— Именно, уважаемый Виталий Васильевич, именно. Это необходимо сделать, и как можно быстрее. Только после этого мы сможем чувствовать себя относительно спокойно. — Но мне больше не к кому обратиться, у человека, который мне помог, большое горе, у него погиб единственный внук, я не могу сейчас его трогать. — Сантименты! — жестко оборвал его хозяин особняка. — Сопли на глюкозе. Внук внуком, а дело есть дело. Вы сегодня пожалеете его, а завтра кто пожалеет вас? Уж не он, это я вам гарантирую. В этой стае законы волчьи. Все, Виталий Васильевич, разговор окончен. Действуйте. И не тяните. 5 Наконец Кира нашла в себе силы подняться со скамейки. Она даже не заметила, как просидела на бульваре почти три часа. «Как быстро проходит день, — тоскливо подумала она. — Вот и утро среды наступит — оглянуться не успею. Надо что-то делать. Но что?» Она хотела позвонить либо Каменской, либо генералу Заточному. Они могли ей помочь, они наверняка знают, как это сделать, как ей выпутаться из того капкана, в который она сама себя загнала. Но почти сразу Кира сообразила, что такой серьезный и опасный разговор вести по телефону нельзя, а встречаться с ними — рискованно. Оставался Русанов, единственный человек, встречаться с которым она не опасалась, потому что он был другом Дмитрия, и, следовательно, ничего страшного не произойдет, даже если он выследит ее после встречи и узнает, где скрывается Платонов. Да, решила она, нужно позвонить Сергею. Остается только он. Она медленно побрела вдоль бульвара, мысленно составляя начало разговора. На ее пути то и дело попадались телефонные будки, но она проходила мимо. Кира помнила, что в двух кварталах отсюда, возле кинотеатра, находится телефон-автомат, с которого она уже однажды звонила Русанову. Это показалось ей обнадеживающей приметой. Она позвонит именно с этого телефона, пусть он снова принесет ей удачу. Войдя в телефонную будку, она достала из сумки кошелек и принялась искать жетон для автомата. Окинула взглядом исписанную номерами телефонов стену, улыбнулась про себя, снова прочитав выполненную затейливой вязью фразу: «Лена, я умираю без тебя, почему ты не подходишь к телефону?» В прошлый раз она тоже смотрела на эту фразу и улыбалась. Чуть выше, она помнила, должен быть записан телефон какой-то дамы с экзотическим именем. Да, так оно и есть, синим фломастером на светлом пластике выведено: Сауле Мухамедияровна, 214-10-30… Острая боль пронзила Киру, словно ей в горло воткнули тонкий раскаленный железный прут и протолкнули до самых бедер. Она вспомнила. И поняла, почему после того звонка Русанову чувствовала себя неуютно, испытывала какое-то смутное беспокойство, которое даже Дима не смог не заметить. Она тогда сказала Платонову, что ей кажется, будто она сделала что-то не так, а он ее успокаивал, говорил, что это нормальное ощущение человека, который впервые делает непривычное для него дело. Тогда она должна была сказать Русанову: «Вы должны не забыть три раза по тридцать плюс десять». Начав фразу, она уперлась взглядом в записанный синим фломастером телефон 214-10-30 и машинально сказала: «Вы должны не забыть три раза по десять плюс тридцать». Ей казалось, что она и сейчас слышит свой голос, произносящий неправильные цифры. Но ведь смысл сказанного состоял в том, что документы лежат не в двадцать седьмой, а в сто двадцать седьмой ячейке. А три раза по десять плюс тридцать — это не сто, а только шестьдесят. Значит, Русанов должен был искать документы в ячейке номер 87. Как же получилось, что он их нашел там, куда Кира их положила? Ведь в тот же день вечером он подтвердил, что забрал документы в камере хранения. Выходит, он с самого начала знал, где они. Потому что после первого ее звонка послал на вокзал людей, которые ее выследили и видели, куда она положила документы. Она могла бы сказать ему какие угодно цифры, она могла бы даже перепутать вокзал, но он все равно получил бы конверт с бумагами. Потому что они ему нужны. И потому, что он вовсе не играет в одной команде с Дмитрием. Он ему не доверяет. Они не друзья, а противники. А Дима так верит ему… Кира быстро вышла из будки и зашагала к метро. Ей нужно домой. Ей нужно увидеть Диму, сказать ему обо всем, сказать, что он ошибся в своем друге, что тот предал его. Что все гораздо хуже, чем они предполагали, потому что Киру скорее всего выследили уже тогда, неделю назад, и теперь в их квартиру хотят