– А где это – на уровне центральных ядер? – перебила его Люси. – Срединная часть? Мозговые миндалины? Шелид удивленно на нее воззрился: – Именно там, на самом деле. А откуда вы знаете? – Несколько дней назад я разговаривала с женщиной, которую должны оперировать через две-три недели, чтобы изучить именно эту зону. У нее исчезли все симптомы, связанные со страхом. МРТ показало, что центральные ядра поражены… каким-то пока неизвестным недугом. И она, очевидно, не одна такая. Люси вспомнила лицо Рамиреса, нависшее над ее собственным. И лицо Дюпира перед тем, как тот поджег себя без тени колебаний. «Думаете, мы вас боимся?» – бросил он перед тем, как умереть. Означало ли это, что Рамирес и Дюпир не испытывали страха, и они тоже? Матье Шелид казался выбитым из колеи словами Люси. Никогда не встречавшаяся ранее болезнь, тайком развивавшаяся в анонимных черепных коробках. И если бы не полицейское расследование, строгие требования вскрытия и настойчивость Шене, он прошел бы мимо. – Сколько случаев? – спросил он севшим голосом. – По крайней мере три, без всякой системы разбросанные по территории, не считая этих двух, – ответила Люси. – Но я очень боюсь, что это только видимая часть айсберга, а на самом деле их намного больше. Кроме того, как мы выяснили, проявления этой болезни наблюдались в конце семидесятых – начале восьмидесятых в Мексике. – Я должен срочно осмотреть зараженных во Франции. – Насколько мы знаем, выжила только одна, и она в инвалидном кресле. Люси чувствовала напряжение в зале и крайнюю серьезность ситуации. Монстры и жертвы, пораженные одним и тем же недугом. Как они подхватили эту заразу? Откуда та взялась? Она указала на срезы мозга: – А что это такое, точнее? Вирус? – Куда сложнее, мы и сегодня плохо знаем все детали возникновения и протекания прионовых заболеваний. Скажем, что прион не является ни вирусом, ни бактерией, ни паразитом. Он не живой организм, но может передаваться. Это возбудитель инфекции, не содержащий нуклеиновой кислоты, в тысячу раз меньший, чем классический вирус, его не распознает иммунная система, что и делает его столь опасным. В норме он присутствует в организме всех млекопитающих – он участвует в жизнедеятельности клеток, – но внезапное изменение структуры превращает его в патоген… Он опустил маску, провел отяжелевшей рукой по лицу. Наверняка и он не слишком много спал после всего, что обнаружил. – …Прионы с аномальной структурой сцепляются друг с другом и образуют скопления, которые множатся как внутри, так и вне мозговых клеток, нарушая их структуру и жизнедеятельность. В своей измененной форме прион может передавать свою аномальность: при контакте с ним нормальный прион в свою очередь приобретает аномальную форму. – Эффект домино. – Да, который способствует постепенному распространению аномалии, сначала внутри одного нейрона, потом от нейрона к нейрону. Формируется армия убийц мозговых клеток, которая начинает пожирать мозг. – А… те прионы, с которыми мы имеем дело здесь, могли разрушить только крошечную зону мозговых миндалин, не затронув остальные? – В области болезней правил не существует. Например, прионы фатальной семейной бессонницы поражают исключительно дорсомедиальные ядра и переднюю часть таламуса, нарушая тем самым функцию сна. По какой причине они сосредоточиваются именно в этой зоне, никто не знает, но это так. А значит, почему бы и не в миндалинах центральных ядер, дегенерация которых приводит к изменению поведения, связанного со страхом? В голове у Люси все перемешалось – серьезнейшая патология у vampyre-гуру, похищения, секта «Pray Mev», – но она постаралась сосредоточиться на принципиально важных объяснениях Шелида. В срезах больных мозгов скрывался один из ключей к их расследованию. – Два сообщника страдали одним и тем же заболеванием, – продолжила она. – Между ними точно был контакт, передача. И как это можно подцепить? У нее были кое-какие соображения, но она предпочитала послушать Шелида. – И здесь тоже все по-разному. Фатальная семейная бессонница имеет чисто генетическую природу, мутация одного из генов вызывает появление плохих прионов. Это же относится и к синдрому Герстмана – Штраусслера – Шейнкера. Другими словами, оба заболевания незаразны. Но похоже, данный случай от них отличается. Если отнести нашу новую болезнь к