– Забей на свою клиентку, – прервал его Энстис. – Она вот-вот будет переквалифицирована в обвиняемую – у нас на нее достаточно фактов. Мой тебе совет: остерегись, ты наживаешь врагов. Мое дело предупредить… – Считай, что предупредил, – сказал Страйк. – Открытым текстом. Ни у кого не повернется язык тебя упрекнуть, Энстис. – Я не для того тебя предупреждаю, чтобы прикрыть свою задницу! – взорвался тот. Страйк молча шел вперед, неловко прижимая к уху мобильный. После короткой паузы Энстис вновь заговорил: – Получены результаты фармакологической экспертизы. В крови незначительное количество алкоголя и больше ничего. – Ясно. – А сегодня после обеда кинологи выедут на Макинг-Маршиз. Чтобы опередить погоду. Говорят, надвигается сильный снегопад. Территория Макинг-Маршиз, как было известно Страйку, служила крупнейшей мусорной свалкой, куда уродливыми баржами свозились по Темзе бытовые и промышленные отходы со всего Лондона. – Вы там думаете, что внутренности были выброшены в мусорный бачок? – В большой контейнер. За углом от Тэлгарт-роуд идет капитальный ремонт дома. Вплоть до восьмого числа там стояли два контейнера. В такой холод человеческие внутренности могли не привлечь мух. Мы проверили: весь строительный мусор вывозится в Макинг-Маршиз. – Ну, тогда удачи вам, – сказал Страйк. – Стараюсь сберечь твои силы и время, дружище. – Ага. Ценю. Натужно поблагодарив Энстиса за вчерашнее гостеприимство, Страйк отсоединился. Потом сделал остановку и прислонился к стене, чтобы удобнее было набирать номер. Крошечная азиатка с детской коляской, бесшумно семенившая сзади, вынужденно вильнула в сторону, чтобы избежать столкновения, но ругаться не стала, в отличие от того пассажира в Западном Бромптоне. Трость, равно как и паранджа, обеспечивала неприкосновенность; проходя мимо, женщина робко улыбнулась. Леонора Куайн подошла к телефону только после третьего длинного гудка. – Полицейские, черти, опять тут отираются, – буркнула она вместо приветствия. – Что им надо? – Хотят прямо сейчас осмотреть весь дом и сад, – ответила Леонора. – Разве я обязана их впускать? Страйк колебался. – Наверное, правильнее будет позволить им сделать все, что они считают нужным. Скажите, Леонора, – он без угрызений совести переключился на армейскую прямоту, – у вас есть адвокат? – Это еще зачем? Меня покамест не арестовали. – Думаю, он вам понадобится. Наступила пауза. – А у вас на примете есть толковый? – спросила Леонора. – Конечно, – ответил Страйк. – Позвоните Илсе Герберт. Я вам сейчас пришлю ее номер. – Орландо нервничает – полицейские суются… – Я пришлю вам эсэмэску с ее номером. Вы должны позвонить по нему сию же минуту. Это понятно? Сию же минуту! – Ладно, – ворчливо согласилась она. Страйк нашел телефон своей бывшей одноклассницы и отправил его Леоноре, а затем сам позвонил Илсе и с извинениями объяснил ситуацию. – Можешь не извиняться, – бодро сказала она. – Мы любим тех, у кого на хвосте полиция, это же наш хлеб с маслом. – Возможно, она имеет право на бесплатного адвоката. – Льготных категорий населения уже почти не осталось, – возразила Илса. – Будем надеяться, она малоимущая. У Страйка мерзли руки и от голода подводило живот. Опустив мобильный в карман пальто, он похромал в сторону Хаммерсмит-роуд. На другой стороне улицы показался довольно уютный с виду паб с черным фасадом и круглой металлической вывеской, изображавшей летящий на всех парусах галеон. Страйк ринулся через проезжую часть, заметив про себя, что автомобилисты проявляют намного больше терпения, если ты опираешься на трость. Два захода в паб за два дня… но погода стояла мерзкая, а боль в колене не отпускала. Страйк не чувствовал за собой вины. Внутри «Альбион» оказался таким же привлекательным, как и снаружи. В торце длинного, узкого зала горел камин; наверху – галерея с балюстрадой, всюду полированное дерево. Под черной винтовой лестницей виднелись два усилителя и стойка для микрофона. Одна стена, выкрашенная в кремовый цвет, была увешана черно-белыми фотографиями знаменитых музыкантов. Все места у камина были заняты. Страйк взял пинту пива, прихватил с собой меню и направился к выходившему на улицу окну, где стоял высокий стол, окруженный барными стульями. Не успел он сесть, как в глаза ему бросилось висевшее между портретами