На вопросы, поставленные следователем, эксперты ответили: обрывки веревки, снятые с шеи мальчика, а также изъятые из квартир Пухова и Федулова, составляют одно целое. Вещество, взятое из-под ногтей погибшего, соответствует группе крови Федуловой. Очную ставку вела Арева. Первым в кабинет вошел Каплунов, тот самый пассажир, о котором говорил водитель автобуса. Строго сдвинув густые брови, он внимательно вглядывался в женщин. Их было трое. — Эта женщина выходила из автобуса по требованию у лозняка, — сказал Каплунов, указав на Федулову. Словно ужаленная, Тина Иосифовна разразилась бранью. — Ржа в железе и неправда в человеке не утаятся, — тихо заметил Каплунов. — Я готов, товарищ следователь, выехать на место и показать, как все происходило. Еще, понимаешь, оскорбляет… Следующий — Андрей Пухов. Вид у него аховый. Лицо не просто грустное, а какое-то угнетенное, посеревшее. Глядел тоскливыми, отстраненными глазами, будто все, что происходит, его не касалось. — Придется, Андрей, еще раз рассказать все, что было в воскресенье, — обратилась к нему Антонина Яковлевна. Пухов, не глядя на Федулову, которая встретила парня прямым, как выстрел, взглядом, повторил в общих чертах то, что говорил на предыдущих допросах. Федулова резко перебила: — Нашли кому верить! На замечание следователя не прореагировала. — Так он, паскуда, и убил, — гневно продолжала она. На шее у нее вспухли толстые жилы. Лицо исказилось. — Он убил моего мальчика. Он… Андрей аж рот открыл от удивления. Стоял, не веря своим ушам. Недоумение перемешивалось с растерянностью, растерянность — со страхом, страх — с возмущением. — Я убил?! — вдруг вскинулся он. — Да, ты! Ты убил Сергея, — твердила Федулова. Лицо Андрея пошло пятнами. Раньше он злился на людей, но не боялся их, теперь стал понимать, что среди них бывают страшные типы. — Он мешал вам! Стоял поперек дороги! Вы давно хотели от него избавиться! Я знаю… Я все знаю, — громко и быстро говорил Андрей, проглатывая слова. И вдруг умолк. Стоял жалкий, заблудший, пришибленный. «Парень, видно, прозревает, — думал Миронов. — Надо ему помочь. Да разве ему одному? Сколько их таких, одиноких, непонятых, отвергнутых?..» А события в то страшное воскресенье развивались так. Проводив мужа, Тина Иосифовна сбегала в магазин, приготовила омлет с колбасой. — Поеду, Сережа, с тобой, — сказала она за завтраком. — Посмотрю, где ты там рыбачишь. Да и отец на-называл. А там, смотришь, и в магазин махнем. Надо же тебе форму купить… — О! Поехали. Парень был в настроении. Стал готовить снасти. И тут пожаловал Пухов. — Никак на рыбалку? — Как видишь. Поехали, я знаю места. Андрей соображал. — А ты что, один боишься, коль дружков собираешь? — донесся из кухни голос Тины Иосифовны. И следом — требовательное, как приказ. — Пухов, поди-ка сюда! Андрей не заставил себя ждать. — Выпить хочешь? — спросила Тина Иосифовна, извлекая из буфета плоскую бутылку. И, не ожидая ответа, плеснула в стакан мутноватой жидкости. — Пей. И убирайся. Не отвлекай Сергея. Понял? — А я что?.. Я вовсе и не думаю, — забормотал Андрей виновато. — Была охота — в воскресный-то день. Я уж лучше в кино… — Вот и хорошо. Проводишь Сергея и… — Тина Иосифовна, не договорив, повернулась к плите. — И дуй в свое кино. Вышли вместе. Пухов ломался, держась чуть-чуть отстраненно. Потом взял у Сергея удочку. Так они и шли, перебрасываясь словами, к автобусу. Андрей проехал две остановки, вышел у кинотеатра. А через некоторое время у лозняка сошел с автобуса и Сергей. Знакомой тропинкой направился к карьеру. Облюбовав место у жидких кустиков, он забросил приманку в водоем. Спустя некоторое время Федулова проехала тем же маршрутом. Тоже зашагала к карьеру, но