Оба полковника весело рассмеялись, а дежурный, глядя на них, только головой покачал и отправился к своему столу, на котором заливался соловьем телефон. Крячко был не против прогуляться с Опером. Тем более что он и вправду вспомнил о нем только под утро, часа в четыре, когда проснулся, мучимый жаждой, и отправился на кухню выпить воды. В кухне он посмотрел на холодильник, подумал о еде, и как ассоциация, у него в голове возник образ голодного Опера. Тогда-то Станислав и решил приехать на работу пораньше, чтобы покормить щенка. Гуров же про Опера рассказал вечером Маше, и та сама подняла мужа с утра пораньше, сунула в руки сверток с холодными котлетами и остатками жаркого, отправила кормить щенка. – Нечего издеваться над животиной и морить его голодом у себя в кабинете, – наставительно сказала она. – Этот ваш Опер не виноват, что стал жертвой мошенничества. Да и выгуливать его, наверное, у вас там некому. Поэтому давай-ка, Лева, поезжай и займись потерпевшим. – Какой же он потерпевший? – удивился Лев Иванович. – Он вещественное доказательство. А потерпевший – декан Козырьков. – Декан не потерпевший, а лох, – безапелляционно заявила Мария. – А вот пес на самом деле пострадал от действия человека. – Так ведь мошенники хотели как лучше, – пытался оправдаться Гуров. – Они бездомного щенка пытались пристроить в хорошие руки. – Гуров, – Мария закатила глаза. – Где ты видел хорошие руки у тех, кто платит за животных такие бешеные деньги? Ты сам подумай. Ну а в чем заслуга тех, кто продает за большие деньги щенков дорогих пород? Они их разве вывели, эти породы? Они же только держат собак и их случкой-вязкой занимаются. А все остальное – дело природы. Именно так и появляются на свет и породистые, и непородистые собаки – по воле природы. Человек лишь пользуется ее дарами. Одни жулики щенков продают, а другие жулики покупают. – Вот видишь, – улыбнулся жене Гуров. – У тебя получается, что не только Опер пострадал, но и все те породистые щенки, которых настоящие заводчики продают за деньги. – Конечно! – согласилась Мария. – Именно это я и хочу сказать, что все собаки – это жертвы или людской жадности, или людского равнодушия. Вспоминая утренний разговор с женой, Гуров, улыбаясь, поднялся к себе в кабинет и выложил в тарелку Опера все вкусности, приготовленные Машей. Пакет же Крячко, который тот принес для собаки, сунул в небольшой старенький холодильник, который стоял в самом дальнем углу кабинета. Крячко вернулся с Опером минут через двадцать. Он не стал привязывать его к батарее, а наоборот, снял с ошейника поводок и отпустил довольного прогулкой щенка в свободный «полет». Пес сразу же с жадностью набросился на еду и воду, а Станислав задумчиво смотрел на то, как он ест. Потом повернулся к Гурову и, кивнув на собаку, спросил: – А куда мы его на все воскресенье денем? Лев Иванович пожал плечами: – Придется дежурным и тем, кто будет в воскресенье работать, с нашим Опером повозиться. Давай-ка скинемся ему на еду. Я скоро в кондитерский магазин поеду, а на обратной дороге куда-нибудь еще заскочу и возьму какого-нибудь собачьего пропитания. Не все ж его домашней кухней баловать. Гляди, он и так уже толстый. – Ничего и не толстый, – возразил Крячко, протягивая Гурову деньги. – Это он просто наелся. – Ладно, Станислав, давай работать, а не собакой любоваться. Я вчера вечером немного поразмышлял и пришел к выводу, что нужно нам разослать ориентировки на наших аферистов не только во все районные отделения Москвы, но и в города Подмосковья. Пусть и там театры проверят. – Думаешь, у нас работают заезжие гастролеры? – Не знаю. Но все может быть. В конце концов, нужно мыслить масштабно. На всякий случай. Чтобы потом не пришлось двойную работу делать. Вдруг окажется, что в Москве вся театральная братия чиста, как юная дева до брака, и тогда все равно придется выходить за пределы города. Лучше уж сразу подстраховаться. – Согласен, Лев Иванович. Только