Пожилой джентльмен ухмыльнулся и откинулся на спинку кресла. У него ушло довольно много времени на то, чтобы подобрать подходящую метафору – он любил позабавиться со словами. Складывать концепцию из словесных построений гораздо интереснее. – Ты летишь в Цинциннати, мой мальчик, – ответил наконец он, хитро склонив голову набок, – ради особенного дела – ради птенчика, которого нам нужно превратить в охотничью птицу. Самое время нашему Кондору сняться со своего насеста. Глава 2 Алисе наскучило сидеть с сестрой без дела на берегу реки; разок-другой она заглянула в книжку, которую читала сестра, но там не было ни картинок, ни разговоров. «Что толку в книжке, – подумала Алиса, – если в ней нет ни языков, ни разговоров?»[2] Рональд Малькольм вздохнул и сунул руку с веником под кровать. Веник достал примерно до половины глубины. Малькольм понимал, что подмести по-настоящему сможет, только отодвинув кровать от стены, но успокоил свою совесть мыслью о том, что сойдет и так. Луч света, пробившись сквозь шторы, высветил поднятые усилиями Малькольма пылинки. Они взлетали вверх с каждым взмахом веника, а потом воздушный поток уносил их в сторону, где они и оседали до следующей уборки. Малькольм вздохнул еще раз, глубже. К запаху домашней пыли добавился слабый аромат пыльцы – странной смеси мускуса и молотого перца. Интересно, подумал он, появятся в этом году какие-нибудь действенные средства от аллергии или нет? Малькольм прислонил веник к стене и вернулся из спальни в гостиную. На столе стояла чашка недопитого кофе. Он плюхнулся на диван, закинул ноги в кроссовках на журнальный столик («убедительная имитация натурального дерева!») и в который раз за день огляделся по сторонам. Для квартиры в современном многоквартирном комплексе гостиная отличалась довольно большими размерами. Даже диван и столик не занимали всей длины стены. Дверь на стене справа вела в маленькую прихожую. У стены слева стоял другой столик с музыкальным центром, пластинками и сломанным телевизором. Телевизор не продержался у него в доме и трех месяцев, чем освободил Малькольма от необходимости омрачать жизнь пошлятиной. Стену напротив занимали книжные полки, по большей части заставленные книгами. Библиотека состояла из философских трактатов, нескольких учебников по основам психологии, нескольких томов по истории, целой полки биографических изданий, двух полок классики и почти не читанного пособия по бухгалтерскому делу, которое ему не удалось вернуть в магазин, когда он после второго же занятия бросил курсы по ведению бизнеса. В самом центре висела на кнопках репродукция рисунка Пикассо. За ней на полке располагались «Мальтийский сокол» Дэшила Хэммета, книжка из серии Эда Макбейна про 87-й полицейский участок, «Умолкнувший оратор» Рекса Стаута и «Вино из одуванчиков» Рэя Брэдбери – все купленные по внезапному порыву в букинистической лавке. Чайник на маленькой кухоньке («в комплекте с барной стойкой») справа от Малькольма засвистел: вода вскипела. Из почти такой же маленькой, расположенной за стеной с книжными полками спальни, равно как и из ванной, не доносилось ни звука. Молчал даже обычно подтекающий душ. Чайник надрывался почти целую минуту, пока Малькольм не спустил ноги с дивана и не поплелся с кофейной чашкой на кухню. Он выплеснул остывшую бурду в раковину и только после этого выключил горелку. Зачерпнув чайной ложкой растворимый кофе из банки, он просыпал несколько коричневых крупинок на липкую столешницу. – Вот черт, – недовольно буркнул он, зачерпнул еще раз, встряхнул ложку для надежности, высыпал кофе в чашку и налил в нее кипяток. Возвращаясь на диван, Малькольм задержался у музыкального центра, сунул в автомат подачи несколько наугад взятых с полки сорокапяток и нажал на кнопку «пуск». Лапка звукоснимателя сорвалась с опоры с