по другой тропинке. Удобной, сухой, которая вскоре затерялась. Пришлось пробираться сквозь кусты, натыкаясь в высокой траве на коряги и сучья. Солнца не было, его плотно прикрывали серые неподвижные облака. Над водоемом стоял легкий лиловый туман. Федулова издалека увидела пасынка. Он стоял один на пологом берегу. Справа и слева жидкие кустики. Вокруг никого не было видно. Женщина приближалась. Заметив, Сергей взглянул на нее мимолетно. Она была рядом, возбужденная, запыхавшаяся. Парень нагнулся, чтобы поправить удилище, но тут произошло то, чего он никак не ожидал. Выхватив из кармана веревку, Федулова набросила ее на голову Сергея, пытаясь как бы заарканить его. — Ты что, с ума сошла! — дернувшись, вскрикнул Сергей. Веревка, сжавшая шею, лопнула. Сложив ее для крепости вдвое, Федулова опять попыталась набросить петлю на мальчишескую шею: но паренек уже был настороже. Пригнувшись, он вывернулся. Мачеха, подхватив валявшуюся рейку, настигла его и наотмашь ударила по голове. Рейка переломилась. Кусок деревяшки отлетел в сторону. Сергей, ошарашенный, лязгнул зубами и осел на корточки. Тут же подхватился, но убежать не удалось — мачеха схватила его за курточку. — Не уйдешь, паскудина! Паренек дергался, негодовал: — Чего ты? Больно же. Отпусти!.. Федулова пнула пасынка. Раз, второй, третий. Мальчишка скорчился от боли. В этот момент, изловчившись, она притянула его к себе и зажала между ног. Сергей отчаянно отбивался, кусался, царапался. Он кричал, звал на помощь маму, колотился, как зверек в железных когтях. — Ах, стервец! — свирепела Федулова, вырывая поясок из его брюк. Затем накинула этот ремешок на шею пасынка и принялась душить его, подталкивая к воде. — Что же ты, сволочь, делаешь? — хрипел Сергей, беспомощно хватаясь за все, что попадалось под руки. В глазах темнело, силы его кончались. Федулова хладнокровно, с тупым упрямством делала свое дело, желая только одного — избавиться от пасынка. Патология? Нет, специалисты позже пришли к выводу, что Федулова «не страдала психическим заболеванием и находилась вне какого-либо временного болезненного расстройства психической деятельности». …Признав, что в воскресенье была на карьере, Федулова, поглядывая то на следователя, то на майора, сбивчиво рассказывала: — Я не хотела, понимаете. У меня и в мыслях не было ничего такого, в чем вы меня обвиняете. Понимаете, Сергей оскорбил меня. Обозвал ведьмой, сказал, что ненавидит меня, что рано или поздно уйдет к матери и отца уведет. Она перевела дыхание и продолжала. — Я возмутилась. Вспыхнула, не сдержалась и ударила. Разве можно старших оскорблять? А он набросился на меня, стал царапаться, обзывать всякими непристойными словами… Миронов хмурился. Ему было не по себе, сердце зачастило. — Скажите, а где Виктор, ваш родной сын? — жестко спросил он Федулову. — Как где? В детдоме, — ответила она. Повисла мертвая тишина. — С чего это он там, в детдоме? — Темные глаза Аревой глядели прямо и твердо. Федулова подобралась, недовольно буркнула: — В детдоме — и всё. — Да как же это? — тихо проговорила Арева. — Свой же! Федулова молчала, упершись немигающим взглядом в угол. Над кладбищем висели свинцовые тучи. У могилки сидела женщина. Слезы душили ее, она тихо плакала. Подошел и подсел к ней седеющий мужчина. Сжав зубы, тупо смотрел на холмик. Оба молча беседовали с мертвым сыном. Говорить друг с другом было не о чем. Все позади. Пустота в душе. Холодное отчаяние. ЛОЖНЫЙ ДОНОС Старший следователь райпрокуратуры А. Н. Малюков позвонил начальнику районного уголовного розыска. — Алексей Павлович, я по поводу Слад-ковой. Ты в курсе? Малюкову часто приходится работать вместе с Мироновым, и они друг с другом на «ты», так проще.