Полковнику Сезнеку было лет пятьдесят, не меньше. Судя по внешнему виду, он не вылезал из казематов несколько месяцев. Отсутствие солнечного света сказалось на его одутловатом лице. Кожа была какой-то серой, а жесткая щетка усов придавали ему старческий вид. Но подбородок и щеки тщательно выбриты, короткая стрижка сразу показывала, что не все так плохо у человека. За собой он следил. Не удивительно, что в этом каменном колодце многие имеют такой цвет лица. — Господин шкипер, — коротким кивком полковник отправил конвой восвояси. — Я вызвал вас для дачи показаний. Мне уже доложили о вашем необычном побеге из пиратского плена. Хотелось бы лично услышать эту историю. Присаживайтесь… Я сел на потертую лавку и прислонился к выкрашенной темно-синей краской стене. Кабинет Сезнека с массивным столом и парой канцелярских шкафов, как и сам его хозяин, навевали тоску. Единственное окошко с большущим подоконником выходило во внутренний двор цитадели, и недостаток солнечного света в помещении компенсировался магическим фонарем. Комендант слушал меня внимательно, иногда что-то записывал скрипящим пером на лист бумаги, потирал подбородок и периодически пронзал меня взглядом холодных серых глаз. Я не собирался выдавать полковнику сверх того, что уже рассказал Латторе. Перебьется. И вообще, меня напрягало, что за окном уже сгустились сумерки, а я до сих пор нахожусь в крепости. — То есть вы утверждаете, шкипер, что так легко захватили пиратское судно с помощью своих матросов, не имевших опыта боевых действий? — Почему же не имевших? — пожал я плечами. — В Халь-Фаюме частенько приходится защищать свое добро кулаками, а не только словом. Команду я подбирал не один год. Многие из них имели шальное прошлое, отрицать не буду. Но все, кто служил мне, ни разу не дали усомниться в своих способностях. Да, мы сумели отбить корабль у пьяных и расслабившихся пиратов, но не считаю это каким-то достижением. — Вы утверждаете, что они ходили в какой-то рейд, после которого поползли слухи о нападении на королевский караван с золотом. — Да, об этом успехе кричали на каждом шагу, — кивнул я. — Но я, честно скажу, не верил. — Тем не менее, на архипелаг вернулось очень мало кораблей, так? — Ну… У Лихого Плясуна было то ли десять, то ли одиннадцать кораблей, — я сделал вид, что задумался. — Вернулось всего пять. На одном мы убежали. Теперь у них четыре… Полковник кисло улыбнулся и встал. Хрустнул суставами пальцев, разминая их. — Как погиб Лихой Плясун? — неожиданно спросил он. — Увы, господин полковник, мне неизвестно… — Некто с вашего судна утверждал, что именно вы убили командора в поединке и встали на его место. — Да бред какой-то! — я засмеялся, а в душе запиликал сигнал тревоги. Фальтус, сучонок! Это он своим языком намолол дерьма! — Кто такой Лихой Плясун и я? Опытный убийца против обыкновенного торговца. И о каком поединке вы говорите? Не понимаю. — Поединок за право встать во глава флотилии Плясуна и обратить на себя внимание молодой особы — леди Толессо. — Господин комендант! Вы сами вслушайтесь в то, что говорите! — я не на шутку заволновался. — Я купец, торгаш! Не воин, не бретер, в конце концов! Зачем мне идти на конфликт с пиратом и рисковать жизнью? Неужели это леди Толессо выдумала подобное? — Нет, — коротко ответил полковник, и дальше не стал распространяться. — А-аа! Так это мальчишка все выдумал! Мичман Фальтус, кажется… Ну, вы сами-то верите в байки, рассказанные человеком, чудом избежавшего смерти? Может, у него с головой не все в порядке? Я выразительно постучал пальцем по виску. — Кому верить, а кому — нет, позвольте выбирать мне, — строго сказал Сезнек. — В вашей версии произошедшего много натяжек и нестыковок. Да и сама история шита белыми нитками. Я люблю сказки, но не доходящие