вот хватит ли у нас резервов, чтобы быстро даже в одной только Москве все театры проверить? Дело хлопотное, а у каждого оперативника и своих забот полон рот, чтобы еще и нашим следствием заниматься. – Как уж получится… – задумался Гуров. – Как получится… Но попробовать надо. У каждого оперативника ведь есть свой участок. И если у кого-то на участке мало-мальский завалящий театр находится, так почему бы ему полчаса-час времени не выделить, не сходить к театральному начальству и не показать тому фоторобот наших подозреваемых. Уж кто-кто, а начальство – как их там в театре называют – худруки? Ну, так они всех своих работников в лицо обязаны знать – будь то актер, гример или осветитель. – Так-то оно так, но сделать это раньше понедельника не получится, – возразил Крячко. – Многие опера на выходных, а кто и в отпусках. Ведь лето, пора отпусков! Да и нам, если все воскресенье звонить с отчетами будут, никакая рыбалка и никакие посиделки не светят. Только тем и будем заниматься, что принимать депеши и анализировать их. – Кстати, вот тебе обещанная леска. Хорошо, что напомнил, а то бы так и носил весь день в кармане, – Гуров достал моток новенькой лески и протянул другу. – Поеду-ка я по холодку, встречусь с парой своих человечков да организую их на поиски. Может, они где-то что-то узнают или услышат про нашу артистичную парочку. А потом сразу и в «сладкий» магазинчик на Тверской отправлюсь. – Тоже дело, – согласился Крячко. – Ну а я, пока моя свидетельница не пришла, еще раз просмотрю дела по всем четырем аферам и подумаю. Может, мы что-то упустили… Гуров вышел, а Крячко разложил перед собой папки с делами и стал просматривать отчеты, свидетельские показания и описания личностей преступников. 21 Магазин кондитерских изделий, где на днях Мария покупала разные сладости к чаю, находился неподалеку от антикварной лавки. Маша просто обожала мармелад и могла есть его коробками, повторяя, что он полезен, потому как делается из натуральных природных компонентов. Гуров же был к сладкому не то что равнодушен, но, как говорят, – меру знал. Лев Иванович вошел в кондитерскую. Обилие маршмеллоу, мармелада, тянучек, шоколада и драже самых разных видов и сортов навело его на мысль о счастливом детстве. В его детстве такого изобилия сладостей не было, а тут… Он подошел к одной из двух кассиров, которая, по описанию Маши, больше напоминала ту девушку, что рассказывала историю о благотворителях, и спросил: – Здравствуйте, Наташа! – Имя он прочитал на бейджике для сотрудников, который был приколот к униформе кассира. – Простите, что отрываю от работы… Светленькая симпатичная девушка улыбнулась ему и сказала: – Да нет, не отрываете. Посетителей пока нет, так что спрашивайте. Вы что-то на подарок хотели подобрать? – Нет, я по другому вопросу. Я из уголовного розыска. Вот, – Гуров достал удостоверение и показал его девушке. – Скажите, это к вам несколько дней назад обращались священник с матушкой с просьбой свести их с заведующей… или как она у вас называется – с хозяйкой? Они хотели оплатить лечение девочки. – Д-да, ко мне, – почему-то заикаясь, ответила Наталья. – У нас – хозяйка, потому что у нас ИП. А что случилось? Я что-то не так сделала? – Все так, – сказал Гуров. – Вы не переживайте. Мы просто кое-что проверяем, и мне нужно задать пару вопросов вам и хозяйке… Она, кстати, сегодня на работе? – Нет, она еще не приходила. И я не знаю, когда она будет. Начальство – оно когда хочет, тогда и приходит. А может, и вовсе сегодня не прийти. Но если нужно, то я позвоню Татьяне Максимовне и узнаю, когда она приедет. Я тут за старшую, пока ее нет, и у меня ее телефон есть, – с волнением в голосе затараторила кассир. – Наташа, да вы так не волнуйтесь, – попытался успокоить девушку Гуров. – Не думайте, что если я из уголовной полиции, то всех сейчас допрашивать, обвинять и арестовывать начну. Давайте пока с вами поговорим, а потом если Татьяна Максимовна не