типу разновидности болезни Крейтцфельдта – Якоба, тут все по-другому, и паника тогда разразилась не только потому, что болезнь распространялась от парнокопытного к парнокопытному, но и потому, что она могла передаться от скота к человеку, а потом от человека к человеку. Но что делает эту болезнь особенно страшной, так это неопределенность ее инкубационного периода, который может растянуться от нескольких месяцев до десятков лет. Поэтому не исключено, что лица, заразившиеся коровьим бешенством в конце девяностых, реально заболеют сегодня. Он отошел от железных резервуаров и пригласил собеседников за собой. Сняв перчатки, он тщательно вымыл руки, густо их намылив. – Наиболее подверженные риску ткани, способные распространять аномальный прион разновидности коровьего бешенства, – это в основном те, которые образуют нервную систему. Вспомните, откуда изначально взялась болезнь: в восьмидесятых годах эпидемия губчатой энцефалопатии среди коров свирепствовала на фермах Великобритании уже многие месяцы. Способ передачи сразу не определили, но в конце концов выяснили, что распространение этой прионовой болезни, поражавшей десятки тысяч поголовья каждый год, без всякого сомнения, вызывалось использованием животной муки, которая изготавливалась на основе костей и не проходила достаточного обеззараживания. В этой муке содержалась мозговая ткань, носитель аномальных прионов. Вот самая простая схема, тем не менее точно описывающая ситуацию: здоровые коровы поедают в некотором смысле мозг больных коров и сами заболевают. В голове у Люси вдруг возникла яркая картина: Мев Дюрюэль, поедающая органы животных, когда ее нашел специалист по паукам… Ее каннибальские наклонности… И ее картины с персонажами, безразличными к смерти. Туземцы тоже были поражены этой болезнью? Здоровые каннибалы, которые съели мозг больных и тоже стали заразными? У нее не хватило времени продолжить рассуждения, потому что ее прервал Шелид: – Но нервная система не единственный источник заражения. Желчь, внутренности, лимфатическая система также являются носителями, не говоря уже о передаче через кровь. Например, именно из этих соображений всем лицам, которые находились в Англии в период эпидемии коровьего бешенства, во Франции запретили сдавать кровь. Целью было свести к минимуму риск передачи болезни через переливание крови и… В этот момент дверь тамбура распахнулась, пропустив массивную фигуру Шарко, чей голос прозвучал в зале, как сигнал горна: – Все члены «Pray Mev», возможно, больны чем-то влияющим на мозг. И я думаю, что последние три года они вполне сознательно распространяют болезнь, рассылая по больницам свою зараженную кровь. 78 После полудня они всемером собрались в одном из конференц-залов Управления. Франк, Люси, Маньен, Шелид, Жофруа Валковяк, специалист по крови, Джереми Гарит и Бруно Буа, директор Всемирной организации здравоохранения, приписанной к министерству со сходным названием. Четверых мужчин, не входящих в состав команды, в срочном порядке ввели в курс дела, изложив основные пункты расследования. Паскаль и Жак не явились, они вели розыск и периодически позванивали. Стоя, как велел Маньен, Шарко излагал последние обнаруженные факты. Он рассказал о болезни, которой вроде бы страдал гуру, – порфирии, – о бомбейской крови, о двух женщинах, найденных живыми в подземном убежище, и выложил перед собой три удостоверения. На них – одно и то же лицо, Рамиреса. – Мы обнаружили два фальшивых удостоверения у Рамиреса и до сих пор не знали, для чего они ему понадобились. Зато теперь знаем. Мы думаем, что все члены секты «Pray Mev» располагают подложными документами, которые дают им возможность записываться в различные центры и сдавать больше крови, чем позволяет закон. Мсье Валковяк, вы можете объяснить? Валковяк помедлил с ответом, столкнувшись, как и сидящие рядом с ним, с делом, о котором он еще несколько часов назад не имел никакого представления. Потом тоже встал. – Я сделал несколько запросов в наших поисковых программах. Этот Жюльен Рамирес был записан под тремя именами – одним настоящим и двумя фиктивными – в центрах EFS в Лилле, Кане и Лионе. Он регулярно сдавал кровь, умело лавируя между тремя учреждениями, чтобы оставаться в рамках существующих правил. Он сдавал тромбоциты в Лилле, плазму в Кане и цельную кровь