– Он нормальный. – Что? – ахает Картер, и мне приходится остановиться, но я вовсе не тороплюсь оборачиваться. – Ты слышал. – Хочешь сказать, что он прав? – Да. Присвистнув, он издаёт смешок. Это выбивает и одновременно зарождает во мне последнюю каплю сил, сотканную из гнева. Резко разворачиваюсь и за несколько шагов сокращаю расстояние. Тыкнув в его грудь, чётко произношу каждое слово. – Он прав. Мы не в школе. Это не тот тренер, который будет подтирать твой зад и говорить, что у тебя, малыш, всё получится. Забудь про школу. Ты больше не в ней. – Ты просто метишь в капитаны, – фыркает Картер. На его губах продолжает играть тень улыбки, которую стирают мои последние слова: – Какая, нахрен, разница, куда я мечу? На данный момент, я мечу не вылететь из команды. Убираю руку и отступаю назад. – Чего не сказать о тебе. Либо работай, либо проваливай. Тут никому не смешно, кроме тебя. – Мне не смешно, – говорит он, пока капли в душевых отбивают глухой ритм, а все остальные застыли на местах, завернув головы в нашу сторону. – Мы все устали, Картер, и если ты решил, что один можешь вопить о том, как тебе тяжело, то оглянись вокруг. Мы в гребаной заднице. И это только начало. Разворачиваюсь и шагаю к душевым. Я редко срываюсь, но сегодня выжат до конца физически и морально. Я не любитель размахивать кулаками, решать вопросы в негативной форме, и Картер получил то, чего добивался. – С каких пор ты стал таким? – спрашивает он. – Я серьезно отношусь к тому, с чем хочу связать будущее. Если ты намерен дальше идиотничать на льду, то лучше вали. Не занимай место того, кому это нужно так же, как мне. Холодный душ не помогает. Бодрости во мне ровно столько же, сколько жизни в кирпиче. И это только начало дня. Первого дня. Я должен жить так ещё несколько лет. Надеюсь, что скоро войду в калию и привыкну, а пока это кажется адом, который я готов проходить и в котором готов крутиться, как белка в колесе. Несмотря на перепалку в раздевалке, как только мы выходим на улицу – Картер становится собой. Он потирает ладони и отслеживает каждую девчонку, находящуюся в миле от нас. Ему однозначно везёт, потому что неплохое количество отзывается на внимание в свою сторону. Они оборачиваются, улыбаются и глупо хихикают. Если у этого парня не торпеда в заднице, то у меня нет другого объяснения тому, как его голубые глаза с блеском обращаются к нам. – Кажется, у кого-то намечается вечеринка с первокурсницами. – Ты всего лишь второкурсник, мы прилетели вчера, можно сказать, как на первый курс, придурок, – парирует Рэн, поудобней устраиваясь в кресле. – И завтра тренировка. – Я не буду отказываться от девчонок из-за сраной тренировки. – Тогда снимай отдельную квартиру. Взгляд, наполненный энтузиазмом и недержанием, обращается ко мне. – Хотя бы ты не будь занудой. – Мне плевать, – сообщаю я. – Я планирую лечь и не вставать до завтрашнего утра. – Когда увидишь мой выбор, быстро передумаешь. Не стараюсь выдавить улыбку, закатить глаза или фыркнуть, лишь подставляю кулак под голову, налитую свинцом, и пытаюсь уловить хоть что-то из лекции. Ещё недавно я наивно полагал, что моя студенческая жизнь будет подобна той, что была у Мэйсона. Я ошибался. Всё веселье, беспечность, тусовки и девочки скорей всего пройдут мимо нас благодаря тренеру. Спать два часа, а после встать на тренировку – не кажется такой прикольной идеей, как в школе. Если моя весёлая жизнь осталась в Нью-Йорке и половина в Миннесоте, то я не совсем понимаю, радоваться или загоняться. Да, конечно, утверждать, что всегда можно наверстать, но кто вернёт возраст? Невозможно отмотать время назад и вернуться в юность. Машину времени