Тон его мне не понравился. Какой-то этот полицейский чересчур любезный, словно вознамерился очаровать меня. Но на самом деле милым он мне вообще не казался. — А еще, Мариам, можно вас кое о чем попросить? Я приехал сюда второпях и не захватил письменные принадлежности. У вас, случайно, ручки с бумагой не найдется? Может, он из тех, кто полагает, что когда тебя называют по имени — это приятно? Словно я сама собственное имя не знаю… — А диктофона вам недостаточно? Он наградил меня улыбкой, истолковать которую у меня не получилось. — Достаточно, но старые привычки, сами понимаете… Я люблю записывать все на бумаге — это дает мне уверенность, что ничего важного не пропадет. Не составит вам труда?.. Я встала и пошла на кухню. Кажется, где-то там валялась бумага, но я так редко ею пользуюсь… Порывшись в поваренных книгах, я открыла ящик с шумовками, столовыми приборами и венчиками для взбивания. И наконец отыскала блокнот, в котором записала рецепт булочек и набросала список покупок. Единственной ручкой оказалась бирюзовая гелевая, похоже, принадлежащая Ибен. Я посмотрела на ручку, на переливающийся цвет. Девочка моя маленькая, ей нравятся пастельные тона… Почему я не купила ей этот комикс? Когда я вернулась в гостиную, полицейский держал в руках нашу семейную фотографию, стоявшую на полке. Он вернул фотографию на место и кивнул на нее. — Замечательная у вас семья, Мариам. Моя дочь пропала. Почему он говорит об изувеченной семье так, будто она здорова? Я посмотрела на снимок. В середине — Ибен, мы с Туром с двух сторон от нее; в лицо ей светит солнце. Это она от меня прячется, специально. Когда вернется, непременно узнает, сколько из-за нее поднялось шума. Я отведу ее в полицию, и пускай они в красках распишут, как искали ее. А Тур пускай рассказывает, как ходил по улицам и звал ее, как он боялся. Предыдущий полицейский спросил, нет ли у меня номера телефона кого-нибудь из подружек Ибен. Точно я не знала, зато дала ему список всего класса. Лучше пускай Тура спросят. Мы уселись друг напротив друга за столом, где я последний час сидела, положив перед собой телефоны и время от времени поглядывая на журнал Ибен, который она снова и снова перечитывала за ужином. Это настолько вошло у нее в привычку, что я перестала убирать старые журналы, и теперь Ибен сама меняла их на новые. — Ну что ж, — Руе сделал пометку на бумаге, — мне отчасти пересказали все ваши показания, однако у меня возникли дополнительные вопросы. Вы говорите, что Ибен убежала от вас в магазине, после того как вы с ней поссорились? В горле пересохло. Я кивнула. — Расскажите, почему именно она убежала. — Ибен захотелось один комикс, а я отказалась его покупать. Мы поссорились, и она убежала. Я думала, что она ждет меня возле магазина или просто скоро вернется, но она исчезла. Он тоже кивнул. — Вы говорили с охранниками или еще кем-нибудь в магазине? Нет, из-за собственных чувств на других людей я не смотрела. — У меня была полная тележка продуктов, таскаться с ней было неудобно. К тому же я решила, что Ибен ждет меня возле машины. Он записал еще что-то. — Когда вы не обнаружили ее около машины, почему не вернулись и не спросили охранников, видели ли они ее? — Я думала, она побежала домой. Там же недалеко. Руе поднял голову. — А дома был кто-то из взрослых? — Тур был на работе. — У нее есть ключ от дома? Я покачала головой. Раньше у нее был ключ, но Ибен его потеряла, а призналась лишь несколько недель спустя. Нам пришлось менять замок. Полицейский постучал ручкой по блокноту. — Я не вполне понимаю. Почему же вы думали, что она побежит домой? Я уставилась в столешницу. Я должна была поступить как настоящая мать. Таким полагается землю рыть ради того, чтобы отыскать своего ребенка. Рыдать и звонить в полицию спустя всего полчаса после того, как она в последний раз видела дочурку, потому что она так боится, ну просто ужас. Но во мне победила Мариам — она пришла в ярость и сбежала. Полицейскому