– Да. Инфицирование нервными клетками мозга влечет за собой дрожь, потерю равновесия, затем смерть. При инфицировании через кровь развивается безразличие к опасности, но не физическая деградация. – Так вот каким образом изменилось племя банару… – Абсолютно верно. И сороваи, и банару были каннибальскими племенами, но с различными ритуалами: в отличие от сороваев, банару не прикасались к мозгу своих покойников. Можно представить, что изначально «короба́» спонтанно проявилась у соровая, например заразившегося от какого-то животного. – Создав таким образом нулевого пациента[78]. – Да. Потом болезнь начала распространяться от соровая к сороваю, как следствие поедания мозга. Затем можно предположить, что первый банару был заражен, получив ранение в схватке с врагом-сороваем. И что он начал заражать своих соплеменников через ритуалы, связанные с кровью, свойственные этому племени. А дальше все пошло своим ходом, разновидность «короба́» потекла по венам банару… Люси не хотела его прерывать техническими вопросами, но сказала себе, что поедание мозга должно было сопровождаться поглощением максимума дефективных прионов, а значит, причинять более серьезный ущерб всему мозгу в целом, вызывая быструю дегенерацию – ускоренный эффект домино… А вот больная кровь содержала неизмеримо меньшее их количество: болезнь сосредоточивалась в центре страха. Ван Боксом рассказал, что обе обезьяны умерли, причем та, которая лишилась чувства страха, не смогла перенести заточения. Теперь следовало все воспроизвести с самого начала, но действуя строго по правилам: описать «короба́» шаг за шагом, составляя на этот раз научные протоколы. С помощью зафиксированных изменений, происшедших с обезьянами, и своих записей ван Боксом сумел убедить группу исследователей и медиков сопровождать его в джунгли. Он вернулся туда, где провел шесть долгих лет своей жизни. Но, добравшись до окрестностей деревни, он обнаружил там ад. – В мое отсутствие зло свершилось. 85 Кровь… Эта внутренняя жидкость, которая омывала ткани, насыщала мышцы, питая и в то же время унося отходы, носительница жизни и смерти, снадобья и болезни, сейчас растекалась по полу бойни. Снова собравшись вместе, копы двинулись к истоку алой реки, который скрывался где-то в глубине здания. Не было другого пути, кроме как шагать по клейкой жидкости, от которой несло смешанным запахом растворенного железа и пыли. Сквозь шум дождя слышно было, как чавкают подошвы, пока лучи фонариков шарили в тенях по углам, высвечивая давнее запустение. У Шарко мелькнула абсурдная мысль: vampyres расстилали перед ними красный ковер. Неожиданно Ухо наставил свой фонарь и оружие внутрь загона, куда когда-то помещали обезумевших животных, прежде чем их зарезать. Луч обрисовал обнаженное тело, словно скульптуру из света и тени. Мужчина с бритым черепом стоял на коленях в узком пространстве, спиной к ним, с болтающимися руками и шеей, закрепленной между двумя металлическими стержнями, расположенными сантиметрах в десяти друг от друга. Он был залит собственной кровью. На спине – скарификация Blood, Death, Evil. А на подошве левой ноги – символ «Pray Mev». Шарко подошел ближе. Лицо представляло собой мешанину из плоти: только тяжелый предмет – камень, дубинка – мог превратить его в подобное крошево. На его горле, как улыбка, зиял разрез от уха до уха. Чистый и точный удар ножом, жертва должна была потерять всю кровь менее чем за пять секунд. Член свисал, как ванильный стручок, одно из яичек проткнуто ампаллангом с головой козла. Сзади прозвучал голос. Франку потребовалось мгновение, чтобы оторваться от кошмарного видения. – Тут еще один. Шарко медленно попятился, оглушенный. Соседний загон являл собой ту же картину. Бритый череп, море крови, знаки принадлежности к клану… И следующий загон тоже, как будто один и тот же диапозитив размножили до бесконечности и стали прокручивать через проектор. Члены клана выстроились в ряд, безымянные, зарезанные, как скотина. Их невозможно было ни различить, ни опознать. Паскаль отступил с явным намерением грохнуться на пол, но выдержал столкновение с немыслимым. Единственное слово, которое сорвалось с его губ, было: – Почему? Ответ он знал, но хотел услышать его из уст напарника. – Гуру выполнил свою миссию, – выдохнул Шарко. – Он зашел так далеко, как мог, но знал, что все имеет свой конец. На протяжении трех лет зараженная кровь растекалась по венам ни в чем не повинных людей. Теперь он знает, что мы идем за ним по пятам и что члены клана являются слабым звеном, потому что могут вывести на него. Поэтому он избавляется от своего исходного материала. Этот говнюк еще надеется выпутаться. Проскользнуть сквозь ячейки сети. Усталым движением Франк убрал оружие в кобуру с привычным ощущением, что он просто жук-падальщик – тот, кто всегда появляется, когда конец уже наступил. – Сейчас он наверняка уже далеко. – Шестнадцать, – бросил один из его коллег, белый, как