После всех мероприятий с аквариумом, я посещала единственного друга в городе – нашу соседку Светлану. Она не такая уж и пожилая, но Эд все равно подкалывал меня. С людьми моего возраста дружба совсем не завязывалась. Что же я могла с этим поделать? Не ходить же мне с транспарантом «Ищу друзей» по городу. – Проходи, голубка, – сказала соседка, впуская меня в квартиру. Ее, средней длины русые волосы с проглядывающей кое-где сединой, как всегда, закреплены на затылке блестящей заколкой. Идеально выглаженное длинное до пят платье трудно назвать домашним. Навстречу мне, лениво потягиваясь, вышли три откормленных кота: Бантик, Пузик и Шнурок. У всех разный окрас: полосатый, рыжий и черный. – Привет, проказники, – я опустилась на колени, чтобы подхватить всех троих на руки и прижать к себе. – Вчера внук приезжал, он их зашугал. Бедняжки, – покачала головой Светлана. – Мне это знакомо. – На работе зашугали? – Ха-ха, очень смешно, – я изобразила подобие смеха. Несмотря на возраст, наша соседка не лишена чувства юмора, а еще она – прекрасный человек. За двадцать семь лет мне попадались самые разные люди: встречались и откровенно плохие, и относительно хорошие, и совершенно неоднозначные. Но только Светлана стала для меня абсолютным добром, воплощением лучшего, что может вобрать в себя человек. – Вчера у нас случился настоящий прорыв. Можете представить, даже Эля участвовала! – Уверена, вас ждут десятки таких прорывов. Буду молиться за каждого твоего подопечного, Ева. – Светлана поставила на стол миску с овсяным печеньем и налила в стаканы топленое молоко. – Ешь, а то ключицы выпирают, как у скелетона. – Я снова сорвалась на днях. Соседка посмотрела на меня сочувствующим взглядом и покивала головой. – И кому в этот раз не повезло? – Родителям одного мальчика. Мне почему-то кажется, что они причастны к тому, что с ним случилось. – Все никак не перестанешь искать виновных? – в ее голосе слышалось неодобрение. Я пожала плечами. Иногда мне кажется, что если бы мы внимательнее относились к собственным словам и поступкам, если бы анализировали наше влияние на других, то перед нами открылась бы страшная правда: люди вредят друг другу. Такое можно встретить даже в самых благополучных семьях, в идеальных отношениях, в искренней любви и преданной дружбе. По опыту знаю, что худшие поступки рождаются из добрых побуждений. И худшие они лишь потому, что совершают их лучшие из всех люди. Те, в ком мы бы никогда не увидели угрозы. – Тяжело держать себя в руках, когда родители так говорят о сыне. – Ваши родители тоже обзывали Эда? Этим вопросом она застала меня врасплох. Может, да, но я такого не помню. В то время оскорбления прилетали со всех сторон, и в один момент они стали одним огромным хмурым облаком над нашей семьей. – Не вслух, но в мыслях? Кто знает? – пожав плечами, я взялась за поедание угощения. – Это настоящее чудо, Ева. Просто представь, какое счастье для этих людей быть услышанными хоть кем-то. Ты и другие специалисты изо всех сил пытаетесь внушить им, что они не виноваты в случившемся. – Так и есть. Они не виноваты. – Но разве, обвиняя других, ты не создаешь новые проблемы? Тем, кого ты пытаешься сделать козлами отпущения? Скажи мне, как врач, как это может повлиять на них? – Ладно, подловили, – я тяжело вздохнула. – Конечно, это вредит им. Бесспорно вредит. Светлана довольно улыбнулась. – Ешь, давай, Ева, ешь. Всегда недостаточно Я не могла дозвониться до Эда с работы. Утром он вел себя странно, словно пытался что-то скрыть. Скорее всего, он снова не принимал лекарства. Такое нечасто, но случалось, и