– Амба вам, народа угнетатели! – криво оскалился тот. – Тут указано, что весну не пережили первые лица империи. Вся верхушка, включая императрицу и ее семейство, умерла. Министерства парализованы, на фронте с Англией и Германией наши войска терпят сокрушительные поражения. Мля! Это как понимать?! Пока еще июнь не наступил, а войны у нас ни с кем нет! – Да пошел ты, пес цепной императрицы! – сплюнул на пол Василь. А ведь он ничего не скажет, разговаривать с таким бесполезно. Выбивать признание? Могу попытаться, но парень хлипок очень, от боли сразу сознание теряет. С подобными наркошами легко разговаривать, когда у них ломка начинается, но тут он, скорее всего, нанюхался, когда на дело с подельником отправился. – Насчет цепного пса ты загнул, – усмехнулся я и сел за стол. – А кто нам покушение сорвал и парней убил? Не ты ли? – криво усмехнулся парень, почему-то воспрянув духом. – Слушай, но почему ты в меня сегодня стрелять не стал, раз я такой пес цепной? – вспомнив, что меня удивило, спросил я и закурил. – Отмашки не было, – поморщился Василь. – Повезло тебе, гнида на шее пролетариата. Перебираю на столе найденное у этого революционера и чувствую, что упустил еще что-то. Паспорт? На первый взгляд настоящий, в меру помят и засален. Бумажник неновый, порошок в склянке сделан аптекарем, деньги… А вот ассигнации новые, словно сошли с печатного станка, и еще краской пахнут, не фальшивые, следовательно, их сняли со счета в банке. Можно ли по номерам купюр отследить их происхождение? Сомневаюсь. – Значит, продался, как иуда, врагам России за тридцать сребреников, а в данном случае за три тысячи, – швырнул я деньги на стол. – Скажи, а самому не противно, прикрываясь лозунгами, работать на одну из разведок вражеских государств? – Кто тут работает на чью разведку? – вошел в комнату Ларионов. Ротмистр явился быстро, даже слишком. Бледен, на лбу выступил пот, губа прикушена, что-то серьезное произошло. Кратко изложил происшедшие события, Вениамина Николаевича заинтересовали деньги Петрухина, а сам революционер сидел с независимым видом. – Листовки… – подсказал я, пытаясь обратить внимание контрразведчика на текст, но тот меня перебил: – Ваня, я видел уже сегодня подобные бумажки. Так что же вы тут позабыли? – подошел ротмистр к Василю и присел на корточки. – За какой надобностью посетили это заведение? Только не стоит говорить, что решили повеселиться. Отвечай! – С жандармами не разговариваю! – вздернул подбородок парень. – А я не жандарм, – устало хмыкнул ротмистр. – Могу бумаги показать, что борюсь со шпионами империи, кои завербованы иностранными разведками, чтобы захватить Россию. – Я распутинец! Россия будет народной, и рабочий люд… – Парень, ты не понял, – перебил его Вениамин Николаевич, – мне плевать, кем ты себя считаешь и за кого хочешь сойти. Деньги и листовки доказывают, что ты шпион одной из разведок, а с этим у нас разговор короткий. – Лет двадцать в ссылке? – дернул головой Василь. – Нет, семь грамм из нагана, и разговор закрыт, если, конечно, ты не пересмотришь собственные взгляды, – ответил ротмистр и револьвер вытащил. – Видишь ли, могу тебя прямо сейчас пристрелить и не отвлекаться от насущных проблем. А они начинают валиться как снежный ком. – Стреляй, гнида имперская! – дернулся навстречу ротмистру Василь. – Ты дурак? – поинтересовался я у парня, отводя руку Вениамина Николаевича с наганом в сторону. – Не соображаешь, кому и что выгодно? Хрен с ними с революционерами, желаете свергнуть императрицу и власть – ваше право, но вы же себя называете патриотами, а что произойдет дальше? Могу тебе нарисовать картину! Желаешь? – Это все ваши сказки и происки, лишь бы паразитировать на шее трудящихся, – ответил мне Василь. – Конечно, ты совершенно прав, как и твои идейные вдохновители. Правда, они забыли сказать, что, посылая в бой подобных парней, сами остаются в тени и выезжают за ваш счет. Параллель не видна? Те же паразиты, но уже в вашей организации. А почему? Ответ прост и элементарен. Всегда есть начальство, и равенства с братством никогда не наступит. Кто-то работает, а кто-то желает развлекаться за чужой счет, но если это внутри государства, то смириться можно. Но представь на секунду, что произойдет, если не станет императрицы. Начнут одеяло перетягивать все кому не лень, чтобы власть захватить. Неужели считаешь, что англичане с французами и другие державы не захотят откусить кусок пирога и половить рыбку в мутной воде? Давно же известно, что стоит искать того, кому выгодно! Думай! – От этой речи у меня в горле пересохло, прямо из бутылки отпил шампанское и заметил, как ротмистр морщится. – Вениамин Николаевич, я что-то не то сказал? – Да нет, прямо в яблочко, – ответил тот, а потом на Василя взгляд перевел. – Говорить будешь? – Да толком ничего не знаю! Но шпионом не являюсь, нам поставили задачу: отыскать в этом заведении германского посла и отправить к праотцам. Задаток дали, и мы с Тихоном пошли. – Тихон – это кто? – уточнил ротмистр. – Мы с ним в одной ячейке состоим, сами являемся распутинцами, он старший, а я на подхвате, – ответил Василь. – И три тысячи рублей, – озадачился я, а потом задал свой вопрос: – Почему в меня