– Ваня, ты в сторонке постой, по сторонам смотри, – ответил ему Силантий и протянул один из наганов. – Держи, что-то мне тут не нравится все происходящее. Просто так стрелять не вздумай, только если уверен, что враг перед тобой. Понял? – Рад стараться! – вытянулся во весь рост мой тезка. – Да и голову свою дурную не вздумай подставить, тут тебе не смотр, – пробурчал городовой и, потеряв интерес к товарищу, на меня уставился: – Говорить будешь? – Пусть отойдет, – кивнул на его молодого напарника и сел на землю. – Меня бы перевязать. – А надо? – хмыкнул городовой. – Я тебе не сестра милосердия, а ты, братец, из налетчиков, поди, так ежели кровью истечешь, то не расстроюсь. – Документы во внутреннем кармане, могу достать? – поинтересовался я у городового, понимая, что на его стороне часть правды. – Валяй, но осторожно, – прищурился тот и ствол револьвера на меня наставил. Драться с ним не планирую, мне его благодарить нужно: не появись вовремя – не факт, что меня не пристрелили бы. Протянул Силантию паспорт, в котором лежал документ о моем звании и специализации. – Охранитель? – удивился городовой, внимательно смерил меня взглядом, а потом кивнул: – Принимается, но в участке до выяснения все же посидишь. Ванька! – оглянулся он на своего помощника. – Иди, перевяжи человека, а то и вправду кровью изойдет. – Подожди, – остановил я паренька, а городовому шепнул: – Вызывай Ларионова или кого-нибудь из его людей. – Кто такой этот твой Ларионов? – уточнил городовой. – Ротмистр Ларионов Вениамин Николаевич, служит в жандармерии, но заведует контрразведкой, – пояснил я. – Не по мне птица, чтобы такого вызывать, – покачал головой Силантий. – В околоток придем – пусть с тобой начальство разбирается. Спорить не стал, сил нет. Да и Вениамин Николаевич тут толком ничего не найдет. Трупы распутинцев? Так те уже ничего не расскажут, а против британца никаких доказательств. Мои слова против Гарри? И? Дипломатический скандал нам не нужен, и так отношения натянуты. Черт! Ребро ноет, плечо дергает. Нужно к профессору… или Марте, они боль способны снять. Но, похоже, визит к владелице ресторана придется отложить, не в той я нынче форме. Околоток расположился в десяти минутах от места, где меня подстрелили, правда, шли дольше: ноги я переставлял с трудом, а извозчика, по словам городового, тут хрен найдешь, неблагополучный район, и состоятельных господ сюда заносит в редких случаях, и то под градусом. Околоточный надзиратель, средних лет мужик и явный любитель заложить за воротник, к моей радости оказался на месте, правда, уже успев пропустить несколько стаканов вина. Он не обрадовался, что Силантий проблему переложил на своего начальника. Над просьбой вызвать Ларионова или кого-нибудь из его людей он и вовсе руками замахал: – Братец, ну как я его вызову? Голубя послать изволишь? – ответил надзиратель, косясь в сторону стоящей в железном ящике, служащем сейфом (вскрыть его можно обычным гвоздем!), открытую бутылку. Прав околоточный – телефоны только входят в жизнь, их можно пересчитать по пальцам, а пройдет всего чуть больше сотни лет, и у каждого жителя окажется средство связи практически с любой точкой мира. Н-да, до этого момента и далеко и близко – как на это смотреть. – Тогда просто отпусти, – устало предложил я. – Где меня отыскать, расскажу, да и с Ларионовым в харчевню в любом случае наведаюсь. Жмуры там у тебя, а это, сам понимаешь, происшествие. – Ой, я тебя умоляю! – махнул он на меня рукой. – На моей территории редкий день не случается пары трупов. – В особенности распутинцев, – хмыкнул я. – Бытовая смерть по пьяни – одно, но политическая… – не договорил, головой покачал, за плечо держась. – Если у себя, – околоточный надзиратель на «сейф» указал, – оставлю твои документы, то могу отпустить. Устроит такой подход? В недоумении на него посмотрел и мысленно такому подходу подивился. Без какой-либо мало-мальской проверки он меня собрался отпустить? – Ты не подумай чего, вижу, что