Дюка Эллингтона и Роберта Планта изображение его родного отца: тот, длинноволосый, еще потный после концерта, вроде как шутил с басистом, которого, если верить матери Страйка, однажды попытался придушить. («На спидах у Джонни всегда сносило крышу», – по секрету говорила Леда ничего не понимавшему девятилетнему сыну.) В кармане опять задребезжал мобильный. Не сводя глаз с отцовского портрета, Страйк ответил. – Привет, – сказала Робин. – Я уже в конторе. А ты где? – В «Альбионе» на Хаммерсмит-роуд. – Тебе был странный звонок. Оставили сообщение на автоответчике. – Продолжай. – Это Дэниел Чард, – объявила Робин. – Хочет с тобой встретиться. Нахмурившись, Страйк перевел взгляд с кожаного прикида отца на огонь в камине. – Дэниел Чард хочет со мной встретиться? Откуда Дэниел Чард знает о моем существовании? – Я тебя умоляю – ты же нашел тело! Об этом трубили по всем каналам. – А, да, в самом деле. Он не сказал, что ему нужно? – Говорит, у него есть к тебе предложение. У Страйка в мозгу на мгновение вспыхнул проектор, услужливо подсказавший ему яркий образ голого, лысого человека с торчащим гнойным пенисом. – Мне казалось, он застрял в Девоне со сломанной ногой. – Так и есть. Поэтому он просит тебя приехать к нему. – Вот как? Страйк обдумал этот вариант, перебрав в уме дела и встречи, запланированные на текущую неделю. В конце концов он сказал: – Если отменить Бёрнетт, я бы мог освободить пятницу. Но какого черта ему так приспичило? Мне понадобится взять напрокат машину. Причем с автоматической коробкой передач, – добавил он, остро чувствуя пульсацию в колене. – Устроишь? – Без проблем, – сказала Робин; он услышал чирканье ручки. – У меня масса новостей, – продолжил Страйк. – Может, пообедаем вместе? Тут вполне приличное меню. Если на такси, ты будешь здесь через двадцать минут. – Второй день подряд? Мы не можем постоянно разъезжать на такси и обедать в пабах, – смутилась Робин, но по ее голосу было ясно, что она не против. – Не сомневайся. Бёрнетт любит сорить деньгами своего бывшего. Я повешу это на ее счет. Страйк дал отбой и, выбрав для себя стейк и яблочный пирог, похромал к стойке, чтобы сделать заказ. Вернувшись на прежнее место, он рассеянно пробежал глазами по фотографии отца: затянутая в черную кожу фигура, худощавое смеющееся лицо, облепленное волосами. Жена про меня знает, но претворяется что нет… она его не отпустит, хоть это было бы лучше для всех… Я знаю, куда ты собрался, Оуэн! Страйк обвел взглядом черно-белые фотографии мегазвезд, взиравшие на него со стены. Неужели я заблуждаюсь? – молча спросил он у Джона Леннона, который саркастически смотрел сверху вниз сквозь круглые очки на тонком носу. Почему, вопреки косвенным уликам, так трудно было поверить, что Леонора – убийца? Почему в нем засело убеждение, что она пришла к нему в офис не для того, чтобы обеспечить себе прикрытие, а просто потому, что искренне разозлилась на Куайна, который сбежал, как обиженный мальчишка? Страйк готов был поклясться чем угодно, что мысль о смерти мужа даже не приходила ей в голову… Погрузившись в свои раздумья, он даже не заметил, как прикончил пинту. – Привет, – сказала Робин. – Быстро ты! – удивился Страйк. – Да я бы не сказала, – возразила Робин. – Повсюду пробки. Я закажу? Пока она шла к бару, мужские головы поворачивались ей вслед, но Страйк ничего не замечал. Его мысли занимала Леонора Куайн: тщедушная, невзрачная, седеющая, загнанная. Вернувшись за столик с пинтой пива для босса и стаканом томатного сока для себя, Робин показала Страйку сделанные на мобильный фотографии городской резиденции Дэниела Чарда. Это была оштукатуренная белая вилла, с балюстрадой и с колоннами по обеим сторонам от сверкающей черной двери. – Там есть необычный внутренний дворик, с улицы его не видно, – прокомментировала Робин один из снимков, изображавший кустарники в пузатых греческих урнах. – По-моему, в такую емкость Чард вполне мог спрятать внутренности, – осмелев, добавила она. – Вытащил куст да и закопал их в землю. – Трудно представить, чтобы Чард занимался таким трудоемким и грязным делом, но мысль интересная, мы ее проработаем, – сказал Страйк, вспоминая безупречный костюм и вызывающий галстук издателя. – А что в Клемент-Эттли-Корте – я правильно помню, там тоже есть подходящие места?