Контроль над огромными, порой даже громоздкими спецслужбами Америки может являться прекрасной иллюстрацией к древнеримскому афоризму sed quis custodiet ipsos custodes – кто устережет самих сторожей? В дополнение к собственным службам внутренней безопасности, существующим у каждого из ведомств, Законом о национальной безопасности 1947 года предусматривалось создание Совета национальной безопасности – органа, состав и структура которого менялись с каждой сменой президентских администраций. Как правило, в Совет входят президент и вице-президент, а также руководители ключевых министерств. Основная обязанность Совета – надзор за деятельностью спецслужб и разработка политических решений, направляющих их деятельность. Однако члены Совета национальной безопасности – люди занятые, у них хватает дел и помимо всяких разведывательных дрязг, поэтому большая часть решений, касающихся спецслужб, принимается более компактным «подкомитетом», известным как «специальная группа». Посвященные часто называют ее «Группой 54–12», поскольку она создана секретной директивой 54–12 на заре правления Эйзенхауэра. Вне разведывательных кругов об этой группе практически никому не известно, и вообще тех, кто знает о ее существовании, можно пересчитать по пальцам. Состав «Группы 54–12» тоже меняется от президента к президенту. В нее входят директор ЦРУ, госсекретарь или его заместитель, а также министр и замминистра обороны. При Кеннеди и Джонсоне представителем президента и главным лицом в группе являлся Макджордж Банди. Кроме него в группу входили Джон Маккон, Роберт Макнамара, Розуэлл Джилпатрик (замминистра обороны) и Юрал Алексис Джонсон (заместитель госсекретаря по иностранным делам). Контроль над американскими спецслужбами представлял бы непростую задачу даже для занятых исключительно этим профессионалов. Ситуация, когда надзирающим приходится полагаться на надзираемых в том, что касается необходимой для этого надзора информации, и вовсе становится весьма щекотливой. Взять хотя бы проблему юрисдикции. Например, представим, что ученый-американец занимается шпионажем, работая в НАСА, а потом перебегает в Россию и продолжает шпионить и там, только делает это уже для французской разведки. И какому, скажите на милость, ведомству его теперь нейтрализовывать? ФБР? Ведь начинал он свою противозаконную деятельность на американской территории. Или ЦРУ? Ведь затем он орудовал на территории, входящей в сферу их деятельности? В условиях, когда бюрократическая ревность порой переходит в открытое соперничество, подобные вопросы имеют большое значение. Вскоре после своего создания группа 54–12 попыталась разрешить проблемы внутренней информации и юрисдикции. С этой целью внутри нее был создан маленький спецотдел по безопасности, не имеющий собственного названия, – все его члены именуются просто сотрудниками группы 54–12. В обязанности отдела входит обеспечение связи. Его начальник напрямую связан с руководством всех спецслужб. Он уполномочен разбирать все противоречия, возникающие между конкурирующими ведомствами. Помимо этого, спецотдел обязан доводить всю информацию, получаемую «Группой 54–12», до всех без исключения подконтрольных ей ведомств. Но самым существенным является его право «принимать в чрезвычайных ситуациях меры специального характера, адекватные сложившейся обстановке». Для осуществления этих «мер специального характера» в составе группы числится некоторое (очень ограниченное) количество специально подготовленных сотрудников, руководитель которых может привлекать по необходимости для совместной работы нужных специалистов из других ведомств. Сотрудники «54–12» осознают, что само ее существование создает определенные сложности. Как любой государственный орган, группа могла бы следовать общей тенденции разрастания и разбухания, превращаясь тем самым в часть той проблемы, для разрешения которой она создавалась. Несмотря на свой маленький размер, спецотдел группы обладает огромной властью и не менее огромными возможностями. Поэтому даже