появится, то мы ей позвоним. Хорошо? – Да, конечно, – девушка глубоко вздохнула и немного успокоилась. – А где вы поговорить хотите? Мне с вами нужно куда-то проехать? – Нет, не нужно. Мы прямо тут и поговорим, – ответил Лев Иванович и оглянулся. – А давайте, пока нет наплыва посетителей, вон в том уголке сядем. – Гуров указал на диванчик в глубине зала. – Там и поговорим. Ваша коллега одна с работой справится? – Да, конечно, – кивнула Наталья и, повернувшись к напарнице, прислушивающейся к их разговору, спросила: – Верочка, я отойду? Девица, сидевшая за соседней кассой, молча кивнула. – Наталья, расскажите как можно подробнее, как выглядели ваши покупатели-благотворители, как они говорили, не было ли что-то необычного в их внешности или поведении? – спросил Гуров кассира, когда они сели на диванчик. Немного подумав, девушка ответила: – Нет, необычного в них ничего не было. Разве только что он – священник, а она матушка. Правда, мне показалось… Не знаю даже как сказать… Но очень уж этот батюшка на Льва Толстого был похож! Только комплекция другая, а так – вылитый Толстой! Знаете, я ведь тут временно работаю. Так-то я на филолога учусь, заочно. А в кондитерской на оплату учебы зарабатываю. Так что… – Понятно, – перебил девушку Гуров. – Скажите, а они сразу же к вам обратились с просьбой или как? Если помните, то опишите ситуацию, как было дело. – Они когда пришли в магазин, то много разных сладостей у нас набрали, – стала рассказывать Наталья. – По разговору, который они между собой вели, я поняла, что они хотели все эти вкусняшки отвезти в детский дом. Потом, когда они к моей кассе подошли, женщина… Ой, я хочу сказать – матушка… она обратила внимание на ящик для сбора средств для больной девочки и строго так спросила у меня, настоящий это ребенок или мы только прикрываемся благотворительностью? Я была так возмущена – такое спрашивать! Но сдержалась, конечно же, и вежливо объяснила, что эта девочка живет в одном доме с мамой нашей хозяйки и тут никакого обмана нет. Она, эта девочка, Алеся ее имя, действительно очень нуждается и в операции, и в поддержке. Я так рассердилась тогда на эту матушку! – То, что матушка предположила о жульническом сборе денег для больного ребенка, это понятно! – с грустным видом покивал Гуров. – Очень многие аферисты сейчас таким способом проворачивают свои мошенничества. Так хитро работают, что вы могли бы даже и не знать, что мошенники вашим магазином пользуются, чтобы народ обманывать. Так что тут как раз все ясно. Слушаю дальше. – А дальше вмешался батюшка, – продолжила Наталья. – Он спросил меня, как можно связаться с мамой ребенка, чтобы посмотреть, чем они с матушкой могут помочь девочке. Ну, я вышла из-за кассы и повела их в кабинет хозяйки. Сказала, что Татьяна Максимовна им все расскажет и объяснит, как найти эту семью. Вот и все, собственно, – пожала плечами кассир. – Замечательно, – Гуров посмотрел на часы и попросил Наталью все же позвонить хозяйке и узнать, будет ли она сегодня на работе. Девушка набрала номер телефона и долго слушала гудки, но потом ей все же ответили, и она сказала абоненту: – Татьяна Максимовна, здравствуйте, это Наталья. Скажите, вы планируете сегодня в магазин подъехать? Тут вас полковник Гуров из уголовного розыска спрашивает по поводу тех людей, которые оплатили лечение Алеси, – девушка помолчала, выслушивая ответ, а потом сказала: – Хорошо, я передам. Она отключила связь и, повернувшись к Гурову с извиняющейся улыбкой, сказала: – Татьяна Максимовна сейчас в другом своем магазине. Он на Новом Арбате. Вы сможете туда подъехать? Она вас будет ждать. – Без проблем, – ответил Лев Иванович, встал и протянул Наталье руку. – Спасибо, Наташенька, что помогли. До свидания. – Ну что вы, за что спасибо? – смутилась девушка. – Я просто рассказала, что помнила, вот и все. Всего вам хорошего и удачи. – Вот за это и спасибо, что рассказали все очень четко и понятно, – ответил Гуров