никто не изобрёл. За всем этим бесконечным круговоротом из тренировок, я боюсь только упустить что-то важное. Вокруг слишком много девчонок, их заинтересованности, а в нас критически мало сил, чтобы дать то, чего они желают. Так или иначе, где-то удаётся выдавить улыбку. Я не могу превратить свою жизнь в серые однотипные будни. Возможно, за это нам воздастся, но никто не обязывает меня упиваться в стельку перед завтрашним днём. – Ладно, согласен, – сообщаю я, когда мы занимаем свободный стол в кафетерии и убиваемся кофеином. Брови Рэна не знают, хмурится или подниматься, в итоге, на его лице то ли замешательство, то ли недовольство. Чего не сказать о Картере. Парень с грохотом ставит стаканчик с кофе на стол, и всё его внимание сосредотачивается только на мне. – Согласен? – Да, зови, но я не буду уделываться, чтобы не услышать будильник. – Ты серьёзно? – недовольно фыркает Рэн. Вздохнув, обращаю к нему взгляд, и говорю то, что является истиной. – Мы не можем отказываться от студенческой жизни. Потом пожалеем, если так поступим. – Я не хочу в Миннесоту, – говорит он. – Если вылетим, путь только обратно. Это позор. – Никто не заставляет пить до потери сознания. Хотя бы расслабимся. Черт, я вообще не помню, чтобы мы от чего-то отказывались в школе или в Миннесоте. Даже если приходилось ложиться в шесть и вставать в восемь. – Недавно ты говорил, что мы уже не в школе. – Я имел в виду другое. Рэн молчит несколько минут. Кажется, он ведёт борьбу с самим собой, и мне известна причина, хоть мы не являемся лучшими друзьями навеки так же, как и с Картером. – Плевать, – вздохнув, бросает он. – Я как все. Тот блеск, который моментально вспыхивает в глазах Картера, одно из национальных достояний, не меньше. Парень тут же вскакивает со стула, отодвигая его с визгом назад. – Не будем терять время. С этими словами, он теряется в толпе студентов, а взгляд Рэна находит мой. – Если он не встанет утром, то это только его проблемы. Лучше бы он так рвался на тренировку. – Это уже не твоя забота. – Ты прав, – кивает он. – Чувствую себя нянькой. – Ты не нянька, и не твоя обязанность тормошить его. Он уже взрослый мальчик. – Сейчас ты скажешь, что мы не в школе. – Нет, но он должен нести ответственность за то, что делает. – Картер не знает, что это такое. Жму плечами, делая новый глоток кофе, и откидываюсь на спинку стула. – Ты можешь быть его нянькой, если хочешь, – предлагаю я. – Я дал слово тренеру, что не дам ему всё испортить. – Испортить что? Его жизнь? – Не знаю, мы не обуславливались чем-то конкретным. Наверно, он имел в виду то, что Картер загубит возможности. – И поэтому мы должны портить свои возможности, потому что должны порхать над ним, как пчёлки? – Да, согласие было дерьмовой идеей. Киваю, когда к столу подходит парочка знакомых лиц. Сегодня они были в моей команде. Форма одного была со вставками оранжевого, а второго с красными. И они оба получили кивок, как и мы. – Не против, парни? – спрашивает один. – Валяйте, – согласно киваю, лениво махнув в сторону свободных стульев. – Джон, – говорит тот, что с каштановыми волосами и зелёными глазами. – Ной, – следом за ним, представляется второй. Парень проводит по русой копне волос и его карие глаза обращаются ко мне: – У вас реально одинаковое имя и фамилия? – Да, – подтверждаю всю смехотворность ситуации. Словно по волшебству, за их спинами возникает предвестник сегодняшнего бардака, который придётся убирать нам. – Я почти у цели, – сообщает Картер, широко улыбаясь. Его внимание падает на новых знакомых, тем же вниманием одаряют его. Картер кладёт ладони на их плечи и, переключаясь с одного на второго, говорит: