Как раз когда представитель Госдепартамента закрывал совещание в Вашингтоне, в Уайтлэше, штат Монтана, Малькольм допил кофе и поставил пустую чашку на стол в доме Нила и Фрэн Робинсонов. Ферма Робинсонов оказалась первой, куда Малькольм заглянул в этот день, и он надеялся, что визит окажется плодотворным. От стартовой позиции городок, если его можно было так назвать, отделяло всего одно фермерское владение. Вообще-то ферма находилась не строго между городом и шахтой, а чуть в стороне, и все равно из всех групп зданий эту отделяло от стартовой позиции наименьшее расстояние. Малькольм понимал, что Паркинс мог попасть к шахте с этой фермы, стараясь бежать (от чего? от кого?) в сторону ярко освещенной стартовой позиции, а не к кучке темных строений, составлявших Уайтлэш. Ферма принадлежала братьям Белл, Льюису и Дэниелу. Когда Малькольм заглянул к ним со своим опросом, Беллы заявили ему, что в ту «выбранную наугад дату» они «были в отъезде». Больше они не сообщили Малькольму ничего. Почти все время разговора с братьями он распинался как мог, но получил в ответ лишь враждебные взгляды. Теперь он ожидал подтверждения их версии – и надеялся получить его от семьи Робинсонов. Для того чтобы застать Робинсонов дома, Малькольму пришлось выехать по его меркам возмутительно рано. Зато глава семьи, Нил, и его племянник Пит как раз вернулись с поля на перерыв. Жена Нила, Фрэн, хлопотала на кухне, напевая под нос все время, пока Малькольм пил кофе за огромным кухонным столом в обществе Нила, Пита, Дэйва Ливингстона (дальнего родственника, приехавшего в гости из Канзаса) и бабули Клэр Стоу – потрясающе бойкой пожилой дамы, которой Малькольм дал лет семьдесят, хотя с учетом ее отменного физического состояния сам в этом сомневался. Возраст ее дочери Фрэн он определил лет в сорок пять, ее зятя Нила – около пятидесяти. Племянник Пит производил впечатление тридцатипятилетнего, примерно столько же было и Дэйву. Хозяева понравились Малькольму. Как и на других фермах, которые он успел объехать, о нем уже слышали и, можно сказать, все знали. По крайней мере, думал Малькольм с чувством легкой вины, они знают все согласно моей легенде. Все охотно ему помогали и выкладывали даже больше, чем он спрашивал. Особенно Нил. Высокий, загорелый глава семьи говорил от имени всей родни – похоже, он изголодался по новым собеседникам, готовым выслушать его байки, которые семье и знакомым давно уже надоели. Разговаривая, он размахивал своими здоровенными, перепачканными землей ручищами. – Черт, Малькольм, да что такого, что мы ведем хозяйство бок о бок с этими их ракетами? Живи как живется – Робинсоны всегда так жили, с тех пор как пришли с переселенцами осваивать эту землю. С тех пор с нами всякое случалось. Ну, жаль, конечно, было отрывать от себя кусок земли под эти железяки, но не будь этого, что-нибудь еще случилось бы, поэтому какая, к черту, разница? Нас это ничуть не угнетает. Да и остальных здешних, думаю, тоже. – Нил Робинсон, – вмешалась его теща, – ты давай не увлекайся и не утомляй мистера Малькольма нашими семейными байками. Ему вовсе не обязательно знать подноготную Робинсонов, да и Ливингстонов со Стоу тоже. Все это наверняка ему наскучит… если мы, конечно, не достанем из шкафа какой-нибудь семейный скелет. Малькольм расхохотался вместе со всеми. Правда, при этом от его внимания не укрылось то, что Нил Робинсон, похоже, не считал тещины шутки такими уж забавными. Ну да, он улыбнулся, но как-то натянуто, да и веко чуть дернулось. – Сдается мне, вы правы, ма. Очень даже правы. – Нил медленно поднялся, вразвалочку подошел к холодильнику и достал из него бутылку из темного стекла. – Пойду-ка я проведаю Кинкейдов – не нужна ли Матту какая помощь с тем трактором, что он разбирает. Приятно было поболтать. Низко наклонив голову, Нил медленно вышел с бутылкой пива в руке. На несколько секунд воцарилась тишина. Еще входя на кухню, Малькольм заметил стоявший за дверью ящик пива, но тогда не придал этому значения. Никто не смотрел на него, да и он тоже ни на кого не глядел. Жена Нила погремела еще пару минут кастрюлями, потом тоже направилась к выходу из кухни. – Пойду спальню приберу, – объявила она, не обращаясь ни к кому конкретно, и вышла. Малькольм услышал, как она поднимается по лестнице. Снова стало тихо. – Не обижайтесь на Нила и Фрэн, – нарушил тишину Дэйв Ливингстон. Мягкость его голоса подтвердила то, о чем