таблетка аспирина. – Их шестнадцать. Франк сам обошел все загоны, стараясь представить себе сценарий: шеф вызывает жертв по одному, обездвиживает их и приканчивает, как скотину, за несколько секунд. Покорные слуги, лишенные страха, наверняка даже не сопротивлялись. Его мутило от всего этого. – Главное, ни к чему не прикасайтесь. Эта кровь заражена, в ней страшная гадость. Остальные сначала застыли, как статуи, потом отошли и начали тереть подошвы о стену, как будто могли таким способом уничтожить болезнь. Мобильник Шарко зазвонил, он вздрогнул, но это был всего лишь Жак. Он вышел вдохнуть свежего воздуха, укрывшись от дождя под козырьком. Дождь бичевал землю, закручивал в спираль пейзаж. Поля и черное небо сливались в объятии. – Шарко. – По-моему, у меня тут кое-что важное. Ты что, на улице? У нас тоже сильный дождь, но у тебя там просто апокалипсис. Лучше не скажешь. Франк решил пока не рассказывать об их находках и перебрался в другое укрытие, потише. – Слушаю тебя, но сначала скажи: я сегодня встретил Николя на лестнице, ты не знаешь, зачем он пришел? – Он был здесь еще минуту назад, а потом ушел. Навел кое-какой порядок у себя в столе, забрал фотографии и свои вещи. Думаю, заодно он решил послушать, что говорят. Задал кучу вопросов о болезни, о новых ниточках. Не знаю, чем он занят, но, кажется, расследование он не бросил. Ладно, вернемся к нашим баранам, я наконец просмотрел список старших сотрудников, которые работали в центре «Plasma Inc.» в Эль-Пасо в восьмидесятом году. Я созвонился с центром, но, если не поехать туда, на место, все становится довольно сложно: они совершенно закрыты для посторонних и не желают делиться информацией. – В этом есть своя логика. – Тогда я решил воспользоваться подручными средствами – Интернетом. Вбил одно за другим имена сотрудников, чтобы посмотреть, куда это выведет. Некоторые еще вполне действующие, я даже смог выудить их автобиографии, адреса, фотографии, все что угодно. Потом мне попался некий Рафаэль Мерлин. В Интернете нет подробностей его связи с «Plasma Inc.», но, согласно штатному расписанию, которое ты мне дал, он был одним из сотрудников центра в восьмидесятом. Первый его след появляется в Интернете в две тысячи первом, тогда вышла его статья в онлайновом научном журнале. Этот тип француз, сейчас ему шестьдесят один год. В публикации его представляют как врача, специалиста по редким группам и заболеваниям крови. Он там рассказывает о дрепаноцитозе, лейкемии, болезни Фержоля, синдроме Ренфилда… – Синдром Ренфилда? Это болезнь Рамиреса. – На самом деле они наверняка таким образом и встретились. Этот тип, помимо того что является блестящим специалистом, которого приглашают в разные больницы, еще и глава предприятия, связанного с индустрией крови. В две тысячи седьмом он основал французскую компанию «Helikon», которая взяла за образец американскую «Cerberius». Исследования, развитие, куча патентов на высокотехнологичные фильтры, которые подсоединяются непосредственно к контейнерам с кровью. За последние десять минут Шарко переходил, как капризная погода, из одного состояния в другое. Подавленность, гнев, а теперь – надежда. – Продолжай… – Рынок средств безопасности, связанных с кровью, сложный и конкурентный; компания с тремя десятками служащих еле барахтается вот уже четыре года и испытывает финансовые трудности. Фильтры от «Helikon» слишком дороги и считаются не слишком эффективными: дополнительное уменьшение ячеек пропускной сети признано бесполезным, поскольку уже существующие фильтры и так улавливают практически все белые тельца, и со времен коровьего бешенства пока никто не бил новой санитарной тревоги. Короче, никто их не покупает. Но ты понимаешь, к чему я веду? Да, он понимал. План был кристально ясен: распространить новую болезнь и стать единственным на рынке, кто предлагает технологии, способные замедлить ее течение. Продукцию «Helikon» станут покупать во всем мире, компании светили золотые горы. Коп подумал о разных теориях заговора, связанных со СПИДом – создание его в американских лабораториях с целью проредить мировое население или поддержать фармацевтическую индустрию, – и об аналогичной схеме здесь, только речь шла уже не о теории. Новая болезнь сознательно распространялась с целью личного обогащения, а «Pray Mev» была лишь средством этого добиться. Голос Жака вырвал его из раздумий: – Я связался с их конторой, выдав себя за журналиста, и сказал, что хотел бы поговорить с Мерлином, меня перенаправили к некоему Полю Трюдо, заместителю директора. Вот уже два года, как он общается с собственным шефом только по телефону. Он сказал, что состояние здоровья Мерлина начало ухудшаться в две тысячи тринадцатом году, но не пожелал ничего добавить. – Порфирия… – Без сомнения. Отец-основатель предпочел держаться на расстоянии, передоверив рычаги управления предприятием своему заместителю Трюдо. Шарко представлял себе последствия