в Лионе. Плазму можно сдавать каждые пятнадцать дней, цельную кровь раз в восемь недель и тромбоциты каждый месяц. Всякий раз он соблюдал сроки. – И у вас не было никакой возможности его вычислить? – спросил Буа. – Удостоверение личности – единственный документ, который мы проверяем, и еще проводим небольшое тестирование, опрашивая людей прямо в кабинете врача, чтобы удостовериться, что донор не страдает анемией. Как вы сами понимаете, детекторов лжи у нас нет. Наши профессионалы обучены определять добровольность донорства, но обнаружить тех, кто сознательно лжет, практически невозможно. – Венсан Дюпир действовал тем же образом, – вмешался Шарко. – Он также использовал имена Самуэля Бюрло и Франсуа Жайяра в других отделениях EFS и в других районах. И он тоже регулярно сдавал большие объемы, превышающие положенные нормы. Лейтенанты Паскаль Робийяр и Жак Леваллуа сейчас разыскивают третьего донора, чья кровь была перелита аквалангисту из «Океанополиса», рабочему с отрезанной рукой и женщине, раненной черепицей. Именно те контейнеры отследил Вилли Кулом. – Кто такой Вилли Кулом? – спросил Буа. Шарко навел порядок в своих записях: – Да, извините, мы вам все рассказываем немного беспорядочно… Вилли Кулом – сценарист, который расследовал деятельность секты «Pray Mev» и был убит тридцать первого августа этого года. Вот что на сегодняшний день наше собственное расследование позволило установить: тридцатого или тридцать первого июля он появляется в психиатрической больнице, где содержится Мев Дюрюэль, пациентка, страдающая шизофренией и связанная с нашим делом, – она пишет картины, две из которых находятся в нашем кабинете; я их вам потом покажу. Кулом ищет тайну крови, потому что знает, что вокруг этой тайны образовалась секта «Pray Mev». Затем, четвертого августа, его бывшая подружка едет к нему. Кулом на грани срыва, он прячется, боится, – возможно, Рамирес и Дюпир ищут его или же узнали, что он не тот, за кого себя выдает. Кулом отслеживает зараженные контейнеры с кровью и по ним добирается до секты. – Как? – спросил Маньен. – Я бы сказал, довольно просто. Он выясняет имя одного из членов «Pray Mev», с которым общался много месяцев, потом, возможно, отправляется в какое-то из отделений Федерации доноров и умудряется узнать, куда были отправлены контейнеры с кровью этого человека, или придумывает еще что-то в том же роде. Таким образом, он вычисляет путь некоторых контейнеров, начав с «Океанополиса». Он обнаруживает их тайну: кровь содержит «какую-то штуку», которая несколько месяцев спустя поражает мозг зараженного и вынуждает совершать опасные поступки. Без сомнения, в этот момент он осознает, чем именно занимается секта: она специально распространяет болезнь, носителем которой сама же и является. Собравшиеся онемели. – Вы хотите сказать, что ее члены сами больны и прекрасно об этом знают? – спросил Джереми Гарит. – Да. Мы столкнулись с сектой, преследующей разрушительную цель, с апокалиптической сектой. Как и в большинстве ей подобных, ее адепты готовы пожертвовать собой, лишь бы следовать за безумным гуру. Вспомните орден Храма Солнца[74] или секту «Храм Народов»[75]. Они хорошо организованы и в своих убеждениях готовы идти до конца. «Черные лебеди» – добровольные доноры крови и фетишисты – дают им возможность подзаряжать батареи: члены секты, с одной стороны, распространяют свою зараженную кровь, а с другой – подпитываются здоровой кровью других. Это позволяет им сдавать в центры EFS куда больше крови, чем позволено, причем в разные, по своему выбору. И никакой возможности их засечь. – Что касается этой загадочной болезни, на данный момент известно, что она поражает центр страха, – добавила Люси. – Возможно, со временем она распространяется и на другие области мозга. Рамирес и Дюпир были, по всей видимости, инфицированы несколько лет назад. Болезнь не помешала им действовать и развивать свое смертоносное предприятие. Она бросила взгляд на Гарита: – Может, члены секты приспособились к жизни без страха. Может, осознав это, они решили, что стали еще сильнее. Высшая раса, какой провозглашают себя вампиры. Не зная страха, они сумели, несмотря ни на что, контролировать свое существование и, пользуясь именно отсутствием этого чувства, доходить до пределов кошмара. – Если дело обстоит так, то