— Найдется сигаретка, прежде чем зайдем в дом? — спрашивает Карен. — Мои кончились, а мне надо успокоиться. — Держи, freeloader[16]. — Как она? — Карен делает глубокую затяжку. — Ничего. Синяков полно, но хуже всего, что она ужасно боится. — А дети? Они поняли, что случилось? — Не знаю. Они маленькие, а Эйлин, похоже, привыкла скрывать от них правду. Типа, мама упала и ушиблась… — И они делают вид, что верят. Чтобы не расстраивать ее. Дети понимают куда больше, чем мы воображаем. — Возможно. Но так или иначе, сейчас они спят. Сигрид показала им кучу всяких новых компьютерных игр, накормила шоколадом, оставшимся от Рождества, короче говоря, отвлекла их. Они, должно быть, считают ее даром Божиим человечеству. — Может, так оно и есть, — с улыбкой отвечает Карен. Неожиданно Лео обнимает ее за шею, привлекает к себе. Крепко обнимает несколько секунд, потом отпускает. — Никогда так не радовался встрече с полицейским. * * * Эйлин лежит на боку, одной рукой обнимая детей, и Карен вдруг осознает, как давно их не видела. Миккелю, пожалуй, уже четыре, а Тюре — пять. С печальной улыбкой она вспоминает, как отчаянно Эйлин хотела стать матерью после несчетных выкидышей в предыдущем браке. Как Бу Рамнес переменил всю ее жизнь, и меньше чем через полгода она забеременела. И как с его появлением Эйлин мало-помалу исчезла из их будничной жизни. Они видели, как она боролась за свои новые отношения и одновременно за то, чтобы сохранить своих друзей. Слышали, как она почти умоляющим тоном пыталась убедить их, что Бу, конечно, рад бы повидаться с ними, но он как раз сейчас ужасно занят на работе. Больше ни спонтанных звонков, ни завтраков в городских кафе, ни походов в дункерские бары, ни поездок по выходным в Копенгаген или Эдинбург. Сожалеющие отказы от приглашений на праздники, все больше звонков на автоответчик. Однако никто не усомнился, что Эйлин была счастлива, когда родилась Тюра и они — Карен, Эйрик, Коре и Марике — всей компанией без спросу нагрянули к ней в больницу. В тот раз даже Бу встретил их благосклонно и гордо показал дочку. После этого было предпринято еще несколько попыток сохранить дружбу. Несколько походов в дункерские кафе, с Тюрой в коляске, однажды обед в гавани. А потом ужин у них дома, в Глитне. За сдержанно-учтивой беседой они старались не замечать, ка́к Бу смотрит на татуированные руки Коре на белой дамастовой скатерти. Да, старались. А потом, всего годом позже, родился Миккель, нежданный подарок. В тридцать девять лет Эйлин наконец получила то, о чем мечтала. И сейчас, когда она резко просыпается, вид у нее такой, будто она потеряла все. Инстинктивно она вскакивает, жмется спиной к стене, с ужасом глядя на дверь. В следующий миг ноги у нее подкашиваются, и, закрыв лицо руками, она медленно опускается на пол. Два шага — и Карен рядом. — Ну-ну, малышка… — Она садится на корточки рядом с Эйлин. — Мы все уладим. 53 Сердце разрывается смотреть на нее, Карен приходится сделать над собой усилие, чтобы не отвести взгляд. Один глаз почти совершенно заплыл, на разбитой губе черным пятном запеклась кровь. И все же теперь Карен понимает, что самое страшное скрыто под толстым халатом. Почти полчаса они сидели на полу в спальне, Карен успокаивала подругу, осторожно гладила по голове. Ни слова, только тихие слезы, от которых все худенькое тело пронизывала дрожь, и всхлипы, мало-помалу сменившиеся спокойным дыханием. Чтобы не разбудить детей, Карен шепотом велела Эйлин идти с нею в ванную, помогла ей раздеться, и открывшаяся картина заставила ее невольно стиснуть зубы. Ей и раньше доводилось видеть такое — спины сплошь в синяках побоев, безнадежную защиту от мужей, наносящих удары. Плечи в следах жестоких пальцев, порванные мочки ушей, из которых вырвали сережки, запекшуюся кровь на затылке, которым били об стену. Да, все это она видела: в доходных домах Горды и Мурбека, в опрятных таунхаусах Санде и Лемдаля и в шикарных особняках Тингваллы и Глитне. Но никогда не видела такого в собственной ванной. — Так надо. — Карен достала мобильник. И отключив все чувства, как привыкла на несчетных осмотрах мест преступления, сделала то, что нужно. Под звуки льющейся в ванну воды, не говоря ни слова, быстро сфотографировала травмы, у Эйлин даже протестовать не было сил. Затем Карен вышла, но дверь оставила приоткрытой. Слушая, как Эйлин с тихим