этого все равно не объяснишь, да и не надо. Ибен просто спряталась. Руе кашлянул. — Значит, вы думали, что Ибен побежала домой. Вы сели в машину, однако домой не поехали? — Я поехала проветриться. В сторону Тронхейма. Я уже рассказывала. Он кивнул. — Вы рассердились, почувствовав, что одиннадцатилетняя девочка обошлась с вами несправедливо, и уехали подальше, чтобы побыть в одиночестве? В его трактовке мое поведение выглядело по-детски. И снова это выражение, загадочное, которое я не могу истолковать… Он записал еще что-то — наверное, что на вопрос я не ответила. — Сколько времени вас не было? — Как уже сказала, я вернулась домой в десять — половине одиннадцатого. — Значит, вы отсутствовали от семи до восьми часов. Вы часто так уезжаете, на несколько часов? Я откашлялась. — Нет, нечасто. Полицейский буравил меня взглядом. Почему он так злится? — Почему вы уехали, Мариам? Почему не стали искать дочь? Я сама не заметила, как вжала голову в плечи. С усилием выпрямившись, вздохнула. — Не знаю. — Знаете, Мариам, я допускаю, что вы говорите неправду. Голова снова вжалась в плечи. — Зачем мне врать? Он кашлянул и принялся ритмично постукивать ручкой по блокноту. — На этот вопрос только вы и можете ответить. Возможно, на самом деле вы пытались ее искать. И откуда мне знать, что вы и впрямь были в машине одна и что ваша дочь не сидела рядом с вами? Откуда мне знать, Мариам? Он повторял мое имя в каждой фразе. Как будто колол меня им, бросал мне в лицо. — Она там не сидела, — возразила я, голос мой дрожал, — ее не было в машине. — И мне в голову пришло еще кое-что, — продолжал Руе. — Возможно, она лежала в багажнике. Она лежала в багажнике, Мариам? — Нет! — Я хлопнула ладонью по столу. — Я ей ничего не сделала! Лицо полицейского залило румянцем. Он открыл свою кожаную папку и вытащил что-то плоское в пакете. Журнал или брошюру. Комикс. Положил его на стол передо мной. Комикс был в полиэтиленовом пакете с замком «зиплок». Соблазнительные девушки-зомби с блестящей помадой. — Этот комикс Ибен просила у вас, Мариам? Хоть бы он прекратил твердить мое имя. Сил больше нет. Я уставилась на комикс. — Где… Где вы его нашли? — Он валялся возле детского сада. Это короткая дорога до вашего дома, верно? У меня даже кивнуть не получалось. Затылок налился свинцом. Комикс нашли рядом с домом. Нет, это неправда. Не может быть. Полицейский перелистнул несколько страниц в блокноте и протянул его мне вместе с ручкой. — Мне надо знать, куда вы ездили. Останавливались ли где-нибудь перекусить. И названия кафе, если вы куда-то заезжали. Вас не было семь-восемь часов; значит, вы что-то ели. Мне также нужно знать, во сколько вы сели на паром до Халсы. Если вы, как сами утверждаете, поехали в сторону Тронхейма, то вам пришлось и на паром заезжать. Это, конечно, если вы семь часов подряд не крутились где-нибудь на круговом движении. Я посмотрела на блокнот, который Руе протягивал мне. Перевела взгляд на блестящие губы на обложке комикса. Выходит, Ибен взяла этот журнал и побежала сюда, но не добежала… — Простите за резкость, — сказал полицейский, — разумеется, основная наша версия: Ибен убежала и сейчас находится у кого-то в гостях. И тем не менее, как вы понимаете, полиция должна проверить все версии. Лицо у него по-прежнему алело. Он показывал пальцем на блокнот. — Закусочные, заправки, может, кафе, да что угодно… Все те места, куда вы сегодня заезжали. Я схватила ручку. Постаралась вспомнить, чем занималась. Делала вид, будто это совершенно обычное дело — и то, как я поступила, и то, что Ибен исчезла. — Думаете, она села к кому-то в машину? — голос мой дрожал. — Я ничего не думаю, — отрезал он. — Тур еще ничего не понял, — сказала я, — у него не было времени над этим поразмыслить. Понять, что я собиралась… ну да, сбежать. Полицейский кивнул. Он заглянул мне прямо в глаза, но тут же отвел взгляд — посмотрел на блокнот у меня в руках. Ждал, когда я начну записывать.