— Когда это произошло? В девяностых? — Нет, Сашенька, раньше. В начале восьмидесятых. Второго июня в 1983 года. — Э-э, — опешил я и попробовал уточнить, — а тогда что, уже бандитские разборки со стрельбой были? Юля кивнула и, вытерев платочком уголки глаз, пояснила: — После смерти Брежнева сразу же бандитизм и захлестнул нашу страну. «Офигеть можно. Вот это поворот! Всем поворотам — поворот! Ну, я, блин, тут и напрогрессовствал. А точнее не на прогрессорствовал, а нарегрессорствовал. Воистину — Регрессор в СССР. Это что же я такого там натворил, что бандиты появились на десять лет раньше⁈» Услышанным я был удивлён настолько, что находился не просто в шоке, а в шоке и трепете, ибо тело моё тряслось от гнева на самого себя. Удара такой силы ниже пояса не могла выдержать ни одна часть тела. Крайне вероятно и полностью очевидно, что такого эпик фэйла мировая история прогрессорства ещё не знала. Скорее всего, сумел запустить такие процессы, от чего всё развалилось ко всем чертям намного раньше, чем в старой реальности. Во дела! Как говорится: «Заставь дурака Богу молиться, он себе весь лоб расшибёт». «Вот я и расшиб — Сева погиб». Из прострации, в которую я попал, меня вывели доносящиеся с улицы звуки. С каждым ударом сердца шум за окном нарастал всё сильнее. Секунда, другая, третья и вот уже стали слышны громкие голоса и возгласы, в которых можно было отчётливо услышать скандирование. «Умертвить! Умертвить! Умертвить!» Отдельные фразы вылились в многоголосые требования. «Умертвить! Умертвить!» — Кто? Кого они хотят умертвить? — посмотрел я на Юлю. — Да никто, никого… Не волнуйся. Просто они, наверное, узнали, что ты вышел из комы. Вот и собрались… опять. — Кто вышел? Я? И что? — И ничего, успокойся, — старушка сняла и стала трясущимися руками складывать вчетверо, до этого висевшее на спинке кровати, полосатое полотенце. Её нервозность сразу же передалась мне. Она явно что-то знала, и скрывала это знание от меня, неумело пряча взгляд. И тут догадка пришла мне в голову. — Так это что, они меня, что ль, хотят уконтрапупить? Стараясь сообразить, что лично я мог такого натворить, что меня возненавидело так много народа я продолжал ждать ответа от Юли. «Ой, как орут. Интересно, а много народа там собралось?» Прислушался. Гул, от пребывающих и прибывающих манифестантов всё нарастал и нарастал. «Н-да, вероятно, много, раз так раскричались. Причём — очень много. Что же я наделал, такого, что меня так ненавидят? Не я, конечно, а тот Васин, который прожил эту жизнь за меня, пока я летал в эмпиреях и райских кущах. И получается, вот какой парадокс. Я не пойми где был, а в это время, судя по всему, мир жил, и история его шла другим чередом. И Васин, в этом мире творил, то, что лично я не делал. Да, походу дела, натворил так, что люди его теперь растерзать готовы. Жесть, а не Васин. Я был о нём лучшего мнения!» В сознании представились марширующие колонны трудящихся. — Бред какой-то, пишется через дефис, — прошептал я, вспоминая экзамен по русскому языку, и обратился к Юле: — Посмотри, пожалуйста, что там? Моя просьба была лишней. Зеленоглазая уже и так стояла у окна. Через минуту она повернулась ко мне и со слезами на глазах прошептала: — Эти сволочи опять с плакатами и транспарантами пришли, — она подбежала ко мне и, упав на колени, стала гладить меня по голове, приговаривая: — Но ты не волнуйся, Сашенька. Тебе нельзя волноваться. А то опять сердце схватит. Ты успокойся. Сейчас полиция приедет и всех разгонит. Так что не волнуйся. Выпей ещё валерьяночки. И она, поднявшись, взяла пузырёк лекарства в руку. — Да подожди ты со своими каплями!! — очень разволновался я вопреки совету. — Скажи, что им надо⁈ Чем они недовольны? Что мой реципиент тут натворил, пока я хрен знает, где прохлаждался? Та взяла стакан, а потом, посмотрев на меня выцветшими глазами, из которых рекой лились слёзы, вновь упав на колени, и уткнувшись мне в плечо, зарыдала. — Ой, Сашенька, злые они, злые. На тебя злые. И на всех нас. — Но за что? — За