Часть 5 из 8 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Зато Кролик не аплодировал. Как и Лора. Первый выглядел чересчур озабоченным, а вторая словно не верила своим ушам.
— Питер, знаете, в чем проблема? — заговорил Кролик после паузы. — То, что вы нам сейчас выдали, в точности повторяет всю эту хрень из фальшивых досье по поводу «Паданца» в центральном архиве. Я прав, Лора?
Очевидно, что он был прав, так как она отозвалась мгновенно.
— Практически слово в слово, Кролик. Придумано с единственной целью — увести подальше того, кто сунет свой любопытный нос в эти дела. Такого профессора не существовало, а вся история сфабрикована от начала до конца. Но звучит красиво. Если надо было спрятать операцию «Паданец» от шустрых глаз Хейдона и ему подобных, фальшивое досье в центральном архиве — идеальная дымовая завеса, так что все это имеет смысл.
— А знаете, что не имеет смысла, Питер? — подхватил Кролик. — То, что перед нами сидит старый человек и впаривает нам ту же белиберду, которую вы и Джордж Смайли и остальные члены Секретки впаривали когда-то. — Тут он позволил себе легкий дружелюбный прищур.
— Видите ли, Пит, мы подняли старую финансовую отчетность всемогущего Хозяина, — пришла мне на помощь Лора, пока я обдумывал свой ответ. — Его черный фонд. Хотя это его личные деньги для манипуляции тайным голосованием, но все равно приходится отчитываться. Я понятно выражаюсь, Пит? — Она говорит со мной как с ребенком. — Он передавал эти деньги из рук в руки своему доверенному лицу в Казначействе. Оливеру Лейкону, впоследствии сэру Оливеру, ныне покойному лорду Лейкону из Западного Аскота…
— Может, вы объясните, какое все это имеет отношение ко мне?
— Самое прямое, — невозмутимо отвечает Лора. — В своем финансовом отчете Казначейству, предназначенном исключительно для одного Лейкона, Хозяин называет имена двух сотрудников Цирка, которые при необходимости предоставят полную и исчерпывающую картину всех затрат, связанных с операцией под кодовым названием «Паданец». На случай, если дополнительные расходы будут поставлены под сомнение потомками. Хозяин в этом отношении (другие оставим на его совести) всегда отличался благородством. Первый сотрудник — Джордж Смайли. Второй — Питер Гиллем. Вы.
Кролик как будто ничего этого не слышал, опустив голову, погруженный в бумаги, скрытые от меня и требующие его безраздельного внимания. Но вот и он подал голос.
— Лора, расскажите ему про конспиративную квартиру, которую вы обнаружили. Тихая квартирка Секретной службы, где Питер складировал все украденные им досье. — Он сказал это как бы между прочим, слишком занятый другими важными делами.
— Ну да, существует конспиративная квартира, как сказал Кролик, фигурирующая в финансовых отчетах, — с готовностью объяснила Лора. — А при ней домохозяйка и, мало того, — негодующе, — некий загадочный джентльмен по фамилии Мендель, не упоминаемый ни в каких документах Службы и нанятый Секреткой как агент исключительно для операции «Паданец». Двести фунтов в месяц, падающие на его счет в почтовом отделении Уэйбриджа, плюс на дорожные и прочие расходы еще пара сотен, подотчетные деньги с анонимного счета под контролем процветающей юридической компании. А управляет этим счетом, по доверенности и в полном объеме, Джордж Смайли.
— А кто такой этот Мендель? — поинтересовался Кролик.
— Вышедший на пенсию полицейский, — ответил я на автопилоте. — Имя — Оливер. Не путать с Оливером Лейконом.
— Где и как его завербовали?
— Давнее знакомство. Джордж с ним уже успел поработать в другом деле. Джорджу нравилась линия его носа. Нравилось, что он не принадлежит Цирку. Джордж называл его глотком чистого воздуха.
Устав от беседы, Кролик вдруг откинулся на спинку стула и замахал кистями рук, словно расслабляясь во время долгого полета.
— Давайте попробуем взглянуть правде в глаза. — Он подавил зевоту. — Черный фонд Хозяина в настоящий момент является единственным достоверным источником, который а) проливает свет на цели и предпринятые действия в операции «Паданец» и б) подсказывает, как нам защищаться от необоснованных гражданских акций и частных исков против Службы и лично против вас, Питер Гиллем, поданных Кристофом Лимасом, единственным наследником покойного Алека, и Карен Голд, незамужней женщиной, единственной дочерью покойной Элизабет, она же Лиз. Вы про это что-нибудь слышали? Ну конечно. Только не говорите, что для вас это удивительная новость.
Развалившись на стуле и пробормотав себе под нос «Гос-споди», он ждал моей реакции. И, видимо, она заставила себя ждать, потому что я помню, как он властным тоном подстегнул меня: «Ну?»
* * *
— У Лиз Голд был ребенок? — слышу я собственный голос.
— Напористая копия матери, судя по ее последним действиям. Лиз исполнилось пятнадцать лет, когда ее обрюхатил какой-то олух из ее школы. По настоянию родителей она отдала младенца в приемную семью. При крещении девочка получила имя Карен. Хотя, может, ее и не крестили. Она ведь еврейка. Повзрослев, упомянутая Карен воспользовалась своим законным правом узнать, кто были ее настоящие родители. А дальше, вполне понятно, ее заинтересовало, где и при каких обстоятельствах погибла ее мать.
Он взял паузу на случай, если у меня возникнут вопросы. И вопрос, пусть не сразу, возник: как Кристоф и Карен узнали наши фамилии? Но был проигнорирован.
— Карен в ее поисках правды и примирения активно поддержал Кристоф, сын Алека, который, о чем она тогда не ведала, еще с тех пор как была разрушена Берлинская стена, лез из кожи вон, чтобы узнать, как и почему погиб его отец, — в чем, должен сказать, ему совсем не помогала Служба, которая делала все возможное, чтобы поставить на их пути самые охренительные препятствия, какие только можно себе вообразить, и даже больше. К сожалению, все наши усилия оказались контрпродуктивными, даже несмотря на то, что у германской полиции список претензий к Кристофу Лимасу длиннее вашей руки.
Очередная пауза. Я не задаю вопросов.
— И вот двое истцов объединили свои усилия. Они убеждены, и небезосновательно, что их родители погибли в результате, можно сказать, пятизвездочной неразберихи, устроенной этой Службой и персонально вами и Джорджем Смайли. Они требуют полного разоблачения, возмещения ущерба и публичных извинений с обнародованием всех имен. Вашего, в частности. Вы знали, что у Алека Лимаса есть сын?
— Да. А где Смайли? Почему на этом месте не сидит он?
— А вам известно, кто его счастливая мать?
— Немка, которую Алек встретил во время войны, работая в тылу противника. Позже она вышла замуж за дюссельдорфского адвоката по фамилии Эберхардт. Он усыновил мальчика. Так что он не Лимас, а Эберхардт. Я спросил, где сейчас Джордж.
— Потом. И спасибо вам за такую прекрасную память. А другие знали о существовании сына? Другие коллеги вашего друга Лимаса? Нам и без вас это было бы известно, но, видите ли, его досье украли. — Ему надоело ждать моей реакции. — Было ли известно в самой Службе или на периферии, что у Алека Лимаса есть бастард по имени Кристоф, живущий в Дюссельдорфе? Да или нет?
— Нет.
— Это еще почему?
— Алек не распространялся о своей личной жизни.
— Вы, очевидно, были исключением. И вы с ним встречались?
— С кем?
— С Кристофом. Не с Алеком, разумеется. Кажется, вы опять решили не включать мозги.
— Ничего подобного. Отвечаю: нет, с Кристофом Лимасом я не встречался. — А про себя думаю: зачем баловать человека правдой? И, пока он переваривает мои слова, еще раз напоминаю: — Я вас спросил, где сейчас Смайли.