готовностью королевского гвардейца, стоящего по стойке «смирно», зависла над началом дорожки и медленно опустилась на диск. Послышался треск царапин, потом надрывно завела свою арию Кармен. Малькольм прослушал несколько тактов, бездумно тряхнул головой и нажал на кнопку «смена диска». Автомат повторил все заново, только на этот раз из динамиков послышались проверенные временем, знакомые с университетских времен звуки «Райтиоз Бразерз». Малькольм вернулся на диван. Пятая уже чашка с утра, подумал он. Угроблю к черту печень. А что, возразил он себе, можно подумать, у меня есть другое занятие? Никаких больше уроков для того, чтобы их прогулять, никаких поручений, чтобы их отложить на потом, никаких совещаний, чтобы на них опоздать. Может, недолгое действие кофеина поможет принять решение, чем заняться сегодня: прогуляться в парке, покадрить кого-нибудь из юных, якобы невинных студенток, с бедрами еще слишком узкими, чтобы рожать… а может, совершить увлекательное путешествие в ближайший супермаркет? Решения, решения, решения… Малькольм улыбнулся и поднес чашку к губам. Он покосился на репродукцию. Дон Кихот и Санчо Панса, рисунок тушью по белому листу. На заднем плане виднелась маленькая по сравнению с этими двумя фигурами мельница. Малькольм покачал головой. Несколько взмахов кисти – и персонажи ожили. И какие персонажи… Сложные даже для своего черно-белого мира. Рисунок остался единственным вещественным напоминанием, которое Малькольм сохранил (ну, не считая одежды, нескольких книг, пластинок и пары деталей обстановки) о том недолгом времени, когда он числился агентом ЦРУ. Вообще-то настоящим агентом Малькольм никогда не был, хотя – как и у каждого из сотрудников Управления – у него имелась кодовая кличка: Кондор. Малькольм работал заурядным аналитиком, с девяти до семнадцати-ноль-ноль, с двухнедельным оплачиваемым отпуском. Аналитиком в девятой секции семнадцатого отдела разведывательного директората ЦРУ. Репродукция Пикассо висела тогда на стене его кабинета. Вплоть до прошлого года девятая секция была почти всеми забытым отростком обширной аналитической системы ЦРУ, маленькой группой, занимавшейся обработкой «нефактической» информации – то есть копавшейся в шпионских боевиках и детективных романах в поисках идей, способных пригодиться Управлению. Секция занимала симпатичный, сиявший белоснежной штукатуркой особняк в Вашингтоне, федеральный округ Колумбия, прямо за зданием Библиотеки Конгресса, с невинной вывеской «Американское литературно-историческое общество». По большому счету, всем в Управлении не было дела ни до Общества, ни до лично Малькольма. Во всяком случае, до тех пор, пока их бухгалтер не наткнулся случайно на следы небольшой контрабандной операции, которую кучка сотрудников ЦРУ провернула, используя Общество в качестве прикрытия. Действуя из лучших побуждений, а также руководствуясь инстинктом самосохранения, бухгалтер совершил роковую ошибку: он доложил о своей находке в рапорте. Рапорт попал в руки тех самых контрабандистов, которые продолжали работать в американских спецслужбах. В один далеко не прекрасный день Малькольм вернулся с ленча на работу и обнаружил всех своих сослуживцев убитыми. На протяжении шести дней Малькольм уходил от преследования, пытаясь остаться в живых. На протяжении шести дней убийцы и американские спецслужбы прочесывали Вашингтон в поисках Малькольма и девушки, которую он сумел уговорить помочь ему. На пятый день в девушку выстрелили. Уверенный в том, что она погибла, Малькольм отказался от плана, который придумали для него пожилой джентльмен и Кевин Пауэлл, и сам начал охотиться на своих преследователей. Он завершил операцию на шестой день: сдал властям преданного своими подельниками вожака преступной группировки и хладнокровно застрелил главного агента-убийцу – в