то, Сашенька, что они считают, страна наша из-за тебя развалилась в 1981 году. Глава 2 Другая глава жизни Полиция гоняла митингующих до самой ночи. И только к 23:00 всё более-менее успокоилось. Половина не довольных граждан разбежалась по микрорайону, половина разъехалась по домам, а третья половина отправилась в кутузку, дабы следующие пятнадцать суток помогать международному коллективу дворников убирать улицы города — митинг, очевидно, был не согласован. Пока на улице бушевали страсти, в коридоре у входа в палату дежурили два полицейских. Ко мне никого не впускали, кроме врачей, которые заходили пару раз. Все они обращались довольно вежливо, спрашивали о самочувствии и обещали, что скоро я пойду на поправку, и меня выпишут. Их доброе отношение очень диссонировало с тем, что творилось за окном. А причина был проста — больница оказалась платной, и Юля оплачивала дорогостоящее лечение, переводя им на счета гигантские суммы. Вот и общались доброжелательно. «Интересно, если бы я лежал в обычной больничке, то ко мне было бы такое же хорошее отношение? — задавался я вопросом и сам же на него отвечал: — Скорее всего — нет!» И ответ этот был очевиден, ибо после того, что я прочитал о своём жизненном пути в Интернете, другой реакции от жителей страны ожидать было сложно. Юля сидела рядом и плакала, а я, переходя с сайта на сайт, читал об ужасной трагедии, которая развернулась в этом мире, и никак не мог успокоиться и взять себя в руки. Меня буквально трясло от всего того, что, как оказалось, случилось, в том числе и по моей вине. Во всяком случае, почти все научные статьи открыто говорили, что именно я стал спусковым крючком, стал триггером, после которого начался развал страны. Мои действия были названы аморальными, и даже ёмкое определение тому времени было дано — «васявщина». «Как же я так умудрился? Петь песенки, снимать киношки, плясать и зажигать так, что огромная держава с двухстапятидесятимиллионным населением развалится за четыре года, это надо суметь. Такое регрессорство дано явно не всем. Я обогнал на пару лет даже главного перестройщика, который на старости лет подрабатывал в пиццерии. Даже он в прошлой версии истории не сумел ухайдакать государство за столь короткий срок. А я сумел. Но гордится этим не хочу!!» От бессилия и злобы я не знал, что делать, ибо тяжесть вины стала просто неимоверной. Буквы перед глазами начали расплываться, и читать стало невозможно. Выпив очередную порцию валерьянки, на видеохостинге нашёл какую-то популярную передачу, темой разговора которой был я. Называлась она: «„Васявщина“ — мировое зло или неизбежность». Название было явно провокационное, и сразу же, ещё до просмотра, становилось, в общем-то, ясно, что ничего хорошего в программе с таким названием для меня явно не будет. Так, собственно, оно и оказалось. И ведущий, и эксперты этого телевизионного шоу склонялись к мысли, что именно я виноват в гибели Советского Союза. Не сам, конечно, а с помощью внедрения в людские массы разрушительной идеологии. В доказательство своих теорий они приводили различные аргументы, каждый из которых был ужасней, чем предыдущий. Вообще у меня сложилось впечатление, что эти эксперты словно бы соревнования устроили на тему, кто приведёт более весомые и более чудовищные доказательства моих аморальных деяний. И, нужно сказать, в своей ненависти к бывшему пионеру, разжалованному из комсомольцев, они преуспевали. И это даже несмотря на то, что ведущий иногда немного заступался за моё абсолютно тёмное имя. Телепередача : «„Васявщина“ — мировое зло или неизбежность». … Ведущий: Итак, мы вновь в эфире. Ведём разговор мы о Александре Васине, который без сомнения своей неуёмной деятельностью, повлиял на жизнь нескольких поколений, как в нашей стране, так и в мире. А раз так, то конечно же мы, со всей деликатностью и осторожностью должны высказываться о тех непростых временах. Ни для кого не секрет, что народ тогда жил плохо и даже очень плохо. Еда была в дефиците, есть было нечего, жить