— А я проигнорировал ваш вопрос, как вы могли заметить.
Молчание, во время которого мы собираемся с новыми силами, а Лора задумчиво поглядывает в окно.
— Кристоф, будем называть его так, — монотонно продолжает Кролик, — парень небесталанный, Питер, даже если эти таланты криминального или полукриминального толка. Возможно, это гены. Убедившись в том, что его настоящий отец погиб возле Берлинской стены, с восточной стороны, он сумел добраться (каким образом, мы не знаем, но это вызывает уважение) до вроде бы закрытых архивов Штази и узнал три важных имени. Ваше, покойной Элизабет Голд и Джорджа Смайли. Через несколько недель он уже напал на след Элизабет, а затем, через государственные архивы, на след ее дочери. Было назначено свидание. Далекие друг от друга персонажи сблизились — до какой степени, не нам судить. Эта парочка проконсультировалась с высоконравственным, помешанным на правах человека адвокатом в сандалиях на босу ногу — из тех, что готовы стереть эту Службу в порошок. В ответ мы думаем предложить истцам целое состояние в обмен на их молчание, но прекрасно понимаем, что тем самым лишь подтверждаем обоснованность их притязаний и как бы подталкиваем к тому, чтобы еще усилить давление. «Подавитесь, черти, вашими деньгами. Пусть заговорит сама История. Мы вырежем эту опухоль. Мы сделаем так, чтобы полетели головы». Ваша, боюсь, одной из первых.
— И Джорджа, надо полагать.
— В результате мы имеем нелепый шекспировский сюжет: призраки двух жертв демонического Цирка являются в образе их отпрысков, чтобы бросить нам в лицо страшные обвинения. До поры до времени нам удается сдерживать массмедиа, давая им понять — не то чтобы искренне, но какое это имеет значение? — что если Парламент самоустранится и уступит дорогу судебному процессу, дело будет слушаться при закрытых дверях, скромно и тайно, и мы сами будем решать, кого пускать в зал. В ответ истцы, подталкиваемые своими неугомонными защитниками, говорят: «Хрен вам, нам нужен открытый суд, нам нужны полные разоблачения». Вы наивно спросили, откуда Штази знает ваши фамилии. Разумеется, от московского Центра, который им все слил. А московский Центр? Ну разумеется, от нашей Службы, еще раз спасибо труженику Биллу Хейдону, у которого в то время были развязаны руки, и это продолжалось еще шесть лет, пока святой Георгий не прискакал на белом коне и не выкурил его оттуда. Вы по-прежнему поддерживаете отношения?
— С Джорджем?
— С Джорджем.
— Нет. Где он сейчас?
— И уже давно не поддерживаете?
— Нет.
— Когда в последний раз?
— Восемь лет назад. Десять.
— А если подробнее?
— Я был в Лондоне и зашел к нему.
— Куда?
— На Байуотер-стрит.
— И как он выглядел?
— Спасибо, хорошо.
— Мы ищем его там и сям. А ветреница Энн? С ней вы тоже не поддерживаете связь? Связь в переносном смысле, разумеется.
— Нет. И, если можно, без намеков.
— Ваш паспорт.
— Зачем?
— Тот, который вы предъявили на проходной. Ваш британский паспорт. — Он протягивает руку.
— Не понимаю, зачем?
Я все равно отдаю ему паспорт. А что мне остается? Драться с ним?
— А остальные? — вдумчиво листая страницы. — В свое время у вас была куча паспортов под разными фамилиями. И где они?
— Все сдал. Отправились в шредер.
— У вас двойное гражданство. Где ваш французский паспорт?
— Мой отец англичанин, я служил Англии, мне достаточно британского. Я могу получить его обратно, с вашего позволения?
Но он уже исчез за пюпитром.
— Лора, ваша очередь, — Кролик снова обнаруживает ее присутствие. — Нельзя ли немного поподробнее о конспиративной квартире на Уиндфолл-стрит?
Игра проиграна. Я врал до последнего. Но патроны закончились, бобик сдох.