не стрелял? – Приказано пылинки сдувать, – криво поморщился Василь, – если кто-нибудь ослушается, то лишится головы, а его семья без поддержки останется. – Оба-на! – воскликнул я. – С чего это такое отношение к паразиту? – Ты из сельчан, просто запутался и не понимаешь, что к чему, – пожал Василь плечами, повторив чьи-то слова. – Он простой исполнитель и вряд ли знает что-то, – убрав револьвер, сказал ротмистр, а потом крикнул: – Увести! В комнату вошли трое в штатском, один из них мне приветливо кивнул. Батон, или крепыш, не так давно за мной ходил по пятам, производя слежку по заданию ротмистра. Время от времени с ним сталкиваюсь, и случается парой фраз перекинуться, нормальный парень. Правда, я ему обещал показать пару приемов рукопашки, но так времени и не выбрал. – Сергей, останешься, для тебя задание есть, – заметив наши переглядки с Батоном, задумчиво сказал Вениамин Николаевич, перебирая на столе то, что я у Василя изъял. – Иван, где его наган? – А, прости, – выложил на стол трофейный револьвер и нож. – Стоп! – крикнул ротмистр, уставившись на окровавленное лезвие. – Ты кого порезал?! – подошел он к революционеру, которого под руки держали люди контрразведчика. – Сюрприз! – рассмеялся Василь. – Обыскать заведение, проверить все комнаты! Этого пока тут оставить! – коротко приказал Вениамин Николаевич. – Не нужно, – вошла в комнату Марта, слышавшая последние слова. – Почему? – спросил ротмистр. – Уже известно кто? – Посол Австро-Венгерской империи тяжело ранен, девушка, его развлекавшая, – убита, – сказала Марта и, подойдя к столу, взяла бутылку шампанского, поискала бокал, но, не найдя его, прямо из горла, как недавно я, сделала большой глоток. – Ваня, папиросу дай. – Этого в подвал в управе, глаз не спускать, – кивнул своим людям ротмистр, а потом посмотрел на Марту. – Пошли, покажешь. – Вениамин Николаевич поморщился, словно от зубной боли, и вполголоса сказал: – Мля, как же не вовремя, нам еще не хватает международного скандала с Австро-Венгрией! Идти пришлось на третий этаж, перед одной из дверей Марта остановилась и сказала: – Это там, простите, но заходить не хочу. Вениамин Николаевич кивнул и взялся за ручку двери, но заходить не стал, а обернулся к владелице заведения: – Кто обнаружил? – Официантка, принесла заказ, сейчас в моем кабинете, больше никто не знает, она сразу меня бросилась искать, – ответила Марта. – Сергей, проводи госпожу в кабинет и оставайся там, смотри, чтобы никто никому ничего не говорил. Головой отвечаешь! – приказал крепышу ротмистр. – Слушаюсь, ваше высокоблагородие! – вытянулся тот по стойке «смирно». – Исполнять, – сказал контрразведчик и, открыв дверь, вошел в комнату, а я последовал за ним. Н-да, картина открылась печальная. Посредине комнаты, в одних чулках в неестественной позе в луже крови лежала молоденькая девица. Рядом с ней валялся поднос, бутылка с коньяком (не разбилась), фрукты и нарезанная колбаса, склянки от разбившихся бокалов. На кровати лежал мужик лет пятидесяти с обмотанной вокруг живота простыней, на которой проступило кровавое пятно. Ротмистр прошел по осколкам бокалов и разбившейся вазы, стекло под его ботинками противно скрипело, поднял валявшийся стул и сел перед кроватью, раздраженно ударив кулаком по своей ноге. Я прикрыл дверь и еще раз осмотрелся. Взгляд зацепился за ведерко из-под шампанского, а потом я разглядел и саму бутылку, закатившуюся под журнальный столик. Столовые приборы валялись по всей комнате – по всей видимости, посол стал оказывать сопротивление, завязалась скоротечная драка, но… – Три вилки и три столовых ножа, – протянул я. – Их было трое! Подошел к шкафу и распахнул его дверки – одежда, и никого. Ротмистр меня понял, уже в ванную комнату заглянул и сразу же вышел: – Пусто! – Или кто-то убежал, или прячется, – отдернул я тяжелые шторы, но и за ними никого не обнаружил. – Упс, вот так сюрприз! – открыв неприметную дверцу, воскликнул ротмистр. – Генрих Каллер, если не ошибаюсь? Я подошел и увидел полураздетого седовласого мужика, держащего перед собой небольшой пистолет. Ротмистр наклонился и вытащил браунинг из рук господина немца, а потом и самого его изъял из чулана. – Что тут произошло, господин посол? – спросил ротмистр, но немец заикался, трясся и слова вымолвить не мог. Я поднял бутылку коньяка, вытащил пробку и протянул Генриху. – Пей! Тот к бутылке мгновенно присосался и за миг чуть ли не половину выпил, Вениамин Николаевич стал коньяк отбирать: – Хватит! Успокойся! А немец мычал и сопротивлялся, решив осушить бутылку до дна. Кое-как ротмистр выдрал полупустую бутылку и за спину ее спрятал: – Генрих, рассказывай! – Господа, я не одет, – икнул тот, а потом покосился на лежащего на кровати посла Австрийской империи. – Угу, мы заметили, как и то, в какой вы компании развлекались, – ответил ротмистр. – А убийство девушки и тяжелое ранение коллеги плохо скажется на вашей карьере, – задумчиво произнес я. – Ты о чем? – воскликнули посол и ротмистр дуэтом, в недоумении уставившись на меня. – Как это о чем? – обвел я рукой комнату. – Мне кажется, что все ясно и понятно. Не хватает журналистов и фотоснимков, но это мы исправим. Правда же, господин Ларионов?