до абсурда. Комендант прошелся по комнате, невыносимо поскрипывая сапогами. — Захват пиратского корабля, на котором — вот удача! — стоят заряженные гравитоны. Тут же находится левитатор, умеющий перенастраивать боевые кристаллы под свою ауру. Леди Тира Толессо, похищенная пять лет назад морскими разбойниками, а с нею — считавшийся погибшим мичман с корвета, сопровождавшего караван на Эмитез. Я ничего не забыл? Кстати, хорошо бы выяснить, откуда гравитоны на пиратском судне и где их умудрились раздобыть? Пожимаю плечами. Сейчас любое слово будет обвинением против меня. Пока молчу, прикидываю стратегию защиты. — Что ж, честным вы быть отказываетесь, — не стал давить Сезнек. — Ваше право. Я дал команду послать на ваш бриг отряд стражи, чтобы экипаж не сотворил глупость. Все имущество будет опечатано и взято под наблюдение. — Несправедливо! — воскликнул я. — О какой справедливости вы сейчас говорите? — вздернул брови комендант. — Вы все — сиверийцы, пусть давно и не живете в империи. А у нас с Сиверией война, на минуточку! Эти факты заставляют меня с недоверием относиться к вашим словам. И да, вы правы: я охотно поверю дарсийскому мальчишке, чем матерому мужику из Сиверии. Стража! В кабинете нарисовались два амбала с палашами на боку. Вытаращили от усердия глаза и смотрят на полковника. — Определите господина шкипера в свободный номер. Никаких побоев и притеснений! Кормить по суточной норме цитадели! — Слушаемся! — рявкнули служаки. Делать нечего. Встаю и выхожу в коридор, где меня сразу сжали с двух сторон. Что-то подобное я предполагал. Фальтус сдал нас с потрохами. Как еще не рассказал, что именно я водил пиратов на «золотой караван»! Надеюсь, Тира вовремя прищемила ему язык! Иначе полковник вздернул бы меня на плацу без суда и следствия. Полномочия у Сезнека должны быть огромные. Суржа — военный город и морская база. Тут не до сантиментов. Меня долго вели по извилистым коридорам, похожим на выгрызенные гигантскими червями ходы в камне. Вспоминаю, что известно о крепости Суржа. Построена на гранитном основании, выходящим к морю. Цитадель возводили не один десяток лет, угробили кучу рабов, привлекали даже магов, чтобы углубиться в горные породы. Меня, по-видимому, ведут в самое основание крепости. Не хотелось думать, какая тяжесть находится над моей головой. Случись обвал — придавит как букашку. — Заходи, — буркнул один из сопровождающих и распахнул узкую дверь с маленьким оконцем, которое сейчас было прикрыто железной задвижкой. — И не вздумай шуметь. Здесь не любят беспокойных сидельцев. Тюремная камера с узкой шконкой с соломенным матрасом и грубым одеялом. В углу — жестяное ведро с характерным запашком. На каменном выступе, играющем роль стола, примостился магический фонарь, дающий хоть немного света. Окна нет. Хрен сбежишь. Дверь захлопывается, отрезая меня от внешнего мира. Н-да, вот это нора. Если рассуждать здраво, гноить меня просто так не станут. Скорее всего, посадили на пару-тройку дней, чтобы как следует довести до кондиции, а потом выдавить с меня все, что я знаю. Наивными дарсийцы не были. Корабль, на котором мы шли, пиратский. Да еще с похищенной и пропавшей пять лет назад Тирой. Странность, которую нужно распутать до самого конца. Я лег на шконку, прикрылся тонким потертым шерстяным одеялом и заснул. * * * «Мариновали» меня два дня, не меньше. Я это определил по кормежке, которую исправно приносили в камеру каждые несколько часов. Ничего особенного: каша на воде, кусок хлеба, жидкая гороховая или бобовая похлебка с волокнами мяса. Лишь бы не сдох раньше времени. Парашу, слава богам, выносил какое-то зачуханное существо в рванье. Может, какой-нибудь каторжанин, трудящийся в цитадели на благо королевства. Отрабатывает свои преступления… Дверь со