— Слушаюсь, товарищ майор. В управлении Миронов сразу же позвонил на квартиру следователю Аревой. Когда она приехала, привели на допрос задержанного. — Скажите, Овчинников, с какой целью вы посетили квартиру Никифоровой двадцать первого? — Какой день был двадцать первого? — Пятница. — В пятницу я был на танцах в общежитии. — Кто может подтвердить это? — Понятия не имею. Знакомых там никого не видел. Может, кто из девушек, с которыми я танцевал? А танцевал я с разными. Постойте, возможно, вахтер меня запомнила. Она не пускала в общежитие. Я ей показался навеселе. Потом, конечно, впустила. На вахте еще девушки-дружинницы дежурили. Может, они что скажут. В чем вы, собственно, меня подозреваете, скажите наконец? — взмолился Овчинников. — Подозреваем в убийстве и ограблении Никифоровой. Хозяйки той самой квартиры, которая так любезно приняла у себя вашу мать, невесту и вас. — Такие шутки не для меня. Они и до инфаркта могут довести. — Тогда какой смысл скрывать то, что вы были двадцать первого у Никифоровой? — Я не убивал. Верьте — не убивал! — Овчинников вдруг охрип. Миронов налил в стакан воды: — Вот выпейте, поможет. — Я курицы в жизни не убил, а тут человека… Я говорю чистую правду! — Нами установлены свидетели: шофер такси, который привозил вас, две женщины. В тот вечер они сидели у парадной дома. Так вот, все они заявили, что узнали вас. Надеюсь, вы понимаете, что это такое? — Признаюсь. Я скрыл, что приезжал к дому на такси. Я хотел навестить Никифорову по поручению моей матери и поблагодарить ее за гостеприимство. Но двери мне никто не открыл. И я вернулся назад — уехал на такси. — Нет, вы были в квартире, — заметил Миронов. — Это подтвердила гражданка Макарова из квартиры дома напротив. Помните, когда я вошел в комнату, то помахал рукой? Вы еще посмотрели в ту сторону, видели в окне женщину. Это и есть гражданка Макарова, которая видела вас в той же комнате полторы недели назад. — Она могла спутать меня с кем-нибудь другим — слепая старуха. — Нет, зрение у нее нормальное. Нами проверено. Вот справка врача. Мы предвидели такой ответ и пригласили на квартиру к Макаровой окулиста. — Спутала она меня с другим, это факт. И точка. — Каким образом тогда оказались вот эти ваши желтые перчатки в квартире Никифоровой? — Миронов вынул из сейфа перчатки и положил их на стол. — Мало ли желтых перчаток. Эти — не мои. И точка. Миронов обратился к Аревой: — Ну так что, Антонина Яковлевна, проведем эксперимент? — Пора. — Лейтенант Корнеев, приведите в кабинет несколько мужчин и понятых. Проводнику служебной собаки скажите, пусть ждет моего звонка. И как только все было приготовлено, Миронов вызвал Осипова с собакой. — Объявляю всем присутствующим для сведения — будем с помощью собаки устанавливать, кому принадлежат желтые перчатки. Но чтобы у всех у вас сложилось убеждение в объективности этого действия, проделаем сначала опыт. Сержант Осипов, выйдите с собакой в коридор… Так, давайте вот вы, встаньте в середине, дайте какой-нибудь предмет. Платок? Хорошо. Давайте платок. Положите его вот сюда, на стул. Корнеев, попросите проводника с собакой. Собаке дали понюхать платок, и она тотчас же опознала его владельца. Так проделали почти с каждым из присутствующих. Майор разъяснил: — Понятые, пожалуйста, посмотрите, перед тем как вскрыть целлофановые пакеты, исправность упаковки. Когда все внимательно осмотрели пакеты, их дали обнюхать собаке, но она никак не среагировала. Потом вскрыли пакеты, извлекли перчатки и дали снова обнюхать собаке, после этого она сразу же из всех присутствующих выбрала Овчинникова. Процедура закончена. Все разошлись. Овчинников еще долго сидел опустив голову. Потом поднял глаза и сказал: — Товарищ майор, это мои перчатки. Но оставил я их при том единственном посещении квартиры Никифоровой. А отрицал поначалу по глупости. Помолчав недолго, сказал: — Значит, нашлись. — Овчинников попытался улыбнуться. — Думал, что потерял, а они, оказывается… — Перестаньте ваньку валять, — перебила Арева. — А вы меня на пушку не берите, — осмелев, парировал подозреваемый. — И куда же так торопились, что перчатки забыли? — Как куда? На поезд. Мать провожал. — Так когда мать уехала? — В тот самый день, в сентябре. — А перчатки когда купили? Овчинников вопросительно посмотрел сначала на майора, а потом на следователя и переспросил: — Когда купил? Разве все упомнишь… — А вы