Глава восьмая Наш вечер был немного странным, тихим и полным предчувствия чего-то страшного. Мы поели на веранде, после чего Пэкстон пошел играть с девочками в бассейн, а я занялась уборкой. Я действительно начинала думать, что мне нужно какое-то лекарство от постоянной нервозности. Самолечение в виде свежего апельсинового сока и большого количества водки помогло мне пережить этот вечер. Я немного прибралась в доме, пока Пэкстон с девочками бросали свои волшебные камни в воду, наперегонки доставая их. Пэкстон никогда не выигрывал. Я улыбнулась, услышав, как он стонет, словно разочарован, что проиграл — снова. Когда я потянулась, чтобы выключить настольную лампу, мое внимание привлекла папка на столе. Хоть кабинет Пэкстона был запрещенной зоной, и я это знала, я вошла, села на его стул и открыла папку. Улыбка мгновенно растянулась на моем лице, когда я увидела счастливого мальчика на ковре с изображенной железной дорогой. Вэн толкал грузовик по тканевой серой дороге, губы были вытянуты трубочкой. Я почти слышала звук двигателя, который он издавал, пока играл. Моя улыбка сменилась хмуростью, когда я прочитала о Тилли и Джоне Мартинах. Вандера забрали из приемной семьи, которую обвинили в жестоком обращении с детьми. Ничто, из того, что я узнала, не вызвало у меня таких эмоций, какие вызвал этот факт. Мое тело задрожало от того, что я не чувствовала ни разу в своей жизни. Злость сильнее, чем я когда-либо испытывала к Пэкстону. Огонь ярости, который пронесся по моему телу стихийным бедствием. В тот момент я ощутила все эмоции, которые только может ощутить человек. — Это было еще в июне. Теперь он не там. Марша сказала, что с ним все хорошо, он здоров и невредим. Я подняла взгляд от ужасных следов, покрывающих маленькое тельце, на Пэкстона, обернутого в полотенце вокруг талии, его тело было влажным, а мокрые волосы взъерошены. Моя нижняя губа задрожала, пока я пыталась сдержаться, не сломаться и не расплакаться. — Ему причиняли боль? — Тебя здесь не должно быть. Тыльная сторона моей руки не особо помогла скрыть текущие по щекам слезы. — Ему причинили боль в июне. Он тогда уже должен был быть у меня. Я не защитила его. Я обещала Иззи, что уберегу его. — Ты не знала, Габриэлла. — В чем дело, мамочка? — спросила Офелия из-за папы, вода стекала с ее мокрого тела на пол. Пэкстон остановил ее, положив руку ей на плечо. — Иди возьми полотенце. Мама выйдет через минуту. — Все хорошо, Фи, — сказала я, пытаясь успокоить ее. — Тебе не больно? Тебе не нужно возвращаться к доктору? — Нет, детка. Я никуда не уйду. Пойдем примем ванну. Думаю, мне станет лучше после теплого пудинга на ужин. Что думаешь? — И ванильные вафельки? Я сказала папочке в магазине, что они нам нужны, правда, папа? — Да, иди за полотенцем. Офелия ушла, неохотно слушаясь отца, оставив за собой мокрые следы. Я тоже попыталась обойти его, но он не пропустил меня. Рука вокруг моей талии остановила меня. Мышцы моей челюсти напряглись, когда я сжала ее, глядя мимо него. — Когда мы сможем забрать его? Сколько времени на это уйдет? Пэкстон заговорил спокойным голосом, и, я уверена, он делал это ради меня. — Не знаю. Есть определенный процесс, но социальный работник сказала, что проблем возникнуть не должно. Мы — его ближайшие родственники. Я метнула в него злобный взгляд, пытаясь вырваться из его руки. — Не говори так. Не говори так, будто она мертва. Она не мертва. Я бы знала это. Я бы почувствовала. — Я