подослать наемного убийцу… Нет, этого говорить нельзя. Про убийцу она знать не может. Но все равно, про Русанова она скажет обязательно. Впервые за много лет ее захлестнула волна сочувствия и нежности. Кира Левченко никогда никого не любила, кроме своего бывшего мужа, она была для этого слишком холодна и невозмутима. Она испытывала интерес к некоторым мужчинам, позволяла им ухаживать за собой, спала с ними, с трудом сдерживая откровенную скуку, но никто из них не будил в ней теплых чувств, никто не заставлял тосковать по себе и с нетерпением ждать следующего свидания. А сегодня, поняв, что не может убить Платонова, она внезапно поняла, что успела привязаться к нему, что он ей не безразличен, что она заигралась в придуманную ею же игру, сделав Дмитрия источником необычных острых ощущений, подпитывающих ее азарт, а в результате оказалась в роли матери, опекающей и оберегающей своего ребенка, помогающей ему выбраться из сложной и опасной ситуации. Она шла все быстрее и быстрее и под конец чуть не бежала по эскалатору. Если она не придумает, как спастись самой и спасти Дмитрия, если она ничего не придумает до утра среды, к вечеру их обоих все равно убьют. Их фамилии и адрес известны, ничего сложного. Жить им обоим осталось двое с половиной суток. Жить. Жить… 6 Андрей Чернышев появился, ведя на поводке огромного Кирилла — свою любимую овчарку, в родословной у которой было записано длинное и труднопроизносимое имя, имеющее, однако, буквы «к» и «р», что и позволило ее хозяину поступиться правилами и назвать собаку человеческим именем. — Ты мне пса загубишь, — начал он прямо с порога. — Хорошая собака должна есть только у себя дома и только из своей миски. Миску я привез с собой. — А расписания ты привез? — спросила Настя, ласково поглаживая Кирилла по шее. Пес вообще-то не был особо приветливым, но Настю к себе подпускал на правах старой знакомой. Во-первых, однажды, уводя ее с линии огня при задержании опасного преступника, Кирилл заставил ее со всего размаху ударить плечом в незапертую железную дверь, в результате чего Настя упала, разбила коленку и сломала каблук, а пес еще долго чувствовал себя виноватым. Во-вторых, когда полтора года назад преступники запугивали Настю тем, что у них есть ключи от ее квартиры, Кирилл провел с ней целую ночь, не только охраняя, но и успокаивая. А рано утром Андрей Чернышев сменил замок в ее двери и увез собаку. — Привез. На, держи, — Андрей протянул ей девять тоненьких книжечек. — Может, объяснишь, что у тебя за пожар? — Угу, — промычала Настя невнятно, усаживаясь за компьютер. — Иди сюда. Вот, смотри, места, где были найдены застреленные снайпером люди. Мы-то с тобой исходили из того, что человек привычно уезжает на одно и то же расстояние, и, отталкиваясь от этого, пытались определить примерный район его жительства. А может быть, все дело не в расстоянии, а во времени? Он убивает там, куда может доехать, к примеру, за два часа. Он тоже привык, но не к километрам, а к часам и минутам. Чувствуешь разницу? — Ну, более или менее, — неопределенно кивнул Андрей. — Давай поподробнее. — А если поподробнее, то все зависит от того, как далеко от вокзалов он живет. Поезда со всех вокзалов идут с одинаковой скоростью, но до одного вокзала ему добираться пять минут, а до другого — час. Поэтому по одной дороге он уезжает аж за сто километров, а по другой — убивает в двадцати километрах от города. Сейчас мы с тобой откроем расписания и будем считать, сколько минут идут электрички до тех станций, где совершены убийства. Будем считать, что самая дальняя станция связана с тем вокзалом, ближе всего к которому живет стрелок. Ну и так далее. Идея ясна? — Ясна. Только как ее выполнять — непонятно. — Чего тебе непонятно? — начала злиться Настя, которая терпеть не могла, когда ее останавливали «на всем скаку». — Как минуты посчитать, это я понял. А вот как дальше-то? — Андрюша, не забивай ты себе этим голову, — махнула она рукой. — Я сама это сделаю, если ты не знаешь как. Ты только помогай. — Ладно, — вздохнул Чернышев. — Вечно ты меня унижаешь, Анастасия. Показываешь интеллектуальные фокусы и балдеешь, видя мой разинутый рот, вместо того чтобы сесть и терпеливо объяснить товарищу, как ты это делаешь. — Как не стыдно! — рассмеялась она. — Такой большой мальчик — и такие комплексы. Вот я, например, много чего не умею: не бегаю, не стреляю, никаких данов и