маленький просчет, допущенный им, может привести к катастрофическим последствиям. «Группа 54–12» очень внимательно следит за своим детищем, жестко контролируя его бюрократическую или иную активность, сводя всю оперативную деятельность к необходимому минимуму и ставя во главе его лишь самых выдающихся своих сотрудников. Пока Малькольм и Венди ждали доктора, крупный солидный мужчина сидел на стуле в приемной кабинета на Пенсильвания-авеню в ожидании особого приглашения. Звали его Кевин Пауэлл. Он ждал терпеливо, но не без волнения: его приглашали в этот кабинет не каждый день. Наконец секретарша махнула рукой, и он вошел в кабинет человека, напоминавшего старого доброго дядюшку. Пожилой джентльмен жестом предложил садиться. – Ах, Кевин, как я рад тебя видеть! – И я рад встрече, сэр. Хорошо выглядите. – Ты тоже, мой мальчик, ты тоже. Вот. – Джентльмен бросил Пауэллу на колени папку. – Почитай-ка. Пока Пауэлл читал, старик внимательно изучал его взглядом. Пластические хирурги отменно потрудились над его ухом, и только наметанный взгляд заметил бы небольшую выпуклость пиджака слева под мышкой. – И что ты, мой мальчик, думаешь на этот счет? – поинтересовался пожилой джентльмен, когда Пауэлл оторвался от бумаг. Он подумал, подбирая слова. – Очень странно, сэр. Я не знаю точно, что это означает, хотя все это, похоже, очень серьезно. – Ты прямо читаешь мои мысли, мой мальчик, право же. И Управление, и Бюро отправили отряды своих людей прочесывать город, наблюдать за аэропортами, автостанциями, вокзалами и прочим – все как полагается, только в невиданном доселе масштабе. Ты ведь знаешь, на штуках такого рода они набили руку и, должен признать, справляются не так уж плохо. По крайней мере до сих пор справлялись. – Он сделал паузу и поймал на себе заинтригованный взгляд Пауэлла. – Им удалось найти парикмахера, который помнит, как коротко стриг нашего парня – вполне предсказуемый, но заслуживающий одобрения шаг с его стороны – вскоре после того, как подстрелили Уэзерби. Тот, кстати, быстро приходит в себя после ампутации. Его надеются допросить сегодня вечером. О чем бишь я… ах да. Они прочесали весь район и нашли место, где он прикупил себе одежды, но самого его упустили. И теперь не имеют ни малейшего представления, где искать дальше. У меня есть на этот счет пара соображений, но до поры до времени я оставлю их при себе. Есть несколько аспектов, заняться которыми я хотел бы попросить тебя. Не мог бы ты найти ответы на кое-какие вопросы, а может, задать вопросы, до которых я не додумался, а? – Зачем? Зачем все это? Если это действительно чехи, зачем им сдался именно этот отдел, кучка безобидных бездельников-аналитиков? А если это не чехи, мы возвращаемся к самому первому вопросу. Теперь о способе. Зачем так вызывающе? И почему этого… как его… Хейдиггера убили еще ночью? Что он знал такого, чего не знали остальные? И если он отличался от остальных, зачем тогда убили и их? Если Малькольм работал на них, им не нужно было бы допрашивать Хейдиггера, так ведь? Малькольм сам бы рассказал им все это. Ну и, наконец, наш парень, Малькольм. С ним этих «зачем?» еще больше. Если он двойной агент, зачем звонил на «тревожный» номер? Если он двойной агент, зачем он тогда договорился о встрече? Чтобы убить Воробья-4, которого мог бы убрать без всякого труда и по-тихому, если он его действительно знал в лицо? А если он не двойной агент, то зачем стрелял в двух людей, которых сам вызвал, чтобы они доставили его в безопасное место? Ну и само собой, где он сейчас, чем занят и как себя чувствует? Эти вопросы тянут за собой множество других, но, сдается мне, эти сейчас важнее всего. Ты со мной согласен? Пауэлл кивнул. – Согласен, – подтвердил он. – И что мне делать? Пожилой джентльмен улыбнулся. – Тебе, мальчик мой, выпала удача получать зарплату в моем отделе. Как ты, конечно, знаешь, нас создали, чтобы мы разгребали оплошности бюрократов наверху. Могу себе представить кое-кого из тамошних бумагомарак, сунувших меня, бедолагу, на это