– Поможешь, Дэвид? Я поставил кейс на чистое место на полу и раскрыл его. Том носил с собой практически то же оборудование, что и несколько лет назад, когда мы познакомились. Все далеко не новое и аккуратно разложено по местам. Но, будучи в душе консерватором, он все же признавал пользу новых технологий. Том сохранил свой старый ртутный термометр, элегантное творение инженерной мысли из стекла и металла, но рядом лежал вполне современный цифровой. Я включил его, на дисплее замелькали цифры. – Сколько вы тут еще пробудете? – спросил Том у Гарднера, покосившись на работающие в комнате фигуры в белых комбинезонах. – Еще некоторое время. Тут слишком жарко, чтобы задерживаться надолго. У меня один агент уже сознание потерял. Том склонился над трупом, тщательно обойдя кровавые пятна на полу. Он поправил очки. – Температуру измерил, Дэвид? Я глянул на дисплей. Меня уже начал заливать пот. – Сорок три и пять. – Теперь уже можно выключить этот чертов обогреватель? – спросил один из криминалистов, здоровенный мужик с пивным брюхом, обтянутым комбинезоном. Видимая за маской часть его физиономии была красной и потной. Я глянул на Тома. Тот кивнул. – Окна тоже можно открыть. Свежий воздух тут не помешает. – Слава тебе Господи, – выдохнул здоровяк, выключая обогреватель. Как только лампы потускнели, он тут же раскрыл все окна настежь. Свежий воздух полился в коттедж, и раздались облегченные вздохи присутствующих. Я подошел к Тому, внимательно рассматривающему тело. Гарднер нисколько не преувеличивал: убийство, вне всякого сомнения. Конечности жертвы, свисавшие по сторонам стола, были привязаны к ножкам клейкой лентой. Кожа натянута как на барабане и приобрела цвет старой дубленой, что усложняло определение этнической принадлежности. Светлая кожа после смерти темнеет, а темная, наоборот, зачастую светлеет, смешивая цвет и расу. Куда более очевидными были разрезы. Конечно, кожа трескается, когда тело начинает разлагаться и его распирают газы, но эти разрезы явно не были естественного происхождения. Высохшая кровь заляпала стол вокруг тела и коврик на полу. И лилась она из открытой раны, может быть, даже не одной, из чего следовал вывод, что как минимум некоторые травмы эпидермиса произошли, когда жертва была еще жива. Этим же объясняется и огромное количество личинок падальной мухи, поскольку эти мухи откладывают личинки в каждое отверстие, которое найдут. Но даже с учетом всего этого я не припоминал, чтобы прежде видел такое количество личинок с одного тела. Рядом с трупом аммиачный запах был почти невыносим. Личинки заполонили глаза, нос, рот и гениталии, так что даже пол жертвы невозможно было определить. Я поймал себя на том, что слежу глазами за тем, как они копошатся в дырке на животе, отчего кожа вокруг шевелилась как живая. И невольно прижал рукой свой собственный шрам. – Дэвид? Ты в норме? – тихо спросил Том. Я с трудом оторвал глаза от трупа. – Да. И начал доставать из кейса баночки для образцов. Я ощутил на себе его взгляд. Но Том не стал продолжать тему и повернулся к Гарднеру. – И что нам известно? – Негусто. – Голос Гарднера приглушала маска. – Тот, кто это сотворил, очень методичен. Никаких следов в крови – значит, убийца тщательно следил, куда ставит ноги. Коттедж был арендован в прошлый четверг неким Терри Лумисом. Никакого описания. Резервирование и оплата по кредитке сделаны по телефону. Голос мужской, акцент местный, и этот малый попросил, чтобы ключи оставили под ковриком у двери коттеджа. Сказал, что приедет поздно. – Удобно, – сказал Том. – Очень. Похоже, они тут не очень-то озабочены бюрократией, лишь бы бабки платили. Аренда коттеджа закончилась сегодня утром, и когда ключи не вернули, управляющий пришел, чтобы все проверить и убедиться, что ничего не пропало. Местечко такое, как видишь, что его беспокойство вполне понятно. – Он окинул взглядом ветхий коттедж. Но Том пропустил эту реплику мимо ушей. – Коттедж был арендован только с прошлого четверга? – уточнил он. – Ты уверен? – Так сказал управляющий. Дата совпадает с датой регистрации заявки и оплаты по кредитке. – Не может такого быть, – нахмурился Том. – Это же всего пять дней назад. Я думал о том же. Разложение зашло слишком далеко для столь короткого промежутка времени. Плоть уже приобрела творожистую консистенцию, начался процесс брожения и разложения, и потемневшая кожа сползала