ничего не говорю, Габриэлла. Просто не хочу, чтобы ты винила себя. — Зачем кому-то делать это? Как кто-то мог ударить его? Почему? — я не понимала этого. Ему было пять. Четыре на тот момент. — Я не знаю. Давай просто сконцентрируемся на его возвращении. — Я больше не хочу того, что есть у Ми. — Хорошо. Что насчет ответов? Я все еще хочу знать, что случилось с Лейном. Мне нужно знать. Моя попытка обойти его снова была остановлена его рукой, сильнее сжавшей мою талию. — И что, Пэкстон? Что тогда? Что, если мы узнаем, что все это правда? Что я спала с твоим лучшим другом? Что тогда? — Он не мой лучший друг. — Боже мой. Просто отпусти меня. — Это чертовски разозлило меня. Мои мысли крутились вокруг того, что мы потеряем из-за этих ответов. Пэкстон снова вернулся к своему брутальному эго. — Просто интересно, смогу ли я смириться с этим. В смысле, если ты действительно она, а не моя жена. Вместо того, чтобы попытаться снова обойти его, я сделала шаг назад. — Ты хочешь, чтобы я была ею, не так ли? Ты боишься, что не сможешь простить меня, если я изменила тебе, ведь так, Пэкстон? Это правда? Ты надеешься, что я окажусь настоящей Габриэллой, той, которая переехала в Мичиган жить с Уолкерсами. На это ты рассчитываешь, да? — Я честно не знаю, на что я рассчитываю, Габриэлла. Клянусь Богом, не знаю. Посмотри, что ты вывалила на меня за последние несколько месяцев! Посмотри на все секреты, раскрываемые слой за слоем. В одну минуту ты принадлежишь мне, в другую — ты попадаешь в аварию, у тебя появляется близнец, и она пропадает без вести. Или это ты пропала без вести? Ты, вероятно, изменила мне с нашим соседом, или это была твоя близняшка. Есть конверт, который ты, очевидно, спрятала где-то в коттедже, в котором еще больше безбожной лжи и тайн, но у меня не хватает воли пойти и взять его. И теперь это! Я забираю ребенка и не знаю, хорошая это идея или нет. Я не знаю, что пережил этот ребенок. Я просто должен привести его в дом к моим дочерям? Серьезно, Габриэлла. Ну же, когда уже будет достаточно? Я не произнесла ответ, который крутился у меня в голове. Я была зла, мне было больно, вся ситуация такая глупая. Пэкстон никогда не изменится. Пэкстон всегда будет сукиным сыном. — Да, конечно, Пэкс. Мы просто должны оставить его там. — Проклятье, Габриэлла. Разве я не провел весь день, договариваясь об опеке над ним? Я делал это не для себя. — Ты сказал, что никогда не сможешь полюбить ребенка другого мужчины. — Я так же говорил, что никогда не смогу полюбить тебя. Я скрестила руки, когда ярость исчезла, и задумалась над фразой, которая ударила меня, словно тонна кирпичей. — Ты не влюблен в меня, Пэкстон. — О, но это так, красавица. Я не могу и десяти минут провести, чтобы не подумать о тебе. Все это должно было быть не так. Ты должна была провести всего одну ночь в тюрьме, пару ночей в отеле, а после вернуться сюда. Сюда, где я знал, что смогу использовать девочек, чтобы прекратить все это безумие, использовать их, чтобы удержать тебя в узде. Ты не должна была искать помощи у незнакомцев. Я не должен был услышать о тех часах, что ты провела наедине со своей мертвой сестрой. Я потеряла контроль над собой. Каждый болтик, который слабел все эти последние месяцы, вылетел. Все они вылетели одновременно, и я взорвалась. — Пошел ты, Пэкстон. Иди к черту! Она не мертва! Ты мне не нужен. Мне не нужно ничего, что у тебя есть. Я ненавижу тебя. — Я не осознавала, что