момент, когда тот был беспомощен. Теперь же Малькольм находился «в бессрочном отпуске с сохранением оклада и положенных льгот» – такую награду он получил за свое успешное выживание. А в Сан-Франциско на специальную правительственную стипендию изучала юриспруденцию слегка прихрамывающая и жалующаяся на нерезкую фокусировку одного глаза девушка, которая рисковала жизнью ради Малькольма. На письма, телефонные звонки и вопросы, заданные через общих знакомых, она не отвечала. Ну и ладно, думал Малькольм. Что уж тут поделаешь? Все позади, прошло, можно забыть и не вспоминать. Он больше не увидит ни Венди, ни Конторы, ни того улыбчивого старикана, ни молодого… как там его… Кевина Пауэлла. Никого из них. Он закончит аспирантуру, получит степень, найдет какой-нибудь славный и тихий колледж и похоронит себя в глуши. Никто об этом не узнает, никто не будет переживать, и это его вполне устраивает. Он сделал еще глоток кофе. В дверь позвонили как раз тогда, когда «Райтиоз Бразерз» отыграли первые аккорды «Отлива». Малькольм нахмурился. Месяц начался уже давно; к тому же домовладелец знал, что деньги за квартиру он переводит всегда по почте. Для коммивояжеров, пытающихся втюхать свой товар на дому, время года тоже не самое подходящее. Вряд ли кто-то из знакомых по университету собрался бы к нему в гости, и Малькольм давно уже не надеялся на то, что какая-нибудь хорошенькая одинокая соседка постучится к нему в дверь с просьбой о сахаре. Он пожал плечами и отворил дверь. – Привет, Кондор, – произнес Кевин Пауэлл. – Как дела? Малькольм молча взглянул на опрятно одетого симпатичного мужчину средних лет, стоявшего перед ним. В голове у Малькольма вдруг воцарилась полнейшая пустота. Никаких картин перед глазами, никаких щемящих сердце воспоминаний. Довольно долго он так стоял, не произнося ни слова. – Нет, – почти спокойно произнес он наконец и решительно закрыл дверь. Стоило щелкнуть замку, как все вернулось – и картины, и воспоминания. Малькольм тяжело привалился к косяку и закрыл глаза. Произошло наконец, думал он, они все-таки пришли. Малькольм даже не очень понимал, что именно ощущает, но основным чувством определенно было облегчение. Ожидание в конце концов закончилось. Он несколько раз глубоко вдохнул-выдохнул и снова открыл дверь. Кевин никуда не делся – он стоял и улыбался. – Я так понимаю, закрывать перед вами дверь не имеет смысла. Вряд ли вы уйдете. Так что давайте уж заходите. Сюда. Кевин не ответил, но в гостиную прошел и огляделся по сторонам. Все в точности соответствовало фотографиям. Он сел в видавшее виды кресло у музыкального центра. – Как вам жилось все это время, Малькольм? – А вы не знаете? Воинственность, подумал Кевин, обиженная, агрессивная, чуть параноидальная – в точности как предсказал доктор Лофтс. Кевин прекрасно понимал, что отвечать так же грубо бессмысленно. – У вас найдется еще кофе? – Наливайте, – проворчал Малькольм, плюхаясь на диван. Кевин не стал цепляться к тону – он даже не слишком косился на долговязую фигуру в голубых джинсах и водолазке, – а просто прошел на кухню, нашел чистую чашку, поставил чайник на плиту, дождался, пока вода закипит, и сделал себе кофе. Затем осторожно, чтобы не плеснуть на пальцы кипятком, вернулся в гостиную и уселся в то же кресло. Оба молча смотрели друг на друга, пока музыкальный центр распинался о прелестях любви. Потом диск закончился и наступила тишина. – Полагаю, вам интересно знать, зачем я здесь, – как бы невзначай предположил Кевин. – У меня на этот вопрос тысяча и один ответ, но я просто скажу «да». Мне интересно, но хочу сразу предупредить, что я со всей этой лабудой закончил. Я в ваши игры больше не играю. – Вас никто и не просит, – заметил Кевин. – Вот и отлично. – Малькольм встал и заходил по комнате. – Раз так, нам особо и говорить не