место в надежде, что я проведу остаток жизни погребенным под бумажными завалами. Как ты понимаешь, подобная перспектива не слишком меня прельщает, и поэтому я тут кое-что переиначил, чтобы в нашей работе было меньше бумаг, а больше дела. Набрал сюда правдами и неправдами не самых плохих оперативников, выбил кое-какие полномочия – в общем, завел собственную лавочку, как в старые добрые времена. И при той неразберихе, что царит в наших разведывательных службах, мне всегда найдется с чем поиграть. Я как-то познакомился с одним драматургом, так тот говаривал, что лучший способ изобразить на сцене хаос – это нагнать туда побольше актеров. А мне удается ловить рыбку в чужом хаосе. И кажется, – добавил он скромно, – что некоторые из моих предприятий, пусть и небольшие, пошли-таки на пользу нашей стране. Но вернемся к нашим баранам. Вообще-то меня это дело не касается, но вся история чертовски мне любопытна. Я думаю, в том, как взялись за это дело Бюро и Управление, есть в ней что-то не то. Во-первых, ситуация чрезвычайная, а действуют они обычными, заведенными средствами. Во-вторых, всю дорогу толкаются локтями, только и поджидая возможности подставить друг другу ножку. И есть здесь еще одно, что и словами-то трудно описать. Но что-то не дает мне покоя. Этого вообще не должно было произойти. Что-то в этом… неправильное, что ли. Что-то, что не укладывается в рамки Управления. Это им не по зубам. Не то чтобы они действовали неграмотно – хотя, сдается мне, пару-тройку мелких деталей они-таки упустили, – но они до сих пор смотрят на случившееся под неправильным углом. Ты все понял, мой мальчик? Пауэлл кивнул. – А вы – под правильным, верно? Пожилой джентльмен улыбнулся. – Ну, скажем так, поближе к правильному. А теперь вот что я от тебя хочу. Ты обратил внимание на медицинскую карту нашего парня? Да брось, не листай, я тебе и так скажу. У него проблем с простудами и респираторными заболеваниями больше, чем положено в этом возрасте. Он часто обращался к врачу. А теперь вспомни-ка расшифровку его второго звонка по «тревожной» линии: он чихнул и сказал, что простужен. Готов поспорить на выпивку, что его насморк только усилился и, где бы он сейчас ни прятался, ему придется вынырнуть, чтобы получить медицинскую помощь. Что теперь скажешь? Пауэлл пожал плечами. – Попробовать стоит. Пожилой джентльмен торжествующе улыбнулся. – Вот и мне так кажется. Ни Управление, ни Бюро до этого еще не додумались, так что у нас есть оперативный простор. Теперь вот что. Я назначил тебя начальником специальной группы вашингтонских детективов – не спрашивай, как я этого добился, главное, что добился. Начни с врачей, обладающих наибольшей практикой в столичном округе и поблизости. Узнай, не лечили ли они кого-то, похожего на нашего парня, – опиши им его новую внешность. Если не лечили, попроси связаться с нами, если он к ним обратится. Придумай какую-нибудь правдоподобную легенду – главное, чтобы они тебе открылись. Да, еще одно. Не дай другим заподозрить, что мы тоже заняты поисками. В прошлый раз, когда им это удалось, двоих застрелили. Пауэлл встал и собрался уходить. – Сделаю все, что в моих силах, сэр. – Отлично, отлично, мой мальчик. Я знаю, что могу положиться на тебя. Я продолжаю мозговать над этим. Если вдруг надумаю чего, сообщу. Удачи тебе. Пауэлл вышел из кабинета. Когда дверь за ним закрылась, пожилой джентльмен улыбнулся. Когда Кевин Пауэлл только начинал болезненно-нудную процедуру проверки вашингтонского медицинского сообщества, человек с запоминающейся наружностью и очень странными глазами выбрался из такси напротив магазинчика секонд-хенда в центре города. Все утро он провел, изучая ксерокопии тех же документов, с которыми совсем недавно ознакомился Пауэлл. Документы он получил от другого джентльмена запоминающейся наружности. У мужчины со странными глазами имелся план, как найти Малькольма. Битый час он разъезжал по городу, а теперь начал ходить по нему пешком. Заглядывая на пару минут в каждый бар, газетный киоск, в каждый