Малькольм уже догадывался. – Нил… гм… у Нила небольшие проблемы. Малькольм кивнул, вспомнив собственное детство и редкие, полные неловкости визиты дядьки. – Ну… да, конечно… – Малькольм тряхнул головой и вернулся к делу. – Так вот, насчет наугад выбранного дня. Вы рассказали мне, что делали днем и вечером, и с этим все в порядке. Я вот подумал, может, вы помните, чем занимались в это время ваши соседи? С ними-то я уже говорил, задавал те же самые вопросы. Просто порой мы замечаем у других такое, что не видим за собой. – Тоже верно, – согласился Пит. Он не спеша отодвинулся от стола и тоже поднялся. – Пожалуй, стоит сходить посмотреть, как там Нил. – Что ж, – произнес Дэйв, вытягивая ноги и поудобнее устраиваясь на стуле, – дайте подумать. Я шатался весь день у дома, поэтому, наверное, видел все, чем занимались соседи. Когда я в отпуске – как сейчас вот – я от безделья наблюдаю за людьми… хотя в городке, в котором всего три хозяйства, и наблюдать-то особо не за кем. В любом случае это приятная перемена по сравнению с торговым бизнесом. Кроме нас здесь живут Кинкейды – те, что через дорогу, – и старый Гортон, у него магазин и заправка на повороте. Даже не спрашивайте, на какие шиши он живет. Все деньги он получает по соцстрахованию. Не думаю, что топливный кризис его как-то задел: у него и прежде никто не заправлялся, разве что случайный дальнобойщик или заблудившийся турист, свернувший по ошибке сюда с основной трассы в Свитграссе. Ну да, мы все получаем время от времени то, что называем благотворительной подкормкой, но это так, мелочь. – Нил не первый год пытается выкупить у Гортона дело, чтобы тот мог переехать в город, где за ним будут ухаживать как надо, – добавила бабуля Стоу, не скрывая своего скептицизма на этот счет. – Он один как перст, за ним смотреть некому, он почти слеп, да и слышит неважно. Мы уйму времени тратим на то, чтобы следить, как бы он не убился. – Он-то день провел, как всегда, – вернулся к теме разговора Дэйв. – Сидел у окна с утра до вечера, потом пошел спать. Должно быть, делал перерывы для еды или там чтобы по нужде выйти, – но в остальном со стула не сходил. А вам он что сказал? – Немного. Большую часть моих вопросов он не разобрал – хотя, думаю, больше притворялся глухим. Кажется, он не слишком любит наше правительство, – усмехнулся Малькольм. Дэйв ухмыльнулся в ответ. – Не так уж много тех, кто любит. – А что ваши соседи, Кинкейды? – продолжал Малькольм. Дэйв нахмурился. – Ну, их всего двое, Ширли и Матт. Думаю, Матт весь день работал. Я видел его пару раз. Кажется, пикап чинил. Ширли ездила в город. Малькольм кивнул. О проблемах Кинкейда с пикапом он уже слышал от Ширли Кинкейд, симпатичной, хотя и несколько утомленной женщины лет тридцати с небольшим. Что ж, пора задавать главный вопрос, подумал он. – А другие ваши соседи? Думаю, ближе всех к вам Беллы – те два брата среднего возраста, что живут дальше по дороге. Не помните, чем они занимались в тот день? И вечер? Их вы не видели? Дэйв бросил быстрый взгляд на бабулю Стоу. Та улыбнулась и пожала плечами. – Ну, – произнес Дэйв, – с братцами Белл мы общаемся мало. Они живут сами по себе, и нас это устраивает. Малькольм облизнул губы. А вдруг? – Что, Беллы не слишком-то общительны? Дэйв хмыкнул: – Скажем так, они люди не нашего круга. – Это как? – Сердце у Малькольма забилось чуть быстрее. – Ну… – Дэйв пригнулся ближе к нему, словно не хотел, чтобы его услышала пожилая леди. – Скажем так, с тех пор как они сюда перебрались – где-то в середине шестидесятых, – они ни с кем особо не общались, не считая друг друга. Поговаривают, что они… как бы сказать… не совсем просто братья и партнеры. – Что-то я не понимаю. Дэйв открыл было рот, чтобы ответить, но его опередила пожилая леди: – Да ну, Дэви, не хватало еще, чтобы ты распространял всякие слухи! – Ну, Малькольму все равно рано или поздно расскажут, – невозмутимо возразил Дэйв, – так что не беда, если он услышит это от нас. Правда в том, – Дэйв понизил голос, – что… ну… нам кажется, братья Белл и не братья вовсе. – А кто же тогда? – почему-то шепотом спросил Малькольм. – Они вообще странные, как черт знает что, – заявил Дэйв и откинулся на спинку стула. – О… – неопределенно протянул Малькольм. Дэйв ухмыльнулся. – Что-нибудь еще, чем мы могли бы помочь? Кофе? Или у вас остались вопросы? Малькольм поблагодарил, качнул головой и, попрощавшись, вышел. На улице