документы в порядке, ты человек правильный. Правда, отдать тебе оружие не могу, револьверы изыму до выяснения. Но ты ранен, помощь требуется оказывать, а у меня одни пьянчуги вечером в камере набьются, за дебош да драки. Ты же, господин хороший, сам себе не враг? – постучал по столешнице надзиратель. – Хрен с ним, с паспортом – оставлю, как и два револьвера – не мои они. Однако уйти без оружия из участка туда, где меня враги могут дожидаться, никак не могу. Если со мной что произойдет, то ответ уже сам держать будешь. А ротмистр, будь уверен, докопается, – ответил, прислушиваясь, как за дверью раздалась чья-то ругань, а потом грохот. Околоточный, нужно отдать ему должное, отреагировал мгновенно. Мне бросил наган, свой револьвер из кобуры выхватил, а в правой руке саблю над головой поднял. И все это за пару секунд! Сноровки он в своем округе не потерял, военная школа чувствуется. – Ефим Петрович, тут до вас господа пришли! – раздался из-за двери голос городового. – Ты уж не стреляй, пожалуйста. – Кого принесло? – грозно рыкнул (никогда бы не подумал, что в околоточном скрывается командирский бас!). Сам-то надзиратель уже переместился и замер напротив двери. Понимаю, что готовится встретить врага, но если из-за двери начнут стрелять, то он тут и ляжет сразу. В своем нагане проверил патроны – на всякий случай: не думаю, что кто-то отважился штурмовать околоток. Такого не простят, и полиция носом землю взроет, но преступников отыщут. Кстати, интуиция моя молчит. – Ротмистр Ларионов! – гаркнул Вениамин Николаевич и с ноги дверь распахнул. – Ваше благородие! Очень рад! – ответил околоточный и саблю опустил. – Револьвер спрячь, – указал ему Вениамин Николаевич. – Да-да, конечно, – суетливо убрал тот в кобуру наган. – Иван, ты как? – обойдя околоточного, приблизился ко мне ротмистр. – Каким образом тут оказались? – поинтересовался я, не отвечая, так как по моему виду все ясно. – Не поверишь – случайно! – склонив голову набок, ответил контрразведчик, а потом оглянулся на околоточного. – Ивана Макаровича я забираю, и не дай бог, если вы с ним обращались плохо! – Претензий к полиции у меня нет, – сказал я. – В какой-то мере благодарен, что так все закончилось. – Ваше благородие, мне бы на ваши документы взглянуть, – посмотрел на ротмистра околоточный надзиратель. – Молодец, – кивнул Вениамин Николаевич и, вытащив из внутреннего кармана френча бумаги, показав из своих рук околоточному. – Все в порядке, – облегченно выдохнул тот, – забирайте, и, надеюсь, то, что произошло в харчевне, перейдет под ваш контроль. – Перейдет, не переживай, – ответил ротмистр. – Вещи и документы Ивану отдай, и мы откланиваемся, времени ни минуты. – Понимаю, понимаю, – закивал околоточный. Через пару минут мы с Вениамином Николаевичем уже тряслись в пролетке, направляясь к Семену Ивановичу. Пулю необходимо вытащить, а потом… на потом у меня определенные планы, и патент на лекарство может подождать, да и время уже к вечеру. – Так как меня смог отыскать? – поинтересовался я у ротмистра. – Мой человек случайно увидел, как тебя в околоточную привели. Он бросил своего подопечного и ко мне отправился: ему-то тебя никто не отдал бы, – пояснил Вениамин Николаевич и потребовал: – А теперь рассказывай, и желательно подробно. Мое повествование не заняло много времени, хотя и произошло приличное количество событий. А чего воду в ступе толочь? Похитили, привезли, дрался, сбежал, а потом стрелял – все! – В какой-то степени тебе повезло, а вот им нет! Тех, кого пострелял, – жаль, не в том смысле, что убил, а в том, что теперь не расскажут ничего. Но если оставшиеся в подвале выжили, то мы их отыщем, – задумчиво произнес Ларионов, а потом крикнул кучеру: – Братец, стой! – Когда же пролетка остановилась, он приказал: – Ивана Макаровича доставишь в его больницу и проследишь, чтобы он с профессором пообщался. Ротмистр из пролетки выпрыгнул и сразу же замахал руками, останавливая проезжающего мимо извозчика. – Вениамин