дом или любое другое место, куда может заглянуть на пару минут прохожий, он показывал хозяевам или сотрудникам выполненный вручную художником-профессионалом набросок портрета Малькольма с короткой стрижкой. Когда люди опасались говорить с незнакомцем, мужчина предъявлял им одно из пяти удостоверений, которыми его снабдил другой джентльмен с представительной внешностью. К трем часам дня он устал, но виду не подавал. Наоборот, он был настроен еще решительнее, чем прежде. Выпить кофе он зашел в «Горячую кружку». Уже уходя, представившись частным сыщиком, он показал рисунок кассирше за стойкой – почти автоматически, на всякий случай. И даже не пытался скрыть потрясения, когда та заявила, что видела этого типа. – Ну да, видела я этого сукина сына. Он швырнул мне свои деньги, так спешил убраться. Четвертак под стойку закатился, и я колготки порвала, покуда его на четвереньках искала. – Он был один? – Ага, кто еще с таким уродом гулять пойдет? – Вы не видели, в какую сторону он пошел? – Еще бы не видела! Эх, жаль, пистолета у меня не было, а то бы пристрелила ублюдка. Вон туда и пошел. Мужчина расплатился по счету, накинув доллар сверху, и двинулся в указанном направлении. Странно, зачем туда… никакого повода именно туда, тем более для человека, спешившего в поисках безопасного места… И все же… Он свернул на стоянку и тут же превратился в детектива городского полицейского управления для полного мужчины в фетровой шляпе. – Конечно, видел, – ответил на вопрос тот. – Он сел в машину к той цыпочке. Мужчина с запоминающейся внешностью прищурился. – Какой цыпочке? – Этой… ну, она в адвокатской конторе работает. Их лавочка арендует стояночные места для своих сотрудников. А эта… не то чтобы красавица, но что-то такое в ней есть, уж поверьте. – Поверю, – хмыкнул фальшивый детектив. – Поверю. Кто она? – Минуточку… – Толстяк в шляпе скрылся в своей будке и вернулся с тетрадью. – Ну-ка, посмотрим, стоянка шестьдесят три… шестьдесят три… да, вот она. Росс, Венди Росс. А вот ее адрес в Александрии. Прищуренный взгляд скользнул по странице, мгновенно зафиксировав адрес. Затем обратился к толстяку в шляпе. – Спасибо. – Мужчина с запоминающейся внешностью повернулся и двинулся прочь. – Да не за что. Эй, а чего такого натворил этот парень? Мужчина остановился и обернулся. – Да ничего серьезного. Просто мы его ищем. Он… а, ладно, вам это знание не повредит… мы просто хотим убедиться, что с ним все в порядке. Десять минут спустя мужчина со странными глазами зашел в телефонную будку. На другом конце города джентльмен с представительной внешностью снял трубку с аппарата, номер которого знали очень немногие. – Да, – произнес он и сразу же узнал голос. – У меня горячий след. – Я знал, что вы найдете. Пусть его проверят, но ни в коем случае не приступают к активным действиям, если только того не потребуют обстоятельства. Я хочу, чтобы этим занялись лично вы – во избежание новых ошибок. Однако в настоящий момент у меня есть для вас более неотложное занятие. – Наш общий больной друг? – Да. Боюсь, его самочувствие ухудшится. Встретимся на месте, как можно скорее, – в трубке послышались гудки. Мужчина задержался в телефонной будке еще для одного короткого звонка, потом поймал такси и уехал куда-то навстречу закату. Как раз когда Венди несла на подносе бульон для Малькольма, на противоположной от ее дома стороне улицы остановилась маленькая машина. Со своего места водитель очень хорошо видел дверь ее квартиры, хотя для этого ему пришлось изогнуть свое длинное костлявое тело в очень неудобной позе. Он наблюдал за дверью и ждал. Суббота Чрезмерная самоуверенность, чреватая ошибками, возникает, когда мы принимаем как должное, что игра будет продолжаться нормальным путем, когда мы забываем о том, что существуют и нестандартные ходы, обладающие неожиданно мощными ресурсами: шах, жертва, патовая ситуация. И все, что остается потом жертве, это хныкать: «Кто бы мог ожидать такого дурацкого на вид хода?» Фред Рейнфельд. Полный курс шахматной игры