такого решения: порфирия развилась на склоне лет. Как специалист, Мерлин должен был быстро понять, чем он страдает. Вот уже год, как он начал создавать свою секту благодаря услугам Рамиреса и беспрепятственно заражать сеть снабжения кровью. Но болезнь, которая мало-помалу завладела его телом, напрочь уничтожила все мечты. Он превратился в существо с обезображенным лицом, получеловека-полувампира, пораженного скрытым смертельным недугом, таившимся в его генах, и помочь ему можно было только путем похищения невинных людей и переливания их крови. Его судьба переменилась. И речи больше не шло об обогащении или славе. Он был монстром, получившим отсрочку. Внезапный поворот событий, который не помешал ему продолжать действовать, но теперь с единственной целью – разрушительной. Нанести максимальный ущерб, словно в отместку за обрушившуюся на него несправедливость. Голос Жака: – В базах на Мерлина ничего нет, кроме двух адресов, значащихся в налоговой: квартира в Шестнадцатом округе и дом в Дьеппе. Шарко вернулся внутрь здания: – Пришли мне эсэмэску с адресами, мы туда заглянем. Предупреди Маньена, чтобы судебный следователь был наготове, если понадобится зайти в дом. И разошлите его данные, чтобы он не сбежал. Возможно, у него подложные документы, но с такой мордой вряд ли он останется незамеченным. А пока мы в дороге, держи нас в курсе. И скажи заодно Маньену, чтобы прислал людей сюда, в Нозе, к Уху и его коллеге. Тут настоящая резня. 86 Ван Боксом набрал в грудь воздуха, словно пытаясь загнать продолжение рассказа поглубже в легкие, чтобы потом выдохнуть все разом. Люси и Валковяк не отрывали глаз от его губ. – В дне пути от деревни, которую я покинул за четыре месяца до этого, наша научная группа разделилась на две части, потому что один из исследователей совсем разболелся и его надо было сопроводить обратно в колонию, – именно эта часть группы позже и сумела поднять тревогу… Когда мы пришли в деревню, племя сороваев было уже уничтожено, хижины сожжены. Повсюду на веревках были развешены головы. Женщины, дети, которых я знал, – это было ужасно. Я и сейчас еще вижу сплетенные трупы в охряной пыли. Множество врагов-банару тоже были убиты в бою, сороваи защищались отчаянно, до последнего. Настоящая бойня. Он опустил глаза и вздохнул. Люси снова села. – И посреди этого хаоса – двое детей. Маленькая девочка, не старше пяти лет, бродила, как дикое животное… Имени у нее не было, но вы назвали ее Мев Дюрюэль. И мальчик того же возраста. Они были похожи как две капли воды. – Близнецы, – едва выдавила Люси. – Да, близнецы, родившиеся от белого колдуна и медсестры-туземки. Дети джунглей, выросшие на другом берегу реки среди племени банару. Мальчик и девочка. Люси внезапно осенило: гуру был братом-близнецом Мев Дюрюэль, а следовательно, имел ту же группу крови, пресловутую бомбейскую. – Дальше начался ад. Вокруг появились серые лица воинов-банару, нас взяли в кольцо. Членов моей команды прикончили ударами каменных лезвий и били, пока их лица не превратились в кровавое месиво. Меня пощадили, но на много дней заперли в бамбуковой клетке, куда просовывали немного еды, только чтобы поддерживать жизнь. Сколько прошло времени? До сих пор представления не имею. Я подхватил какие-то болезни, начал бредить. Видел, как к моим ногам катится голова медсестры. Белый колдун убил мать собственных детей. В нем поселилось зло. Он поднес руки к голове: – Начиная с этого момента у меня остались только обрывки воспоминаний. Сжигают тела… Пытки, крики, потом выстрелы колонистов, которые пришли мне на выручку… Они перебили всех банару до последнего, тоже оказавшись во власти кровавого безумия… Не знаю, почему белый колдун оставил меня в живых. Мы оба приехали в тот район, желая понять, что это была за болезнь, но я думаю, он понял куда быстрее, чем я. Только вот в глубине тех джунглей им овладела какая-то пагубная сила. Вместо того чтобы постараться обнародовать свои исследования и вылечить племена, он создал себе армию убийц, лишенных страха. И царил в крови и безумии… Молодой дровосек зашел проверить, все ли в порядке. Ван Боксом улыбнулся ему и жестом попросил выйти. К нему вернулась прежняя невозмутимость, и он продолжил: – Колонисты охотились за ним много дней и в конце концов нашли малышку на берегу реки, в нескольких километрах оттуда, лежащую в грязи. Что до ее брата-близнеца, то он исчез: взял ли его отец с собой? Или они оба погибли? Именно так я и думал… До сегодняшнего дня. Кусочки пазла складывались. Потерянная малышка-дикарка, родившаяся от изнасилования в девственных джунглях и подобранная иностранцами. Ролан Дюрюэль, живший тогда в колонии, привязался к девочке и забрал ее с собой во Францию. А вот ее брат-близнец… он не умер. Отец, без сомнения, увел его, вывез из Новой Гвинеи и вырастил бог знает как. И малыш превратился в чудовищного гуру, за которым они охотились. Достойный наследник отцовского безумия.