о чем, верно? Если только вы не пришли с новостями, которые могли бы меня заинтересовать. Кевин проигнорировал намек. – Развлекаетесь, Малькольм? Вам это… удобно? Спокойно? Приятно? Укрыться в Огайо и заняться диссертацией, на которую вам в общем-то наплевать. Вы этого хотели? – А что? – огрызнулся Малькольм. – Боитесь, что деньги налогоплательщиков пропадают зря? Так не переживайте, мать вашу, я за все достаточно заплатил, и вам это прекрасно известно! Отлично, подумал Кевин. Чувство долга… – Это ваша жизнь, Малькольм, ваш собственный выбор, и вы это знаете. Старик согласился дать вам отпуск и жалованье на три года, ничего не требуя взамен. Он совершенно не обязан был этого делать. Он мог бы даже упечь вас в тюрьму за убийство – хоть через суд, хоть через Контору. Вы не выполняли приказов, с Мароником разделались сами, по собственной инициативе. Старик за одно это мог бы вас заживо похоронить, но, напротив, обошелся с вами более чем любезно. – Премного благодарен, – язвительно буркнул Малькольм. – Недостаточно благодарны, если откажете нам в небольшой помощи. – Так я и знал! – вскинулся Малькольм. – Так и знал, что вы не просто так приперлись! Я вам для чего-то нужен, так? Кевин пожал плечами: – У нас есть одно дело, с которым вы могли бы нам немного помочь. Ничего особо серьезного. Малькольм пересек комнату и остановился, нависнув над Кевином. – И какое? Вам нужно, чтобы я еще кого-нибудь для вас ухлопал? Чтобы при этом еще кого-то застрелили? Забудьте, не буду я этого делать! Кевин еще раз пожал плечами и встал, осторожно отстранив Малькольма. – Отлично, никаких проблем. Нам в общем все равно, занимаетесь вы чем-нибудь полезным или ведете растительный образ жизни. – С этими словами он направился к двери. – Что ж, именно этим я и собираюсь заняться. Осяду здесь… и не благодаря вам, заметьте. Так что если вы что-то хотели, можете об этом забыть. Кевин медленно пошел к двери. – Удачи. Чек по-прежнему будет приходить на ваше имя. Возникнут проблемы или вопросы – вы знаете, как с нами связаться. Я в городе до вечера, потом улетаю обратно в Вашингтон. Я в «Террейс-Хилтон», номер шестьсот шесть, до пяти вечера – если у вас вдруг изменится настроение и вы захотите поболтать. Я записан как мистер Роджерс. Заглядывайте, если хотите. Угощу вас выпивкой или пристойным кофе. – Обойдусь без ваших любезностей, – проворчал Малькольм, открывая дверь. – Я сыт ими по горло. И не ждите, все равно я к вам не приду. Ни за что. Выходя, Кевин улыбнулся: – Не беспокойтесь, Малькольм, не буду ждать. Увидимся. – Не приду я! – Малькольм отпрянул назад, в квартиру, и захлопнул дверь. Несколько минут он возбужденно ходил по комнате. Потом снова врубил «Райтиоз Бразерз» и добавил громкости. Все время, пока из динамиков грохотала «Душа и вдохновение», он метался по комнате и только на «Однажды в моей жизни» плюхнулся на диван и застыл. Песня еще не закончилась, когда его начало трясти. В пятнадцать двадцать четыре Кевин очередной раз посмотрел на часы. Что, если Малькольм не придет? Что, если расчет не оправдается? Он тряхнул головой и выглянул в окно. В пятнадцать двадцать шесть в дверь негромко постучали. Даже находясь не на операции, действуя на совершенно законных основаниях, не ожидая ни малейшей угрозы, Кевин прижался к стене рядом с дверью, нащупывая рукой пистолет. – Да? – откликнулся он. – Это я. Кевин, разумеется, узнал голос, но привык действовать наверняка. – Кто – «я»? – Малькольм… тьфу, Кондор. Кевин улыбнулся сам себе, потом изобразил серьезное лицо и открыл дверь. Парень за дверью оставался в джинсах, но водолазку сменил на рубашку со свитером. Каштановые волосы Малькольма растрепались от ветра и упали на голубые глаза, смотревшие в точку на полу перед ботинками Кевина. – Хотите поговорить? То есть… вы не против?