с нее как мятый костюм. Конечно, электрообогреватель мог ускорить процессы до определенной степени, но это не объясняло наличия огромного количества личинок. Даже в разгар летней жары и во влажном климате Теннесси требуется не меньше семи дней, чтобы разложение дошло до такой стадии. – Когда его нашли, двери и окна были закрыты? – машинально спросил я Гарднера. Не тот случай, чтобы продолжать молчать. Тот недовольно поджал губы, но все же ответил: – Закрыты, заперты и занавешены. Я отмахнулся от вьющихся перед лицом мух. Несмотря на свой немалый опыт, я так и не смог к ним привыкнуть. – Слишком много насекомых для закрытого помещения, – сказал я Тому. Он кивнул. Пинцетом аккуратно снял личинку с трупа и поднес к свету, чтобы рассмотреть. – Что скажешь? Я пригляделся. У личинок мух три стадии развития, называемые возрастными, за которые личинки постепенно увеличиваются в размере. – Третья стадия, – сказал я. Это означало, что личинке как минимум шесть дней, а может, и больше. Том кивнул, бросив личинку в маленькую баночку с формальдегидом. – А некоторые уже начали окукливаться. Значит, смерть наступила шесть или семь дней назад. – Но никак не пять, – добавил я. Рука невольно опять потянулась к шраму, но я удержался. Давай же, соберись! Я заставил себя сосредоточиться на том, на что смотрю. – Полагаю, его убили где-то в другом месте и привезли сюда уже мертвым. Том поколебался. Я заметил, как двое криминалистов переглянулись, и мгновенно осознал свою ошибку. Лицо вспыхнуло. Ох и дураак… – Нет необходимости привязывать руки и ноги к столу, если жертва уже мертва, – проговорил здоровенный криминалист, странно на меня поглядев. – Ну, может, в Англии трупы поживей, чем у нас тут, – невозмутимо изрек Гарднер. Раздались смешки. Я чувствовал, как горит лицо, но ничего не мог сделать, чтобы исправить ситуацию. Идиот. Да что с тобой такое?! Том невозмутимо завинтил крышку баночки. – По-твоему, этот Лумис убийца или жертва? – спросил он Гарднера. – Ну, в найденном тут портмоне обнаружили права и кредитки Лумиса. И более шестидесяти долларов наличных. Мы проверили. Тридцать шесть лет, белый, страховой агент в Ноксвилле. Не женат, живет один, отсутствует на работе несколько дней. Дверь коттеджа распахнулась, и вошла Джейкобсен. Как и Гарднер, она надела перчатки и бахилы, но даже в таком виде умудрялась выглядеть элегантно. Маску она надевать не стала, и когда подошла и встала рядом со старшим агентом, ее лицо было бледным. – Значит, если только убийца не забронировал коттедж под собственным именем и предусмотрительно забыл тут свое удостоверение личности, можно предположить, что этот покойник либо Лумис, либо какой-то другой неизвестный мужчина, – сказал Том. – Примерно так, – ответил Гарднер и замолчал при виде появившегося в дверях очередного агента. – Сэр, вас там спрашивают. – Сейчас вернусь, – бросил Гарднер Тому и вышел наружу. Джейкобсен осталась в коттедже. Лицо ее было по-прежнему бледным, а руки она крепко сжимала на животе, словно стараясь удержать малейшие проявления слабости. – Откуда вы знаете, что это мужчина? – поинтересовалась она. Глаза ее при этом машинально устремились на личинки, копошащиеся в области паха жертвы, но она быстро отвела взгляд в сторону. – Я не вижу ничего, что позволило бы сделать такой вывод. Ее акцент был не таким ярко выраженным, как мне доводилось слышать, но все же достаточно явно свидетельствовал, что она местная уроженка. Я покосился на Тома, но тот сосредоточился на трупе. Или делал вид. – Ну, помимо роста… – начал я. – Не все женщины низкорослые. – Безусловно, но таких высоких не много. Но даже у такой рослой женщины строение костей было бы тоньше, особенно черепа. Это… – Я знаю, что такое череп. Господи, да она сварливая. – Я хотел сказать, что, как правило, это отличный индикатор пола жертвы, – договорил я. Она упрямо вздернула подбородок, но больше ничего не сказала. Том выпрямился, закончив изучение разверстого рта трупа. – Дэвид, взгляни-ка на это. Он отодвинулся, уступая мне место. Большая часть мягких тканей на лице уже исчезла. В глазных и носовой впадинах кишели личинки. Зубы были почти все на виду, и обычно желтовато-белый дентин имел явно выраженный красноватый оттенок. – Розовые зубы, – прокомментировал я. – Доводилось видеть такое прежде? – спросил Том. – Пару раз. Но не часто. И не в такой ситуации.