стоном погрузилась в воду, она прислонилась спиной к стене и крепко зажала рот ладонями. * * * Сейчас они сидят на кухне. Шторы тщательно задернуты, верхний свет погашен. Только латунный подсвечник, стоящий на столе с Рождества, озаряет помещение. Лео и Сигрид деликатно удалились в гостиную, и сквозь закрытую дверь до Карен доносятся звуки вроде бы какого-то американского боевика. Она подозревает, что оба смотрят на экран невидящим взглядом. С таким же устремленным на скатерть пустым взглядом сидит и Эйлин, обхватив ладонями кружку какао, сдобренного изрядной порцией виски. Карен и себе плеснула на два пальца в обычный стакан для воды. — Можешь рассказать? Эйлин медленно качает головой, поднимает взгляд, секунду смотрит ей в глаза и снова глядит в стол. — Мне ужасно стыдно, Карен. И я знаю, что́, по-твоему, должна сделать, но, если я заявлю на него, будет только хуже. Фактически я тоже виновата, что все стало вот так. — Я не собираюсь ни к чему тебя принуждать, — мягко говорит Карен. — Отныне ты сама все решаешь. Все, кроме одного. Эйлин смотрит в чашку. — Ты больше никогда не скажешь, что сама виновата. Даже думать так не станешь. Слышишь? По-прежнему тишина, только шмыгающий звук и быстрое движение руки, утирающей нос. — Я не раз видела такое, — говорит Карен, — и знаю, что́ будет, если ты вздумаешь вернуться. Это лишь вопрос времени. Эйлин медленно качает головой: — Он никогда не даст мне уйти. — Ты уже ушла. Уже оставила его, худшее теперь позади. Эйлин поднимает голову, едва ли не сочувственно смотрит Карен прямо в глаза и безрадостно улыбается краешком губ: — Все только-только начинается. Неужели ты не понимаешь? Карен ждет. — Ты что же, уже пыталась? — немного погодя спрашивает она. — Два раза. Вскоре после рождения Миккеля и еще в начале прошлого года. — Что произошло? Выпей сперва немного, согреешься, — добавляет она и смотрит, как Эйлин послушно поднимает кружку и кривится, задев разбитую губу. Карен к своему стакану не прикасается. — Первый раз я ушла всего на несколько кварталов. Подхватила детей и вышла за дверь, не зная, куда идти. Идиотизм, конечно, через пять минут он заметил и на машине догнал нас на Каупинггате. — Что тогда случилось? — На время он притих, будто сам испугался содеянного. Обещал, что такого никогда больше не случится, ну, ты же знаешь… — Он тогда впервые тебя избил? — Впервые до крови. До того он обычно крепко, до синяков, сжимал мне руки или хлестал по щекам. Словом, в тот раз я и ушла, потому что увидела кровь на диване. Он ударил меня в нос, — добавляет она. — Думаю, не нарочно. Карен на миг зажмуривается, обуздывает гнев. Не сейчас, не сейчас. — А что было в следующий раз? Эйлин снова поднимает кружку, но тотчас ставит ее на стол. — Тогда я планировала уйти от него. Собрала сумку с самым необходимым для детей, взяла машину. Сбежала, как только он уехал на работу, поехала на Фрисель. Папа унаследовал там дом после родителей. Маленький такой домик, много лет они его сдавали, а потом он некоторое время пустовал. Мы никогда о нем не говорили, и я была уверена, что Бу про него не знает. И все-таки через сутки он нас нашел. Ему помогли, так он сказал. И он всегда меня отыщет. Она проводит ладонью по лбу. И тотчас цепенеет, смотрит на окно. — Это рябина, — говорит Карен, пытаясь скрыть, что и сама испугалась. — Ветки на ветру задевают стекло… Думаешь, твои родители могли ему сказать? — продолжает она, когда Эйлин отводит взгляд от окна. — Рассказали про домик на Фриселе? — Они тогда были за границей. Позднее я спросила, не звонил ли им Бу. Соврала, что он, мол, хотел о чем-то спросить папу. Но они сказали, что он не звонил. Должно быть, узнал про домик другим способом. Ведь есть еще реестры недвижимости, я полагаю. К ним Бу Рамнес доступа не имеет, думает Карен. Вообще-то через областные сайты любой может легко выяснить, кому принадлежит та или иная конкретная недвижимость, но имеет ли кто-то недвижимость в таком-то месте, выяснить не удастся, в этом плане традиционное доггерландское законодательство четко ограничительно. Только полиция и прокуратура имеют доступ к информации о физических лицах — к реестрам, касающимся доходов, средств, долгов, рыболовных прав и недвижимости отдельных граждан. Бу Рамнес мог узнать, что у отца Эйлин есть недвижимость на Фриселе, только через полицейского или прокурора.