Николаевич, решил сразу за дело в харчевне взяться? – поинтересовался я. – Ваня, ты такой догадливый! – съехидничал тот. – Давай, лечись и не забудь про производство лекарств, кстати, вопрос с покушением еще открыт, если узнаешь что-нибудь – сразу сообщай. – Хорошо, – кивнул я, пытаясь восстановить происшедшие события и понять, что меня и в какой момент зацепило в разговоре про готовящуюся акцию в резиденции императрицы. Пока доехали до больницы, мысленно перебрал все варианты, но так и не вспомнил ничего. Нужно сесть и шаг за шагом все восстановить в памяти, желательно с той обстановкой, что царила в подвале харчевни. Хм, или про императрицу мне Гарри говорил еще до подвала? Впрочем, ротмистр профи своего дела, ниточки у него в руках, и наверняка имеются тузы в рукавах, раньше меня разберется во всем. Сейчас нужно восстановиться и отдохнуть. Профессор отыскался в кабинете, время уже к вечеру, а посетителями весь коридор забит, и даже меня кто-то попытался не пустить. Михаил, который вперед убежал Семену Ивановичу докладывать, вышел из кабинета с профессором и на весь коридор рявкнул: – Больница закрыта, завтра приходите! Народ, естественно, стал возмущаться и шуметь. Никто не желает слышать ни о каком расписании и о часах приема, которые давно уже закончились. Только пригрозив сбегать за полицией, добились, чтобы народ стал медленно расходиться. А меня у окна, прямо в коридоре, компаньон расспрашивает. – Семен Иванович, а может, мы в кабинет или одну из палат пройдем? – поинтересовался я после того, как тот велел мне снимать френч. – Ой, голубчик вы мой, дорогой Иван Макарович, прости старика, совсем зашился и забегался, конечно, пойдем в кабинет, – махнул он в сторону двери, в проеме которой Сима стояла и губы кусала. В кабинете вкратце повторил, упуская бо?льшую часть происшедших со мной перипетий. Профессор слушал невнимательно, осторожно ощупывал голову и ребра, объявив, что пулевым ранением займется в последнюю очередь. По его мнению, если до этого времени на ногах продержался, то и опасности нет. Ну не стал с ним спорить, да и чувствовал себя вполне сносно. Ага, но только до того момента, когда Семен Иванович начал повязку на плече разрезать и отдирать ту от кожи. А повязка-то спеклась от крови – больно ужасно! Делопроизводительница не выдержала и ассистировать отказалась, сказала, что лучше приведет кого-нибудь из сестер милосердия. Однако профессору помощь и не потребовалась, он остался доволен увиденной раной: – Просто замечательно! Ваня, это превосходно! – Офигенно, – ответил я, скрежеща зубами от боли. – Семен Иванович, пулю вытаскивай – и дело с концом, у меня нет желания получить заражение крови. – А ничего такого и не последует, – хмыкнул тот, протирая рану спиртом. – Конечно, возможны клочки ткани внутри, но из-за этого сейчас резать не стану, да и не факт, что всю грязь не вытащил. Ты же мне доверяешь? – Доверяю, – хрипло заверил я в ответ, уже закусив губы и крепко зажмурившись. – Так, сейчас немного станет больно и чуть-чуть пощиплет, – предупредил профессор. Мля, это называется немного?!! Если бы не потерял на мгновение дар речи и не лишился голоса, то взревел бы словно раненый медведь на всю больницу. Больно – не то слово, жжение и вовсе в мозг шарахнуло. – Все-все, уже ничего не стану делать. Рану прижег, промыл, осталось перебинтовать, – успокоил меня Семен Иванович. – А пуля? – Она навылет прошла, словно выбрала направление и, ничего не задев, оставила о себе память в виде дырки! – усмехнулся Семен Иванович, а потом нахмурился: – Меня больше твои ребра волнуют, там гематомы знатные, возможно, переломы есть. – Это вряд ли, хрен бы я так долго смог ходить. – Шок, да и болевой порог у тебя повышен, – задумчиво ответил Семен Иванович, накладывая мне на плечо повязку. – Слышал, что в Германии какой-то физик, точно не помню его фамилии, представил прибор, который способен сфотографировать кости и некоторые внутренние органы, – подкинул идею профессору.