попробуйте вспомнить. В пределах общей, детально разработанной тактики допроса у каждого работника существует своя манера. Один напорист, любит наносить неожиданные удары, другой не признает обходных маневров, идет к цели кратчайшим путем. Была своя манера и у Аревой. Она вела допрос ненавязчиво, не торопилась, не подчеркивала своего морального превосходства над подозреваемым. Антонина Яковлевна как-то заметила: «Тот, кто с самого начала допроса не может определить характер подозреваемого, подобен фехтовальщику, идущему на помост с завязанными глазами». Арева задавала вопросы, а потом терпеливо, не перебивая, выслушивала Овчинникова. — Чтобы окончательно разрушить все ваши версии, скажу, что вас видели в перчатках шофер такси, гражданки Пучкова и Соболева. Кроме того, вместе с перчатками вы оставили в квартире на окне коробок спичек, который одолжили у шофера такси. Полоску от этого коробка таксист сохранил в своем транзисторном приемнике. А экспертиза установила, что она отломлена от коробка, изъятого из квартиры Никифоровой. Как видите, Овчинников, то, что вы были в квартире Никифоровой вечером двадцать первого октября, доказано. Доказано бесспорно. Что вы на это скажете? Овчинников опустил голову и долго сидел молча. — Откуда я знал, что попаду в такой переплет, — сдавленно проговорил он. — Закурить бы… Да, вы правы. Двадцать первого октября вечером я был у Никифоровой в квартире. Но я… я не трогал ее, верьте мне. Какое чудовищное подозрение! — Голос его дрогнул. — Понимаете, тетя Галя обещала помочь моей маме продуктами к свадьбе. Я женюсь. Это честно. Уже заявление в загс подали. Вот и зашел на квартиру, деньги оставил… А как все обернулось? Клянусь — говорю правду. А за то, что врал, извините. Испугался. Сначала только чувствовал, что в квартире Никифоровой что-то произошло. И как себя вести — не знал. А когда сказали, что подозреваюсь в убийстве Галины Васильевны, совсем растерялся. — Приходили за продуктами, значит, — прервал его Миронов. — Какие такие продукты в квартире? Что там — магазин, склад? Вы хорошо подумали? — Я говорю чистую правду, поверьте. Сначала, конечно, я заехал в магазин. Мне там сказали, что директора нет, ушла сегодня пораньше домой. Вот я и решил заехать к ней на квартиру… Она сказала, чтобы я зашел перед праздниками. Постарается выполнить свое обещание. Я оставил ей сто рублей на продукты. Деньги положил на сервант под гранитную глыбку. Никифорова видела. И ушел. Времени было около восемнадцати часов. — Никаких денег на серванте мы не нашли, когда осматривали квартиру. — Я говорю, как было. Четыре купюры по двадцать пять рублей. На одной из них я надписал имя невесты — Настя. Это я сделал, когда получил получку. Ужасно, конечно, что тебе не верят, а ты не можешь ничем подтвердить… Арева встала, давая понять, что допрос прерывается. — Вы говорите, Овчинников, что мы не верим вам? Почему же… Обстоятельства вынуждают нас… Рассказывать вы стали под большим прессом улик… Вот и выходит, что кое в чем нам надо еще убедиться, проверить, сопоставить. — За что Овчинников мог убить Никифорову? — оставшись в комнате с Аревой, вслух размышлял Миронов. — Личных счетов между ними не было. Встречались один раз, при весьма благоприятных обстоятельствах. Была небольшая обида… Но не такая, чтобы убивать человека. Нет, из-за этого не убивают. Цель убийства — ограбление. Но у Овчинникова ничего не найдено. И вообще: пропала всего одна брошь. Где она? Может, все-таки между Никифоровой и Овчинниковым произошла ссора? Как об этом узнать? Как же все это непросто… — Конечно, непросто, — заметила Антонина Яковлевна. — Но коль скоро возникло сомнение, его надо проверить. Миронов подошел к окну. Над крышами домов плыли тяжелые тучи. В приоткрытую форточку сочилась прохлада. Раздумья оборвал легкий стук в дверь. В глазах стремительно вошедшего Осокина угадывалась важная новость. — Звонили из приемника-распределителя, — сказал он. — Для установления личности задержана женщина, назвалась Мельниковой из Курска. — Ну и что? — спросил Миронов, почувствовав волнение. — А то, что у нее изъята брошь, похожая на описанную нами в ориентировке. — И ты, Коля, так спокойно говоришь об этом! — воскликнул Алексей Павлович. — Когда звонили? — В ваше отсутствие. В десять сорок пять. — Что ж, хорошие вести. — Считай, удача, Алексей Павлович. — Все может быть. Аревой сообщил?