скрежетом распахнулась, и в каморку зашел старик в богатых одеждах. На нем был темно-коричневый камзол с серебряными пуговицами, на обшлагах вьются золотые нитки, сплетаясь в замысловатые узоры. Кожаные башмаки, белые чулки, на голове шляпа с серебряной пряжкой. Постукивая тростью, старик прошел к шконке, брезгливо поправил одеяло, чтобы не садиться на продавленный матрац. — Закрой дверь, — густым повелительным голосом произнес он, и стражник мгновенно исполнил приказание. Я с любопытством смотрел на странного посетителя, стоя у противоположной стены. Только что провел комплекс гимнастики, чтобы мышцы не застаивались, поэтому постарался быстрее привести учащенное дыхание в норму. — Догадываешься, кто я такой? — недовольно буркнул старик. — Эррандо Толессо, — киваю в ответ. Признаться, я ждал его посещения, но отбрасывал эту мысль как мало осуществимую. Значит, Тира не бросила меня. — Соображаешь, — хмыкнул дед. — Внучка мне мозг выклевала, требуя, чтобы я поспешил в Суржу спасти какого-то молодого авантюриста. — Вы были рады видеть леди Тиру? — Не твоего ума дела, парень! — старик Толессо засопел. Видимо, получил от любимой внученьки по полной программе. Представляю, сколько нового узнал Эррандо про себя! — А где она сама? — подпирая стену, спросил я. — Дома! Нечего ей разъезжать и хлопотать за проходимца. — Я не проходимец. — Помолчи! Я еще не разобрался окончательно, что за хитрость ты затеял, спасая девчонку. Вся ваша история побега необычна, но не настолько, чтобы я расплакался от умиления. Чего ты хочешь за Тиру? — Она вам не говорила? — А сам не в состоянии сказать? Или язык отсох? — пристукнул тростью Эррандо. — Говори, чего надо. — Во-первых, вытащить меня из этого клоповника. Второе, дать достойную награду, помочь с дворянским титулом. Деньги на это дело есть. Хочу осесть в Дарсии и начать новую жизнь. Ну и прошу руки вашей прекрасной внучки. Наступило зловещее молчание. Я внезапно услышал треск дерева. Этот неласковый дедуля так сжал трость, что она едва не раскололась. Нихрена себе, силища у пенсионера! — Не много ли хочешь, щенок сиверийский? — О, вы уже знаете, кто я такой? — надо понахальнее с дедушкой. А то возомнил себя пупом земли. — В таком случае, грубость с вашей стороны неприемлема. Не заслужил я ее. Давайте договариваться. Вы бы знали, сколько сил я затратил, чтобы уговорить леди Тиру вернуться домой! Она очень обижена… — На кого она обижена, знаю. Переживу, не маленький. Награду свою получишь… Когда выйдешь отсюда. Но насчет дворянства не ко мне вопрос. С кем договаривался, с того и требуй. — Он не слишком спешит сюда, — ухмыльнулся я. — Думаю, скоро появится, — Эррандо положил трость на колени и задумался. — Вижу, гнильцы в тебе нет. И внучке моей помогал от души. А она всегда была девочкой прямой, ложь и двуличие человеческое видела ясно. Твою хитрую игру различила бы мгновенно. Поэтому и не доверяла Лихому Плясуну. И ты правильно обозначил свою позицию. Любишь деньги — это правильно, ненавижу тех, кто краснеет, когда ему предлагаешь за услугу, ломается как девственница, а у самого душа продажная, как у шлюхи. Помощь бывает бескорыстной, я понимаю. Но не в таком случае… Я открою счет в банке Скайдры на твое имя. Кстати, на какое? — Игнат Сирота. — Хм, ладно. Пятьдесят тысяч полновесных золотых риалов устроят? — Мало свою внучку цените, уважаемый! — Цыц! Каков нахал! Ты еще и торгаш! — Таким родился, — развел я руками. — Двести тысяч. Сами понимаете, риски огромные. Надо еще дворянство свое как следует укрепить. Взятки, рты заткнуть недовольным, ну и прочие неудобства. Эррандо впервые посмотрел на меня с интересом. Что-то в его седой голове закопошилось. — Крови не боишься? — неожиданно спросил старик. — Не боюсь, но зря лить не собираюсь.