кто-то изначально был носителем этой болезни, – заключил Шарко, – чтобы передать ее Рамиресу и Дюпиру. Мы думаем, что речь идет о гуру… Типе, который, возможно, был в Мексике в конце семидесятых – начале восьмидесятых годов. Заражен ли он сам или хранит эту… прионовую болезнь в пробирках? Маньен теперь обращался к директору Федерации доноров крови EFS: – Мы полагаем, что первые члены секты начали сдавать кровь три года назад. И что секта разрослась со временем и на сегодняшний день насчитывает около пятнадцати человек. Каков будет ущерб, на ваш взгляд? Валковяк покачал головой, поджав губы: – Простите, но я не понимаю. Вы говорите о новой прионовой болезни, которая, возможно… вышла из джунглей, если я правильно уловил, и могла быть передана через кровь здесь, во Франции. Прионы крепятся к белым кровяным тельцам, которые при современной технологии задерживаются высокоэффективными фильтрами благодаря методу делейкоцитации. Кстати, именно из-за случаев заражения человека разновидностью болезни Крейтцфельдта – Якоба этот метод стал применяться с тысяча девятьсот девяносто восьмого года. На сегодняшний день фракции крови, получаемые в лабораториях, содержат едва ли одно белое тельце на миллион красных. И как же эти прионы смогли обойти фильтры? Матье Шелид наклонился над столом, выставив локти вперед: – Кровь Венсана Дюпира подверглась тщательному анализу, как и пораженная зона его мозга. Были задействованы многочисленные эксперты. Но, судя по последним цитологическим исследованиям, которые я получил всего час назад, складывается впечатление, что существенное число этих белых телец имеют диаметр намного меньше среднего. Мы задаемся вопросом, не влияет ли патогенный прион на размер белых телец, которые его переносят, что и позволяет им пройти через ваши фильтры. Валковяк дрогнул: – О господи… Люси скорчилась на стуле, зажав в губах кончик ручки. Она смотрела на Шарко, который не отрывался от схемы в своем блокноте. Она видела, какое зло приносит этот недуг, помнила застывшее лицо Кароль Муртье, до конца жизни прикованной к инвалидному креслу. – Если предположить, что болезнь проникает сквозь ваши фильтры белых телец, каковы будут последствия? – спросил директор ВОЗ. – Один контейнер может заразить только одного человека? – Нет, система куда более разветвленная, вот в чем проблема, – ответил Валковяк. – Один контейнер цельной крови даст три различные фракции: тромбоциты, красные кровяные тельца и плазму. А значит, три возможных источника заражения, потому что белые тельца, если они не были отфильтрованы, находятся повсюду. К тому же плазма одного донора поступает в общий пул, то есть ее смешивают с плазмой еще девяноста девяти других доноров, прежде чем разделить весь пул на элементы, которые послужат основой медикаментов, используемых при множестве болезней: иммунодефиците, аутоиммунных заболеваниях, профилактике таких инфекций, как столбняк, при обширных ожогах, тяжелых ранениях, гемофилии… – То есть вы хотите сейчас сказать, что одна-единственная порция донорской крови может заразить сотни человек и через переливание, и через медикаменты, изготовленные на ее основе? – Именно это я и говорю, да. И другая плохая новость: если Франция находится на самообеспечении в том, что касается красных кровяных телец, то плазма и медикаменты, являющиеся ее производными, поступают на международный рынок. Мы экспортируем их во многие страны. Итак, болезнь могла выйти за пределы Франции. Препараты на основе крови могли заразить других ни в чем не повинных людей где угодно в мире. А те, ни в чем не повинные, могли в свою очередь распространить болезнь, о которой ничего не известно. На них навалилась мертвая тишина, вскоре прерванная мобильниками, которые либо звонили, либо вибрировали. По предложению Маньена, который бросил: «Сделаем паузу», каждый начал отвечать на звонки, расхаживая туда-сюда. Атмосфера серьезного санитарного кризиса. Франк и Люси уже сталкивались с таким два года назад: микробы, болезни, новые виды оружия современных убийц. Неуловимые. Разрушительные. Смертоносные. Если дело получит огласку, если пресса узнает, что какая-то зараза циркулирует в сети крови, все может обернуться катастрофой. Люси подошла к Франку, который сидел, не двинувшись с места и по-прежнему уткнувшись носом в блокнот.