее, монополизировать его, – и в течение следующего часа я была предоставлена самой себе. Что бы ни происходило между грабителями банка и полицией, нас пока не трогали. Время шло, и хотя я и подумать не могла, что такое возможно, но сильный страх уступил место скуке. Кэрол свернулась калачиком, чтобы вздремнуть, и я решила последовать ее примеру. Я попыталась устроиться поудобнее, но пол был таким же твердым и жестким, как и стена. Кори заметил, что я пытаюсь найти удобное положение для головы. Он похлопал себя по левому плечу. – Располагайся. – Я бы с удовольствием, но все же надо быть начеку, – слабо улыбнулась я. – Наверное, ты права, но, похоже, Кэрол так не считает, – он кивнул на пожилую женщину, чей тихий храп наполнял комнату. – Она – крепкий орешек. – Защитный механизм, – сказала я. – С чего ты взяла? – Когда отбираешь большое количество присяжных, появляется чутье на людей. Начинаешь понимать, что они собой представляют. – Ах, вот как? – Кори придвинулся ко мне. – Думаешь, она притворяется спящей? – Возможно. Думаю, она притворяется сильной, чтобы скрыть свой страх, но сейчас она просто нашла лучший и единственный вариант из всех, что у нее есть, – я пожала плечами. – Либо я сильно ошибаюсь, и ей просто действительно нужно вздремнуть. Как и мне. Быть напуганной до смерти – изнуряет. – Да, думаю, ты права, – сказал он. – Хорошо, так как насчет нас? Мое сердце почему-то слегка подпрыгнуло от этого слова. – Нас?.. Он жестом указал на наших товарищей-заложников. – Мы в твоем пуле присяжных. Что ты думаешь о нас? – Ах, да, – сказала я, мысленно ругая себя. «Черт возьми, Гарденер, возьми себя в руки». Я взглянула на него. – Ты уверен, что я не прерываю вашу беседу с мисс Патель? Прозвучало гораздо более стервозно, чем я предполагала. Ревностно. Я попыталась как-то загладить сказанное, но Кори, похоже, ничего такого не заметил. Он взглянул на дверь, за которой стоял Фрэнки. – Она разговаривает по телефону с копами, – сообщил он вполголоса. – Прямо сейчас? Как?.. – затем я вспомнила, что Амита разговаривала через беспроводной наушник. – Она была на связи с ними с самого начала? Он кивнул. – Что, если Фрэнки заметит? Он озвереет. – Возможно. Но если они унесут ее телефон слишком далеко, он все равно выключится. До сих пор она умудрялась предоставлять полиции кучу информации о грабителях. Чертовски умно. – Да, – пробормотала я. – Очень. – Эй, – прошептал Кори, легонько подтолкнув меня локтем. – Итак, давай. Мистер Рой Моргенштерн в твоем пуле присяжных. Оставляешь его или динамишь? – Я, эм, ну, это зависит от обстоятельств, – сказала я, переключая свое внимание. – Если бы я подавала иск на крупную корпорацию, я бы уволила его еще до того, как он успеет сесть. – В каком случае ты бы его оставила? – Если бы я представляла корпорацию. В таком случае я бы молилась, чтобы его назначили председателем. – И часто ты берешься за подобные дела? – улыбка Кори погасла. – Большие корпорации против простого человека? – Я берусь за дела, которые, как я верю, могу выиграть, – я прижалась к стене. – А если сторона, одержавшая победу, – неправильная сторона? – Правильное или неправильное существует только в понимании законодательства. – Да, но все же. Есть серая зона… – Серой зоны нет, – сказала я как можно более нейтральным тоном. – Нельзя позволять эмоциям встать на твоем пути. Или сочувствию. Нужно отбросить все это в сторону и взглянуть на букву закона. И точка. – Хорошо, но что, если простой человек прав с моральной точки зрения, но его дело проигрышное. Понимаешь? Расклад не в его пользу. Что-то вроде Давида и Голиафа. – Да, есть такое, – медленно проговорила я. «Манро против Хатчинсон», – подумала я, хотя в данном случае Давид владел семейной сетью скобяных изделий, а Голиаф был отвратительным маленьким человечком, едва достигшим метра шестидесяти сантиметров. – Вопрос такой, – сказал Кори, – на чьей ты стороне? «Не позволяй ему забалтывать тебя, – я напряглась. – Он понятия не имеет, как усердно ты работаешь и насколько все это сложно», – и все же подробности дела Манро царапали мой разум, как крапива. – Я же сказала, что борюсь за человека, который меня нанимает. Если я соглашаюсь взяться за дело, это означает, что я считаю его выигрышным. – Невзирая на обстоятельства? Я скрестила руки на груди. – Это намного сложнее, чем то, что ты видишь по телевизору или в кино. Кори задумчиво кивнул. – Ладно, так что насчет меня? – наконец спросил он. – В смысле, среди присяжных по делу Давида и Голиафа? – Ага. Я взглянула на него и вдруг почувствовала себя немного растерянной. Его глаза были похожи на темные омуты, в которых светилась нежность, никак не вязавшаяся с его суровой внешностью. Способность видеть людей насквозь, которая так хорошо служила мне в зале суда, сейчас была направлена на Кори Бишопа, и я увидела доброту, честь. Это человек, который редко жалуется и который терпеть не может всякую ерунду. Человек, который не бросает на ветер слов и пустых обещаний. Человек, который пожертвует собой ради других, но который сам скорее съест стекло, чем попросит о помощи. Раньше я и понятия не имела, насколько чуткой может быть моя интуиция. Не зря меня считают одаренной. За широкой грудью Кори скрывалось золотое сердце, бьющееся ровным, спокойным ритмом доброты и порядочности. Я готова поставить на кон свою карьеру, доказывая это. – Я бы уволила тебя немедленно. Он выслушал это, казалось, поглощая меня взглядом почти так же, как и я его, а затем слегка рассмеялся, чтобы снять странное напряжение. – Ой-ой. Вышвырнула бы меня на обочину. Я слабо улыбнулась. – Не зря ведь меня называют Леди Акула. – Кто тебя так называет? – Такая у меня репутация в Верховном суде. Он нахмурился, как будто ему не понравилось, как это прозвучало. – И это хорошо? «Я так думала раньше. До этого момента». Я встряхнулась, поклявшись не позволять этому человеку разгадывать мои мысли и чувства с полуслова. Взгляда. – Мой отец был великим юристом, – сказала я. – Самым лучшим. Его называли Большой Белой Акулой, и теперь я иду по его стопам. Или, во всяком случае, надеюсь на это.