поясов у меня нет, а ты все это делаешь на «пять» с плюсом. Так что мне теперь, повеситься из-за этого? Ненавидеть тебя? Ты умеешь одно, я — другое, ну и слава богу. Будем дружить. И не смей на меня дуться. Они открыли книжечки, вооружились карандашами и начали считать. Потом Настя составила какую-то одной ей понятную таблицу, вывела на экран карту города со схемой метро и торжествующе ткнула пальцем в район Северного округа. — Вот, смотри. Здесь есть территория, с которой можно за пять минут попасть на платформу Дмитровская Рижского направления, за восемь минут — на Савеловскую дорогу, и за десять — на Ленинградскую, на платформу Петровско-Разумовская. И именно на этих направлениях убийства совершены дальше всего от города. Почти два часа пути. Теперь гляди сюда. По Киевскому направлению он ехал всего сорок четыре минуты, по Ярославскому и Казанскому направлениям — вообще до смешного. И там и там по пятьдесят восемь минут. То есть совершенно очевидно, что путь от дома до места убийства укладывается примерно в одно и то же время. Если смотреть по километрам, то у нас с тобой получался Западный округ, который постепенно смещался в сторону Центрального. А если смотреть по времени, то получается Северный. И не весь, а именно та часть, которая расположена близко к Ленинградской, Савеловской и Рижской дорогам. — Я не понял, почему ты считаешь, что он живет именно близко от этих платформ? То, что примерно на одинаковом расстоянии, это я согласен, но почему ты считаешь, что это расстояние непременно маленькое? Ты думаешь, что он живет вот здесь, а ведь он вполне может жить и здесь, — он показал на Северо-Восток, в район проспекта Мира. — Рижский вокзал, недалеко — Каланчевская Ленинградской дороги, а прямо по Сущевскому валу можно быстренько доехать до Савеловского вокзала. Почему ты исключила такой вариант? — Потому что я умею считать до пяти, дорогой мой. То место, которое ты показал, — это совсем другая ветка метро, и по этой ветке расстояние до Киевского вокзала и до Комсомольской площади, где у нас расположены Ярославский и Казанский вокзалы, сильно различается. А если наша гипотеза верна и все дело не в километрах, а во времени, то для стрелка дорога от дома до этих вокзалов должна занимать одно и то же время. Поэтому он должен жить на территории вдоль Серпуховской линии метро. По этой линии с любого места дорога до «Киевской» будет ровно на две минуты дольше, чем дорога до «Комсомольской». И еще одно: не забывай, что на Комсомольской площади находится и Ленинградский вокзал. А по этой дороге он вон аж куда укатил. Значит, по Ярославскому и Казанскому направлениям он уезжал с вокзала, затратив предварительно около часа на дорогу, а по Ленинградскому — с платформы, неподалеку от которой живет. Чернышев поднялся с низкого кресла, которое пришлось придвинуть к письменному столу, чтобы был виден экран монитора, размял затекшую спину, с хрустом потянулся. Потом лукаво посмотрел на Настю и состроил ей страшную физиономию. — А все равно я лучше тебя стреляю. Она собралась было сказать в ответ что-нибудь смешное, но в эту секунду раздался звонок в дверь. — Вот, — торжествующе произнес Андрей, — это пришел Чистяков, принес мясо. Сейчас мы с ним вместе приготовим такую еду, какую тебе вовек не изобразить, чтобы ты не зазнавалась и не считала себя самой умной. Мужики рядом с тобой делаются интеллектуальными импотентами от страха перед твоими мозгами. Но Андрей ошибся. На пороге стоял не будущий Настин муж, а Игорь Лесников, который молча протянул ей нотную тетрадь, изъятую полчаса назад у Елены Русановой. У одной из страниц сбоку ножницами была отрезана полоска. 7 Услышав звук вставляемого в замок ключа, Платонов внезапно испугался. Да, он знал, что этот момент рано или поздно настанет, потому что так или иначе Кира все равно должна будет вернуться домой. Но только теперь он понял, что в глубине души надеялся, что как-нибудь обойдется. Причем он даже не пытался себе представить, что это значит — обойдется. Кира попадет под машину? Ее арестуют? На Москву спустится корабль с пришельцами? Что может случиться такого, благодаря чему ему не придется оставаться один на один в квартире с хладнокровной убийцей, вполне вероятно, сумасшедшей? Вот уж воистину, надежда умирает последней. Открылась входная дверь, а Платонов так и не решил, что ему делать, как вести себя, как заставить тело сделать