мой кулак полетел в его лицо, пока он не врезался в его левый глаз. Но не это остановило меня. Это были Роуэн и Фи, плачущие с другой стороны гостиной. Блядь. Пэкстона тоже вывел из себя не мой кулак, а их плач. Он отвернулся от девочек, с силой схватил меня за кисти. — Счастлива? Я отдернула руки, награждая его таким же взглядом, каким посмотрел он на меня, и пошла к детям. — Прекратите плакать. Простите, что мы напугали вас. Пойдемте, примем ванну. — Я не хочу, чтобы вы с папочкой так ругались, — плакала Офелия. — Я сказала, простите. А теперь перестаньте плакать. Вы ведь не видели, чтобы я плакала, когда вы с Роу-Роу ругаетесь, правда? Вы двое все время ссоритесь. Я бы плакала весь день. — Но ты тоже плакала. Я видела твои слезы, — сказала Роуэн, уставившись на меня решительным взглядом. — А ты плакала сегодня, когда Офелия сорвала бирку с твоей кошки. — Я не хотела отрывать ее. — Но ты завела ссору и начала плакать. У взрослых тоже есть чувства. У нас все наладилось. Ссора закончилась. Хорошо? Они обе кивнули в согласии, и я сменила тему, чувствуя себя плохо от того, что они увидели это, но в то же время радуясь, что они тут же оправились. Роуэн решила, что нам нужно перезарядить наши волшебные камушки. Ми сказала ей после того, как стала свидетелем ссоры из-за бирки, что Роуэн бы даже не заметила этого, если бы не видела, как Фи срывает ее. Она заставила их встать друг напротив друга и соединить камни. Они должны были только смотреть друг на друга. Никаких слов. Сначала они просто бросали друг на друга взгляды, потом рассмеялись, а потом обе попросили прощения и обнялись. Они были уверены, что это все магия камней. Я сидела на унитазе, пытаясь улыбаться и поспевать за тем, что рассказывали мне из ванной Роуэн и Фи. Иногда мне приходилось переспрашивать, что они сказали, а иногда я просто смеялась, притворяясь, что услышала. Я не могла поймать даже мыслей, крутящихся в моей голове, не говоря уже о том, чтобы беспокоиться о первом дне школы. Черт, школьная одежда. Я должна была вспомнить, что ее нужно купить. — У вас все хорошо? Ссориться не будете? — спросила я спустя двадцать минут, указывая на каждую пальцем. Не было необходимости оставаться с ними в ванной, но это дало мне достаточно времени вдали от Пэкстона, чтобы остыть. Их смех мог успокоить даже безумца. Роуэн вытащила пробку, и они обе встали, решив закончить процедуру. Я обернула их мягкими полотенцами, сначала одну, потому другую, и сказала почистить зубы. Офелия напомнила мне, что я обещала теплый пудинг, и я закрыла глаза на гигиену рта, сказав им одеваться. Дверь в кабинет Пэкстона была закрыта, но я открыла ее, не постучавшись, пока девочки одевались. Он ничего не делал. Положив руки за голову, он смотрел в потолок с напряженным выражением лица. — Я не знаю, как исправить это, Пэкстон. Ты внушаешь мне, что я не Габриэлла, которая вышла за тебя. Словно ты прекратишь любить меня, если я окажусь не той, кем ты меня считаешь. Это даже нелогично, Пэкстон. Ты видел видео. Я даже сказала, что не знаю, как называть ее, Иззи или Габриэлла. Я весь сеанс обращалась к ней, как к Иззи. Ты слышал. — Когда ты пришла в себя после комы, ты сказала, что твоя фамилия Делгардо. Тебе сказали, кто ты. Откуда ты знаешь, что это не сыграло злую шутку с твоим подсознанием или еще что-то? — Пэкстон, я не она. Я вышла за тебя. Это легко можно доказать, взяв мазок. Я уверена, что Офелию родила я.