Воздух был прохладнее, чем я ожидала, но я накинула плед и осталась на балконе. Устроившись поудобнее, я нажала на ссылку для скачивания, как всегда делал Пэкстон. — Привет, Ник. Спасибо, что посидел с девочками. Ты им понравился. Где Ми? Что случилось? — Мне кажется, ты двигаешься в правильном направлении, и все будет хорошо. Мы можем остановиться сейчас, Гэбби. Это нормально. — Все так плохо? — Да, это все поменяет. — Но я имею право знать. Ник кивнул, сделав глубокий вздох. — Потому я здесь. Я весь день боролся с собой из-за этой записи, пытаясь убедить себя избавиться от нее, прежде чем кто-то еще ее увидит. — Все не может быть так плохо, Ник. — Может, Гэбби. — Но я хочу услышать ее. — Хочешь, чтобы я остался на связи? — Нет, можешь идти. — Ладно. Если что, звони. — Все будет хорошо, — проговорила я. Слова прозвучали более убедительно, чем я себя чувствовала. Снаружи я казалась сильной, но внутри я словно превратилась в миску с желе, так переживала. — Гэбби, ты слышишь меня? — Да, я слышу тебя, Лейн. — Мы продолжим с того момента, где остановились, после чего Ник попытается сегодня стереть часть твоих воспоминаний, но сначала я хочу спросить, была ли ты когда-то с кем-то другим, хорошо? — Хорошо. — У тебя когда-то был другой мужчина, Гэбби? — В плане секса? Однажды я поцеловала другого. В губы. — До или после Пэкстона? — Это было намного позже. Офелии только исполнилось три года. — Правда? Кто это был? — Его звали Чип. Пэкстон нанял его, чтобы научить меня готовить, потому что я не делала стейки так, как ему нравилось. Он позвонил в моем присутствии, записал меня на кулинарные курсы и заставил ходить туда каждую субботу на протяжении двух месяцев. Вот только он остался с носом. Чип был не только потрясающим шеф-поваром, но и прекрасным барменом. Мне было так весело с ним. Очень весело. Он научил меня рецептам многих коктейлей, я могла сделать несколько шотов, не пролив ни капли. Он говорил, что у меня дар от природы. У меня появилось желание найти работу, общаться с людьми, завести друзей. — Ты могла бы сделать это, Гэбби. Где-то в мире существует человек, который любил бы тебя так, как ты того заслуживаешь, — сказал Лейн, прочистив горло. — Я хочу, чтобы меня так любил Пэкстон. — Но это не так. Ладно, забудь. Ты сказала, что следила за Пэкстоном с его женой той ночью. Что произошло после? Я издала короткий смешок. — Ты знаешь, Лейн. Ты поймал меня, помнишь? Ты хотел знать, что я задумала. Я солгала, сказав, что не знала, что он не один, и ушла. — А я последовал за тобой. — Да, ты дал мне пятьдесят долларов. — Клянусь, я просто хотел, чтобы ты подрочила мне, и собирался уйти, Гэбби. Я не планировал этого. Кэндес не было рядом, я чувствовал себя одиноко, и мне… мне жаль, Гэбби. — Все хорошо, Лейн. По крайней мере, из-за этого Пэкстон захотел меня. — Что ты имеешь в виду? — Ты знаешь, ребенка. — Какого ребенка? — Моего, Офелию. Ты создал ее. — Нет, не я. Она не мой ребенок. — Нет, конечно, нет. Пэкстон ее папа. Он так сильно любит ее. Она его, без сомнения. — Он обижает ее? — Ни за что. Он и Роуэн любит. Пэкстон прекрасный отец. — Но Роуэн его дочь. Думаешь, Офелия не его? Она вполне может быть дочерью Пэкстона. — Я так не думаю. Роуэн тоже не его. — Конечно, его. Что ты имеешь в виду? — Однажды она пришла ко мне. Татьяна. Она была шокирована тем, что я родила Офелию. Спросила, была ли она от Пэкстона, и я разозлилась на нее. Сказала, что, конечно, она его, и Татьяна извинилась. Сказала, что была с ним восемь месяцев, и они ничего не использовали, а после тех выходных, которые она провела с квотербэком какой-то футбольной команды, она забеременела. Так что она предположила, что Роуэн его… Тогда Пэкстон поставил в доме камеры. Он злился, что я впустила ее в дом, что подпустила к Роуэн. — Он поставил камеры в доме? — Да, на всех входах и в своей спальне. — Зачем он установил ее там? — Чтобы я знала, что он всегда следит за мной. Знаешь, я могла бы забеременеть от одного из тех парней из банды. Отцом мог бы быть кто-то из них. Я сонно засмеялась. — Вот только все они были темнокожими, да и время неподходящее. Ты заплатил за секс со мной три недели спустя, и ты не вышел из меня. Я помню. — Господи Иисусе, Гэбби. Ты сейчас серьезно? Думаешь, Офелия моя дочь? — Да, Пэкстон не может иметь детей. — То есть? Конечно, может. — Нет, не может. Мы никогда ничего не использовали, а когда обратились к врачу, пытаясь зачать мальчика, он сказал мне, что Пэкстон не может. Сказал, что численность его сперматозоидов практически нулевая. Вероятно, это из-за свинки, которой он переболел в детстве. — Блядь, Гэбби. Пэкстон знает об этом? — Нет, я солгала ему. Сказала, что врач нашел какую-то проблему с моей маткой, что-то вызванное рождением Офелии. Он считает, что дело во мне. Тишину нарушили шаги Лейна. Он, несомненно, сходил с ума. — Я хотел, чтобы Ник стер твои воспоминания о нашем сексе, но не ребенке. Блядь. — Ты злишься? — Нет, нет, я не злюсь, Гэбби. Я… черт. Я даже не знаю. — Ты сказал мне продолжать попытки с Пэкстоном. Сказал, что я нравилась ему. Это твои слова, Лейн. — Да, потому что я знал, что не прикоснусь к тебе, будь ты его. Не потому что я думал, что ты беременна моим ребенком. Господи Боже. Я не знаю, что теперь делать. Не знаю, это аудио остановилось, или я оглохла. Я хотела, чтобы это закончилось. Я хотела повернуть время вспять. Не знать этого. Это могло уничтожить Пэкстона. Я слушала запись, прикрыв рот рукой, в другой держала пустой бокал, мечтая о еще одном коктейле. У Пэкстона было трое детей, и ни один из них не был ему родным. Я сглотнула и прислушалась к шуму, когда Лейн вернулся в комнату с Ником. — Ты должен заставить ее забыть о том, что у нас когда-либо был секс. Заставь ее забыть, что я отец Офелии. Сделай это, Ник. Ты должен. Если Кэндес узнает, она тут же бросит меня. Они друзья. Это рано или поздно станет известно. Ты должен это сделать. — Ты не хочешь своего ребенка? — Ей четыре. Она думает, что Пэкстон ее отец. Сотри это дерьмо из ее памяти, Ник. Сделай это. Кто-то сделал глубокий вдох, и дальше прозвучал голос Ника. Я не слышала, что он говорил, но услышала, когда все закончилось. — Я сейчас разбужу тебя, Гэбби. Я отсчитаю от десяти до одного. Каждый раз, когда я буду произносить число, твой мозг будет запоминать слова, которые я только что сказал тебе. Ты запомнишь их, как любое другое воспоминание, когда я дойду до единицы, хорошо?