– Не знаю, что именно ты слышала, – сказал ее друг и бывший начальник, – но такие вещи случаются. Старайся не думать о том, что этот парень скорее всего превратился в еще одну безымянную звезду на стене памяти в Лэнгли. Думай о том, что он, возможно, остался жив и получил Почетный орден Конгресса. Хотя он скорее всего погиб. Или сошел с ума. Сэми дотронулся до руки Фэй. Это был жест более опытного коллеги, стремящегося защитить более молодого. Легкое, почти неощутимое прикосновение, в котором не было и тени сексуального подтекста. Он заглянул в зеленые глаза Фэй. – У тебя есть какие-то особые причины, чтобы задавать подобные вопросы? – Не уверена, – призналась Фэй. – Пока только предположения. Если бы я точно знала, что они обоснованные, не стала бы играть в прятки, сразу рассказала бы все, как есть. – Нисколько в этом не сомневаюсь, – сказал Сэми, открывая ей дверь. Точно так же он открыл перед ней дверь в тот день, когда с Фэй проводили беседу в звуконепроницаемом плексигласовом помещении сенатского комитета по разведке. В какой-то момент Сэми отвел взгляд от сидевших за столом напротив него двух сенаторов и заместителя директора ЦРУ, посмотрел на Фэй и сказал: – Могу я попросить вас выйти? После этого он встал и распахнул перед ней дверь. Она покинула «аквариум», в котором не было ни одного окна. Оглянувшись, Фэй увидела Сэми и еще троих незнакомых ей мужчин, которые должны были решить ее судьбу, и эта картина врезалась ей в память навсегда. Потом, посмотрев налево, она заметила его. Он стоял у стойки кафе, держа в руке белую пластиковую чашку. Она видела его только что – он был одним из пяти сотрудников аппарата сената, также присутствовавших на начальной стадии встречи с участием Сэми, представителя руководства разведсообщества и двух сенаторов – одного от республиканцев, другого от демократов. Это было секретное оперативное совещание, посвященное сложившейся в Париже ситуации. Минут через двадцать его и остальных административных сотрудников верхней палаты Конгресса выставили за дверь, и в помещении остались Фэй, Сэми, двое сенаторов и профильное начальство. После этого представители законодательной власти были ознакомлены со сверхсекретной информацией о кровавых событиях на вымощенной брусчаткой улице французской столицы. «Меня, в конце концов, тоже попросили удалиться», – подумала Фэй. Она посмотрела на сотрудника сенатского аппарата. Обыкновенный мужчина – высокий, светловолосый, в сером костюме, примерно ее возраста. К черту его и к черту докторов. Мне нужен кофе. Он не посторонился, когда она положила долларовую бумажку в белую пластиковую чашку, стоящую рядом с кофейной машиной, и налила себе горячего темного напитка. Мало того, он сделал шаг вперед, приблизившись к Фэй. Она, не веря металлодетекторам, установленным у входа, впилась в него пристальным взглядом, пытаясь угадать очертания спрятанного под одеждой оружия, и увидела, что у него в чашке не кофе, а вода. Надо было признать – от него приятно пахло. Фэй, пережившая сильное нервное напряжение, вспотела и от души надеялась, что духи с запахом лилий скроют это. – Ну, – сказал мужчина, – и о чем вы там говорили? – Вы это серьезно? – Я знаю, что вы из ЦРУ, поэтому должен был сказать что-то шокирующее, чтобы получить более или менее правдивый ответ, – сообщил собеседник. – Потому что, если бы я хотел поговорить о каких-то безобидных вещах, то мы поболтали бы о чем-нибудь обыкновенном – например, я стал бы расспрашивать вас, к какому лагерю принадлежали ваши родители – к фанатам «Роллинг стоунз» или «Битлз». – Вы уже начали вашу безобидную болтовню? – Я надеялся, что это будет наша болтовня, но в принципе да. Что еще вам сказать? – Вы что, пытаетесь ко мне подъезжать? – Боюсь, если бы я попытался к вам подъезжать, вы сломали бы мне руку местах в шести. – Пожалуй, только в двух. – Спасибо за сдержанность. – Он поднял обе руки, и в его голубых глазах промелькнула улыбка. – Нет, пока что я не подкатывал к вам, но, per se[5], начинаю чувствовать соблазн сделать такую попытку. – Per se? – Извините, когда я нервничаю, я начинаю говорить довольно странно. – Значит, это я заставила вас