то, что нужно сделать для спасения своей жизни. Он молча стоял, опираясь спиной на косяк кухонной двери, и смотрел на входящую в квартиру женщину. Ему сразу бросилась в глаза ее бледность. — Дима, — позвала она неожиданно охрипшим голосом. От него не укрылась ни эта внезапная хрипота, ни дрожащие губы, ни ее страх. Он настороженно молчал, пытаясь быстро найти объяснение ее нервозности. — Дима, — повторила она, протягивая к нему руки, и он услышал в ее голосе не только страх, но и желание. Их бросило друг к другу без всяких слов и прелюдий. Платонов рванул «молнию» на куртке и стащил ее с Киры, не отрываясь от упругих губ, потом нащупал застежку на ее джинсах. Через две минуты, убрав все помехи, он овладел ею стоя здесь же, в прихожей, не произнеся ни слова, не издав ни звука. Слышно было только их тяжелое дыхание и скрип стула, на который Кира опиралась руками. Дмитрий очень хотел, чтобы все прошло хорошо. Потому что он боялся вызвать подозрение. В первый раз в жизни он не занимался любовью с женщиной, а совокуплялся с ней, спасая себя. Ему казалось, что все происходит мучительно долго, что это никогда не кончится, что отныне он обречен вот так стоять вечно, держа за бедра обнаженную женщину и совершая все нужные телодвижения, ибо, как только он остановится, ему придется умереть. Женщина его убьет. И единственный способ не дать ей себя убить — постоянно совокупляться с ней. Кошмарное видение было мгновенным, но таким ярким, что Платонова бросило в жар и ему показалось, что его сила иссякает. К счастью, в этот момент Кира глухо застонала, и он немного расслабился, поняв, что смог, справился, не выдал себя. Свет в прихожей был выключен, Кира не успела его включить, когда пришла. Молча, не глядя друг на друга, они собрали свою валяющуюся на полу одежду. Платонов ушел в комнату, Кира — в ванную. В квартире повисла напряженная недобрая тишина. Он быстро оделся, провел расческой по волосам, включил телевизор и уселся в кресло возле низенького журнального столика. Ему было слышно, как Кира принимала душ, потом открылась дверь ванной, и он обратил внимание, что в этот раз не услышал щелканья задвижки. В первый раз за все время Кира, уйдя принимать душ, не закрыла изнутри дверь. «Идиот, — мысленно выругал себя Платонов, — я же должен пойти с ней вместе, как это делают все приличные любовники. Совершенно очевидно, она этого ждала. А я повел себя как последняя свинья, справил нужду и, не говоря ни слова, уселся перед телевизором. Но мне нельзя было идти в ванную вместе с ней, потому что я хороший сыщик, но плохой актер, я могу не справиться с собой и начать непроизвольно поглядывать на шкафчик, где лежит револьвер». Кира так и не зашла в комнату и начала на кухне возиться с обедом. Платонов понял, что надо что-то предпринимать, иначе ситуация зайдет в тупик, из которого потом будет уже не выбраться. Он глубоко вдохнул, резко выдохнул воздух и пошел к Кире извиняться. Та стояла у окна и смотрела куда-то в пространство. — Я тебя обидел? — начал Платонов без предисловий. — Прости, родная, я знаю, что повел себя грубо и несдержанно, мне не следовало… Прости меня, Кира. Я в первый же день предупредил тебя, что ты мне очень нравишься, правда, я обещал держать себя в руках, пока ты сама не захочешь нашей близости, но я же не железный. Я очень хотел тебя. Прости еще раз. Кира повернулась к нему и как-то странно улыбнулась. — Хотел? А теперь больше не хочешь? — спокойно спросила она. — А теперь хочу еще больше, — пошутил он, случайно скаламбурив. — Чем я могу загладить свою вину? — Ты должен убить Русанова, — сказала она примерно таким же тоном, каким могла бы сказать: «Ты должен прибить полку и погладить белье». «Боже мой, значит, она все-таки сумасшедшая», — в отчаянии подумал Дмитрий. Если так, то ему, пожалуй, не спастись, если только он немедленно не сбежит отсюда, из этой веселенькой квартирки. Но бежать было некуда. — Я плохо расслышал, — произнес он как можно безразличнее. — Что я должен сделать? — Ты должен убить своего друга Сергея Русанова. Потому что твой друг Сергей Русанов не верит тебе и хочет тебе навредить. Ты прости меня, Дима, я совершила ошибку, но эта ошибка сегодня позволила мне понять, кто является твоим настоящим врагом. — Ну что ты говоришь, Кира, — сказал Дмитрий с мягкой укоризной, — не может этого быть. Сережа мой друг вот уже много лет, зачем ему мне вредить…