в такие моменты мне тяжелее обычного. – Алло, Светлана, можете проведать Эда? Он не отвечает на звонки. – Конечно, оставайся тут. На том конце невидимого провода слышались торопливые шаркающие шаги соседки, а затем громкие стуки в дверь. Через несколько секунд, кажущихся мне целой вечностью, послышался сонный голос брата. – Ева, он спал. Все в порядке, – сообщила Светлана. – Ох, спасибо. Он не показался вам странным? – Милая, Эдуард всегда витает где-то в облаках. Такой уж он у тебя. Может, она и права, но вечером я завела очередной серьезной разговор, которым с первых же минут вывела брата из себя. – Началось! Я сейчас работаю над важным проектом, тысячу, блин, раз тебе об этом говорил. – Он настолько важен, что ты бросил пить лекарства? Обстановка накалялась, каждая фраза звучала громче и агрессивнее предыдущей. – Ева, сколько можно? Научись доверять людям! – Ты не… – поняв, что собираюсь сказать, я резко замолчала. – Я – не человек? Это ты хотела сказать? – Конечно, нет! Я хотела сказать, что ты – не тот, кому можно вот так взять и довериться на все сто процентов. Эд сполз по стене на холодный кафель и схватился за голову. У него были грязные волосы и уставшие глаза. Если он и спал утром, то явно не долго. Больно видеть его таким. Очень больно. Я стыдилась и боялась сказать хоть что-то еще не так. Поэтому тихонько села рядом с ним и обняла. – Честно, Ева, я принимаю их, – сказал он шепотом. – Прости меня. Мне постоянно приходится доказывать остальным, что мои пациенты достойны на спокойную жизнь. Раздражаюсь, когда им задают глупые вопросы, а сама ничем не лучше. Постоянно контролирую тебя, не даю свободно дышать. Раскаяния и признания вины никогда не будет достаточно. Потому что именно я делала жизнь брата лучше, и я же ее губила. – Думаю, твоей шестерке понравилось рисовать не потому, что арт-терапия – это суперкруто и реально помогает им открыться, – Эд посмотрел на меня. – Тогда почему? – Потому что творчество делает людей свободными, помогает забыться. Рисование ведь вещь простая, оно знакомо и понятно каждому. Ты впервые дала им занятие для обычных людей, а не опросник для больных. Понимаешь? Все люди это знали, но все равно никогда не могли до конца понять. – Я пытаюсь, Эд. Даже более чем пытаюсь, но этого всегда недостаточно. Чужак в стае Их крики слышались еще в коридоре. – Что у вас здесь происходит? – спросила я, едва войдя в комнату для наших встреч. Над Элей стоял раскрасневшийся, явно закипающий от злости, Филипп. Одну его руку крепко держала Яна, а на второй, как собачонка, висела Лола. Свят и Тима стояли рядом, явно напуганные происходящим. Эля же улыбалась с неким ехидством. – Липп, успокойся. Что бы она ни сказала, тебе нужно прийти в себя. – Мне надоело, что люди говорят все эти вещи. Я в жизни ни разу не сделал ничего дурного. За что она так со мной, Ева? – Липп впервые за все время расчувствовался, совершенно по-детски расплакавшись у всех на глазах. – Что бы Эля ни сказала, она не знает тебя. Ты прошел длинный путь, Липп, ты же помнишь, сколько всего преодолел, сколько трудностей встретилось на пути? Но только посмотри на себя. У тебя есть шанс жить дальше, так зачем же оглядываться и обращать внимание на других? Блестящие от слез глаза наполнились подобием надежды, было заметно, как его отпускает вся эта ситуация, и что он готов поднять белый флаг. – Ладно, ладно, все, отцепитесь. Вспылил, с кем не бывает. – Филипп буквально смахнул с себя Яну с Лолой и сел на свой пуфик. Только я думала, что беда миновала, как, к моему удивлению, прорезался голос у Свята.