нервничать? – С того самого момента, когда я вас увидел. – Что ж, это, пожалуй, неплохо. – Все дело в том, как вы стояли. И сейчас стоите. Сразу видно, что вы здесь, на земле, а не витаете в облаках. В вас чувствуется решимость и способность противостоять обстоятельствам, какими бы они ни были. – Он помахал рукой извиняющимся жестом. – Ну, а теперь можете меня прогнать. – Как я понимаю, вы решили меня завербовать. – Есть такая идея. Вы играете в алтимат? – Что это? – Алтимат фрисби. Похоже на просто фрисби. Но с резиновыми дисками. Это спорт для наркоманов. – А вы что, наркоман? И думаете, что я – тоже? – Я – федеральный служащий, которого могут в любой момент без предупреждения подвергнуть тесту на употребление запрещенных веществ. Это простая игра. Бросаешь тарелку, бежишь, ловишь тарелку. Никакого физического контакта с другими игроками. Но чертовски увлекательно. Затягивает. – Правила, я вижу, в самом деле несложные. – Не правила. Кодекс чести, – сказал мужчина. – Похоже на времяпрепровождение для студентов-второкурсников. Собеседник Фэй сделал жест головой в сторону помещения, где проходило секретное заседание и где в этот самый момент сенаторы, должно быть, хмурились, напуская на себя серьезный вид. – Я здесь только тем и занимаюсь, что ношусь туда-сюда и ловлю все, что эти деятели бросают в воздух. И стараюсь сделать так, чтобы это стало чем-то реальным. Да, побегать, конечно, приходится. Но все же это приносит мне удовлетворение. И я уже давно не второкурсник. – Насколько давно? Не смотри в сторону комнаты совещаний! И тут он засмеялся. Просто засмеялся – открыто, не таясь и не сдерживаясь. И сказал: – Приходите, не пожалеете. – Что? – Завтра вечером в районе семи часов – если только на нас не обрушится нежданная сентябрьская буря. Это в центре. Идите вдоль газона у восточного крыла Национальной галереи и попадете, куда нужно. – Вы что, в самом деле хотите, чтобы я играла в этот ваш… – Я хочу дать вам шанс. – Какой вы заботливый. Фэй залпом выпила горький кофе, бросила чашку в мусорную корзину – у нее не было больше сил притворяться, что ее вовсе не интересует то, что происходит в зале заседаний. – Меня зовут Крис, – представился мужчина. – Крис Харви. Фэй, не отвечая, повернулась и пошла к выходу из кафе. – Могу я хотя бы узнать ваше имя? – крикнул он ей вслед. Фэй даже не обернулась. Ее мысли витали вокруг совещания, которое должно было решить ее дальнейшую судьбу. «И оно ее решило», – думала Фэй во вторник, семь месяцев спустя после этого, идя на работу в Чистилище. В это самое время Кондор, посетив кафе «Старбакс», шагал по пустынным тротуарам в свой офис. – Вы не видели Питера? – спросила Фэй примерно у полудюжины коллег, встреченных ею в помещении Чистилища, пока шла к своему рабочему месту. – Ты что, напарника своего потеряла? – насмешливо спросил Харрис и бросил на нее такой взгляд, словно знал что-то, что было неизвестно другим. Он не стоит пули. Фэй включила свободный компьютер и запустила программу, которая в режиме онлайн отслеживала местонахождение агентов. Глядя на монитор, она нахмурилась. Затем прошла к кабинету руководителей отдела внутренних ресурсов и, заглянув в него, с порога поинтересовалась: – А почему мой партнер сегодня утром не отслеживается? Сидящая за столом женщина, которая настаивала на том, чтобы ее называли Пэм, пожала плечами. – Вероятно, идет обработка какой-то информации. Или просто компьютерный сбой. – Это как-то связано со мной? – спросила Фэй. – А что, ты что-то сделала не так? – Да нет. Вы же меня знаете, босс, – сказала Фэй, тоже недоуменно пожав плечами. И, повернувшись, чтобы уйти, услышала, как начальница по имени Пэм пробормотала себе под нос: – Нет, не знаю. Нет, Фэй не собиралась учиться играть в алтимат фрисби вечером того самого дня, когда Сэми совершил чудо, прикрыл все задницы перед сенатским комитетом по разведке и добился того, что ее в итоге отправили в Департамент внутренней безопасности, в комплекс «Z». Но на следующий день она не смогла, просто не смогла усидеть в своей новой квартире в Бетесде, глядя, как осень засыпает желтыми листьями Вашингтон, к которому ей надо было заново привыкать.