и подумал, что есть еще и среди современной эмансипированной женской части молодежи скромные умницы и красавицы. Девушка назвала ему точный адрес магазина на Новом Арбате, и Гуров отправился на встречу с Татьяной Максимовной. Та оказалась женщиной лет тридцати пяти, высокой, с пышными формами. Как представлялось Гурову, так и должны были выглядеть все хозяйки кондитерских или кафе-мороженых. Она рассказала сыщику, как кассир Наталья привела к ней весьма интересную пару – священника с женой, которые и попросили у нее адрес Костюшкиных. Такова была фамилия мамы и дочки, нуждающиеся в финансовой помощи на лекарства и лечение. – Я дала им телефон моей мамы, чтобы они созвонились с Костюшкиными. Моя мама дружит с Вероникой, так зовут маму Алеси. Мужа у Костюшкиной, как я поняла, нет, а сама она постоянной работы из-за болезни дочери не имеет. Ей нужно с малышкой постоянно находиться. Но когда Вероника подрабатывает – на полставки полы моет в супермаркете рядом с их домом – моя мама сидит с Алесей. – А сколько девочке лет? – поинтересовался Лев Иванович, и у него сжалось сердце, когда Татьяна Максимовна ответила: – Ей только-только три годика исполнилось. Совсем еще кроха. Я ей всегда, как к маме своей еду, гостинцы везу, а мама передает их потом девочке. Только вот ей много сладкого нельзя, но я игрушками да одеждой помогаю. Моя мама продукты им часто дает. В общем, как-то так… – М-да, это горе, когда дети так тяжело болеют, – нахмурился Гуров. – А что потом было? Я так понял, что нашли они эту Веронику и помогли ее девочке… – Да, они встретились и с моей мамой, и с Костюшкиными. Вероника ко мне потом со слезами приходила и благодарила меня, что я направила этих людей к ним. Теперь у нее хоть какая-то надежда появилась – если не на полное выздоровление ребенка, то на долговременную ремиссию. А я-то что? Не меня, а батюшку с матушкой нужно благодарить. Это они помогли Алесечке, – Татьяна Максимовна достала платочек и промокнула навернувшиеся на глаза слезы. – Хотя они, конечно же, очень странные люди. – Странные? – насторожился Лев Иванович. – И в чем же проявилась их странность? – Здесь вообще все получилось очень интересно, – сказала хозяйка сети кондитерских магазинов. – Они, этот священник с женой, словно бы и не хотели, чтобы их узнали, и пришли к Костюшкиной совсем в другой одежде, а батюшка так и вовсе без бороды. – А это точно были те же самые люди? – засомневался Гуров. – Те же, кто же еще, – уверенно проговорила Татьяна Максимовна. – Моя мама присутствовала при встрече, и она мне все рассказала. Дело было так. Когда я им дала телефон мамы, они с ней созвонились и тут же поехали к ней. То есть они прибыли к ней, как и были в магазине – батюшка в облачении и при бороде, а матушка в длинной темно-синей юбке, блузке в мелкий цветочек и в белом платочке. Но с Вероникой они в тот день не встретились. Она с Алесенькой как раз в больнице на обследовании была. Их только на следующий день выписали. Так они на следующий день вечером к ней приехали. Мама Костюшкину предупредила, чтобы та дома была, мол, к ней хорошие гости приедут. Ну, они и приехали… И мама там тоже как раз была. Она у меня любопытная очень, – призналась Татьяна Максимовна. – Так она думала, что приедут батюшка с матушкой, а тут заходит пара совсем уж в мирской одежде, и мужчина при этом без бороды. Мама его сначала и не узнала, пока он не заговорил с ними. Голос-то не изменишь. Вот мама по голосу его и признала. – Интересно, интересно, – Гуров даже невольно наклонился ближе к собеседнице, явно заинтересованный ее рассказом. – Ваша мама, значит, по голосу узнала мужчину. Так-так… Ну а его внешность она хорошо запомнила? Подробно описать сможет? – Сможет, конечно, она у меня очень памятливая. Только вот я не пойму, – Татьяна Максимовна удивленно посмотрела на Гурова. – Вы, то есть ваше ведомство, этих людей, которые Костюшкиной помогли, разыскиваете, что ли? Зачем?