негде, и советский гражданин выживал как мог. Помните «колбасные электрички»? Эксперт №1: Помним, только это началось в «Перестройку», что проходила с 1980-го по 1981-й год. А в конце 70-х всё было более-менее нормально. Конечно, где-то могли быть перекосы, но не надо преувеличивать — нищих и голодных не было. И бездомных не было. Страна жила своей жизнью и развивалась. И могла бы развиваться и дальше. Для этого у неё были все предпосылки и возможности: население было грамотным, рабочий класс был многочислен, колхозников было много, строились заводы и школы, развивалась промышленность, и, конечно же, всё это обеспечивалось полезными ископаемыми, что добывались из наших недр, заметьте, нашими же добывающими предприятиями. По большому счёту, мы были настолько самодостаточными, что являлись миром в мире. И если бы в те годы можно было построить стену на границе СССР, которая бы отгородила нас от остальной части человечества, то мы бы не умерли, не зачахли и продолжили бы развиваться. Ведь у нас для этого есть, точнее, было всё, что нужно для постепенного и уверенного прогресса. Эксперт №2: Согласен с коллегой, но не во всём. Развитие, пусть и небольшое, могло бы быть в том случае, если бы «железный занавес» действовал не фиктивно, а в полную силу, и мы бы полностью воздержались от контакта с другими странами. Тогда бы тот строй, та идеология, что были, имели бы все шансы остаться как единственные. А вот при постоянном контакте с внешними игроками мы волей-неволей впитывали их культуру. Ведь после таких контактов с Западом в сознании людей начинала превалировать другая точка зрения, и многие хотели, чтобы у нас стало именно так, как там. Естественно, все они не знали и не понимали того факта, что для того, чтобы было как там, тем странам понадобились столетия для разорения Азии и Африки, а также уничтожение нескольких цивилизаций, например, Ацтеков, Майя и других. Да что там говорить, взять хотя бы геноцид индейцев Северной Америки. Сколько их сейчас осталось? Миллион? Два? И это на весь континент! Так что таким путем, каким шёл Запад, мы процветание получить не могли. Этого наши люди понимать тогда не хотели. Им хотелось всего и сразу. А так не бывает, вот и перестали мы быть самими собой. А ведь у нас был свой путь, и мы могли его пройти. Достаточно было просто развивать самих себя. Но для этого мы должны были замкнуться в себе. Ведущий: Как когда-то, сотни лет назад, это сделала Япония? Эксперт №2: А почему бы и нет? Ведущий: Но это же плохо. При таком варианте развития страны мы бы могли сильно отстать от ведущих мировых держав. И их передовые технологии, которых не было бы у нас, лишь увеличивали бы это отставание. Эксперт №3: Позвольте сказать: для того, чтобы подобного технологического отставания не было, есть специальные разведывательные структуры. Ведущий: Вы имеете в виду банальное воровство? Эксперт №3: Нет — не банальное. А просто воровство технологий. Ведущий: Но как же быть с лицензионным правом? Эксперт №3: О каком праве может идти речь, если речь идёт о выживании государства? Да и вообще, они ведь сами воруют и никакие лицензионные отчисления нам не платят. Хотите пример? Пожалуйста! Кто изобрёл радио? Попов! Кто фактически изобрёл сварку? Миткевич. Кто изобрёл телефон и телевидение? Тоже мы! А они своровали у нас сам факт изобретения и теперь утверждают обратное. Список их воровства бесконечен. И заметьте, никто никогда нам ничего не заплатил. И не заплатит. Почему? Да потому, что они наглые, а мы добрые. Так что пора поумнеть. И лозунг наш должен быть — никому ничего не давать, а брать у них как можно больше. Ведущий: Вы призываете к аморальному поведению. Эксперт №3: Я призываю быть сильными и вести себя, как и они. У нас же есть прекрасная народная мудрость: «Кто к нам с мечом придёт, тот от меча и погибнет!» Заметьте, не просто погибнет, а именно что погибнет от того же предмета, с которым и пришёл. В случае пословицы — это меч. В нашем случае — это должно быть изъятие технологий.