он забрался в свой джип и посидел немного, не заводя мотора. Дом Робинсонов стоял слева от него; дальше, по ту же сторону дороги, виднелось несколько хозяйственных построек – амбары, гараж. С западной стороны улицу замыкал дом старого Гортона, и его бензоколонки темнели изваяниями по обе стороны дороги. Шланг одной указующим перстом торчал в направлении южной проселочной дороги, шланг другой указывал на еще более разъезженный проселок, сворачивавший на север, к канадской границе и таможенному посту, которым пользовались время от времени дальнобойщики в надежде избежать высоких пошлин на основном шоссе. Агент Стюарт рассказывал Малькольму, что во времена сухого закона бутлегеры пользовались этой дорогой, чтобы избегать немногих амбициозных и сохранивших верность присяге агентов, пытавшихся остановить контрабанду спиртного. Справа от Малькольма, почти напротив дома Робинсонов, виднелись здания, принадлежавшие семье Кинкейдов: дом, амбар, гараж и маленький сарай для инвентаря. Единственные другие постройки, сохранившиеся с тех пор, как Уайтлэш был маленьким, но настоящим городом, находились у Малькольма за спиной: несколько пустующих деревянных коробок с заколоченными окнами – похоже, для защиты от возможных вандалов. В общем, от города осталось не больше двух десятков зданий на повороте дороги. И весь путь сюда я одолел, чтобы найти двух гомосексуалистов, уединившихся на глухой ферме, подумал Малькольм. У меня просто талант находить пустышки. Он повернул ключ в замке зажигания. И прежде чем тронуться с места, покосился в просвет между домами слева, в котором зеленели поля. Где-то там, за тремя холмами, на расстоянии пяти миль отсюда находилась стартовая позиция, где убили Паркинса. Увидеть ее Малькольму не позволяли холмы, но он решил, что по ночам отсветы мощных прожекторов видны и в Уайтлэше. Он посмотрел в боковое зеркало заднего вида, которое снова покосилось. Малькольм давно сражался с этим чертовым зеркалом, причем поездки по местным проселкам явно склоняли чашу весов в пользу его противника. Сейчас в зеркале отражалось только крошечное бурое пятнышко – крыша фермы Беллов. Повернувшись в ту сторону, Малькольм с некоторым усилием разглядел небольшую выпуклость, под которой жили двое единственных подозрительных личностей, найденных за все время опроса. Господи боже, подумал он и тронул машину с места. Рабочего энтузиазма у Малькольма заметно поубавилось после того, как его любопытство относительно братьев Белл удовлетворилось довольно пошлым откровением. Он намеренно позволил себе заблудиться в местных проселках и устроился на обочине перекусить. Покончив с ленчем, Малькольм просто посидел, глядя на далекие Скалистые горы, снежные вершины которых ломали горизонт на западе. В конце концов он вздохнул, решил, что рабочего времени осталось всего ничего, и не спеша поехал обратно в Шелби. Ближе к вечеру Малькольм выполз из своего номера в мотеле посмотреть, не отыщется ли какой новый ресторан, чтобы пообедать. Пока он решал, в какую сторону идти, от автовокзала Порт-Оторити на Манхэттене медленно отъехал автобус компании «Грейхаунд», маршрутом до Сент-Луиса. В числе прочих пассажиров на нем выехал канадский турист Рене Эриксон. Кроме него в автобусе сидели агенты американских спецслужб – трое мужчин и одна женщина, несколько чопорных пожилых леди, беззубый старик, неумытый моряк, четверо усталых студентов, возвращавшихся по своим институтам, пара средних лет из Дубика, проводившая в Нью-Йорке второй медовый месяц, то и дело настороженно оглядывавшийся по сторонам сбежавший из дома юнец и две монахини неопределенного возраста в положенных их сану платьях. На протяжении тридцати двух часов поездки к пассажирам, взявшим билет до конца, то и дело подсаживались разнообразные попутчики, сходившие с автобуса через несколько миль после посадки. Даже водитель не подозревал о том, что перед его автобусом, направлявшимся, согласно заветам Хораса Грили, на Запад, и следом за ним едут несколько машин с агентами спецслужб. Кевин позвонил пожилому джентльмену за час до отхода автобуса. – Наш приятель тронулся с места, сэр. Роза купил себе билет на автобус до Сент-Луиса. Мы подсадили в салон несколько своих людей и будем вести его на протяжении всего пути. – Отлично, Кевин, мальчик, отлично. Это рейс без остановок? – Нет, это не экспресс. Множество остановок на пути, хотя они не дольше полутора