— Да, пожалуйста, — восторженно отвечает она. Я опустошаю свой первый стакан скотча и слушаю их разговор. Я не подслушиваю, но трудно не заинтересоваться, когда Эмма спрашивает: — Вы с мамочкой поссорились? — И мое бедное сердце болезненно сжимается. — Non, у нас не было ссоры, — слышу я ответ Пьера. — Твоя мама ничего плохого не сделала. Только я. — Она плакала прошлой ночью. Я думала, это потому, что бабушка умерла, но я слышала, как она спрашивала папу, почему ты ее больше не любишь. Папочка не ответил ей. Если ты не любишь мамочку, значит, ты и меня не любишь? Из глаз текут слезы, и я пытаюсь сдержать судорожный вздох, рвущийся из легких. — Я люблю тебя так сильно, что даже сердце болит. Очень сильно, ma belle petite. — Можешь просто извиниться перед мамочкой? Потому что я тоже тебя люблю, Пьер, и не хочу, чтобы мамочка грустила. После этого я опять наливаю «на два пальца» скотча и сижу за обеденным столом, стараясь не подслушивать их разговор. Проходит несколько минут, и Пьер выходит и прислоняется к стене подальше от меня. — Хочешь выпить? — предлагаю я, не вставая. — Просто воду, пожалуйста. — Я собираюсь встать, но Пьер качает головой. — Пожалуйста, сиди, я сам возьму. — Он идет на кухню, достает стакан и наполняет его водой из-под крана. Я кручу стакан в руке и наблюдаю, как жидкость плещется на дне. Пьер возвращается, выдвигает стул напротив меня и ждет, пока я кивну, прежде чем сесть. Молчание окутывает нас. Мы оба молчим. Никто не двигается. Неприятная тишина между нами нарастает. Пьер поднимает стакан и пьет воду, затем ставит его и смотрит на меня. — Прости меня, — говорит он. Глава 34 Пьер — Прости меня, — говорю я, глядя в свой стакан, пристыженный за свое незрелое поведение. — За что именно? За то, что сбежал вчера от меня? Или за признание в любви? — спрашивает Холли, откидываясь на спинку стула и оборонительно скрещивая руки на груди. — За то, что я... — я делаю паузу и провожу рукой по волосам, — putain, — говорю и смотрю в ее карие глаза, которые сейчас цвета темного, горького шоколада. — Не знаю точно, что ты сказал, но да, я полностью с этим согласна. — Я идиот. — Это точно. Делаю вдох и снова замолкаю. — Просто скажи мне, почему ты сбежал, — шепчет она, опуская руки. — Потому что у меня проблема. — Какая же? — она наклоняется вперед и кладет руки на край стола. — Когда умерла Ева, я находил силы только в трех вещах. Первая — это работа. Я собирался, шел на работу и направлял страсть, которую когда-то испытывал к жене, на еду. Создавал что-то новое и открывал уникальные сочетания продуктов. — Хорошо, — скептически говорит Холли. — Я ходил на работу и всю свою боль выплескивал в нее, отдавал ей всю страсть. Все, что чувствовал к женщине, которую любил, и которая покинула меня. Я почти не спал. Вместо этого я работал, чтобы не думать о своей потере. — Это я понимаю, — говорит она. Вижу, как она смягчается. — Именно так мы получили звезду Мишлен. Прошло чуть больше двух лет. Не часто так быстро награждают звездой, но, тем не менее, это произошло, — я перестаю говорить и отвожу взгляд. — Продолжай, — подбадривает меня Холли. — Но когда возвращался домой после смены, я разваливался на части. Я не мог находиться там без Евы. Я слышал ее смех в каждой комнате, запах ее духов преследовал меня, куда бы я ни пошел. Я видел ее в каждой комнате нашего дома. — Я делаю глубокий вдох. — Я не мог спать. Не мог есть. Я перестал жить и стал выживать только на кофе и воде. — Пьер. — Она протягивает ко мне руку, но я качаю головой. — Пожалуйста, позволь мне закончить. — Она кивает головой и убирает руку. — Я становился все более раздражительным, увольнял своих сотрудников, кричал на официантов. Я не спал и не ел, я был убит горем. Прошло почти три месяца с тех пор, как умерла Ева, и я выживал только благодаря воздуху и работе. Вот тогда я и начал пить. Сперва, чтобы притупить все чувства и уснуть, я выпивал стакан на ночь, но это быстро перешло в два стакана, затем в половину бутылки, а затем и в полную бутылку. — Черт возьми, — шепчет она. — Oui, бутылки хватало для того, что я мог уснуть, но потом... — Я смотрю на нее. — Затем перестало хватать и этого. Я спал час, просыпался и шел за новой бутылкой. — Ты алкоголик, — говорит она приглушенным голосом. — Все становилось хуже, — говорю я, подготавливая ее к худшему. — Как? — Алкоголь перестал работать, и я снова не мог спать. Поэтому я обратился к врачу, чтобы получить рецепт на снотворное. Глаза Холли округляются, и она понимает, что я имею в виду ее мужа. — Стефан, — говорит она, когда к ней приходит понимание. — Oui. Я пристрастился к таблеткам, а он продолжал выписывать рецепты на них. Он не знал, что у меня была алкогольная зависимость, и не знал, что стал зависимым от снотворного, или что смешивал и то, и другое. Я старался продержаться как можно дольше, чтобы казалось, будто я нормально их принимаю, затем я опять приходил к нему и просил еще. — Как он не заметил, что у тебя была зависимость? — Холли кладет голову на скрещенные на столе руки. — Я был убедителен. — Ты наркоман. — Я бывший наркоман. Я перестал принимать таблетки, когда начал отключаться и впадать в беспамятство. — Алкоголь? Я пристыжено смотрю в пол. — Я перестал пить после того, как встретил тебя. — Пьер, я не могу позволить алкоголику находиться рядом с нами. — Я жадный человек. Я собственник, и у меня были зависимости. Но я люблю тебя и Эмму и клянусь, что не сделаю ничего, что сможет причинить боль кому-то из вас. — Ты уже причинил боль, Пьер, — шепчет она. — Mon cheri. — Я встаю из-за стола, чтобы подойти к ней. — Пожалуйста, не надо, — говорит она, останавливая меня. — Я не могу растить ребенка с таким человеком. — Я не вернусь ни к одному из этих пороков. — Может, и нет, но наркоман привязывается к тому, чего он жаждал. Ты можешь желать меня сейчас, но через месяц, через год или когда-нибудь ты решишь, что меня недостаточно, и найдешь новую зависимость. — Non, это неправда! — Я чувствую, что теряю контроль над собой. — Тогда скажи мне кое-что, — говорит она, вставая из-за стола, и становится передо мной. — Что угодно. — Что ты делал вчера, когда ушел отсюда? — Я отвожу взгляд, избегая смотреть в ее сердитые карие глаза. — Именно то, что я подумала. Ты пошел домой и напился, верно? — гневно спрашивает она. — Нет.