часов, да и таких всего две. Маршрут проложен по местам, куда мало кто ездит. Расчетное время прибытия в Сент-Луис – послезавтра в полдень. Тамошнее отделение ФБР не обнаружило никаких следов того, что он бронировал билет куда-то дальше, так что, возможно, там у него встреча с местным связным. – Отлично, отлично. Не спускай с него глаз, мой мальчик. – Постараюсь, сэр. Как Кондор? – Держится молодцом, хотя, боюсь, ему начинает надоедать поручение. Он просил проверить двух подозреваемых, но сам не верит в то, что они каким-то образом связаны с нашими проблемами. Судя по его рассказу, я склонен с ним согласиться, хотя рад, что он сумел нарыть хоть что-нибудь. Это демонстрирует его способность думать своей головой, ибо ты всегда найдешь нечто подозрительное, если будешь смотреть внимательно. Пока что я просил его копать дальше. С его головой может и что-то интересное найти. – Больше ничего нового? – Нет, – ответил пожилой джентльмен. – Здесь ничего. Я скоро свяжусь с тобой. Пожилой джентльмен солгал Кевину. Из благих побуждений, но солгал. Нет, он и правда не знал ничего нового, но не потому, что не старался. Все это время он очень осторожно, используя возможности ЦРУ, пытался выведать, не затеяла ли русская разведка что-то необычное. Он буквально кожей ощущал какую-то неправильность происходящего и надеялся, что поиски либо докажут беспочвенность его опасений, либо помогут найти их причину. Однако до сих пор не обнаружилось ничего такого, чего он не знал, и это тревожило его все сильнее. Глава 8 – Какая медлительная страна! – сказала Королева. – Ну, а здесь, знаешь ли, приходится бежать со всех ног, чтобы только остаться на том же месте! Если же хочешь попасть в другое место, тогда нужно бежать по меньшей мере вдвое быстрее! Следующее утро в штате Монтана выдалось ясным. В ресторане, куда Малькольм пришел позавтракать, его настроение заметно улучшилось. Он уже знал большинство утренних посетителей, по крайней мере в лицо, так что любезности, которыми он с ними обменивался, звучали совершенно искренне. Без четверти восемь он находился в десяти милях от Шелби, чтобы объехать тех, кто жил на севере и востоке от стартовой позиции, на которой был убит Паркинс. По дороге Малькольм слушал передачи разных радиостанций – от совсем мелких, в которых фермерские новости и местные сплетни перемежались умеренно популярными композициями, до крупных, непрерывно крутивших кантри-музыку. Из них он выбрал одну, из Грейт-Фолс. Значительная часть современной поп-музыки Малькольма раздражала, но утренняя программа этой станции посвящалась старшему поколению, ровесникам рок-н-ролла, рожденным в конце 50-х – начале 60-х, мелким правительственным чиновникам, продавцам супермаркетов, белым воротничкам, синим воротничкам и прочим профессионалам, у которых эта музыка пробуждала воспоминания о тех временах, когда им не надо было торопиться по утрам на работу. Время от времени музыка прерывалась, разумеется, рекламой, нацеленной на ту же возрастную категорию, так что песни золотых вчерашних дней помогали продавать новые сорта мыла. От музыки Малькольм приободрился. Солнце пригревало, на ярко-синем небе не было ни облачка, и джип весело пылил по сельским проселкам. Малькольм ехал не слишком быстро, опустив боковое стекло, и свежий весенний воздух приятно холодил лицо, принося в салон запахи полей. Он вел машину, подпевая радио. Радиодиджей – скорее всего, по чистой случайности – поставил три песни подряд в хронологическом порядке их премьер в эфире. Первая песня – самого начала 60-х – представляла собой грустный рассказ юноши, которому родители не позволяют жениться на девушке из бедной семьи. Песня исполнялась подростковым фальцетом. Вторая песня появилась уже в середине десятилетия, у более продвинутого поколения. Жалобная композиция посвящалась знакам одностороннего движения, не оставляющим молодому человеку никакого выбора. Третья и последняя перед перерывом на рекламу песня снова исполнялась фальцетом, но далеко не подростковым, и вопли о грядущей революции вполне соответствовали бунтарскому духу шестьдесят девятого. За песней последовал перерыв с рекламой пива, после чего радиодиджей врубил свежий молодежный хит: двенадцатилетний секс-символ жаловался на муки неразделенной любви. Дослушав песню до конца, Малькольм покачал головой. Надо же, сколько лет потребовалось, чтобы все вернулось к исходной точке. Многовато…