Глава 1 Чейз Временами, когда не могу уснуть, я пялюсь в потолок. Не то чтобы я наслаждаюсь тем, что просыпаюсь посреди ночи, просто в последнее время, похоже, у меня нет особого выбора. В моей голове включается звонок тревоги, который срабатывает каждый раз, когда я чувствую, что она где-то рядом. Это, определенно, происходит неосознанно. Просто как факт. Обычно, когда это происходит, я жду. Я жду, потому что знаю, рано или поздно я услышу звук открывающегося окна, и, так же, как и последние несколько месяцев, Куинн осторожно проберется в него с единственной целью – забраться ко мне в постель. Окно скрипит, пока она с осторожностью поднимает его, стараясь не шуметь. Как всегда, оно застревает, и она оставляет его открытым, затем направляется к моей постели. Это происходит не впервые, когда она пробирается в мою комнату прямо перед восходом солнца, когда ночь все еще темна, и я надеюсь, что это не последний раз. Если все, что у меня есть – эти моменты, крохи времени, которые она позволяет себе провести здесь, я приму это. Большинство людей подумают: хорошо тебе, мужик. В твоей постели посреди ночи оказывается девчонка. Зачетно, верно? Ага, не особо. Знаете, Куинн – единственная девушка, которую я когда-либо любил, но, кроме этого, она еще и обладательница волшебного титула единственной девушки, которая когда-либо разбивала мне сердце. Она пробирается посреди ночи в мою постель не потому, что хочет меня, нет. Куинн пробирается посреди ночи в мою постель вообще без причин. По крайней мере, только это я могу предположить, так как она никогда со мной не разговаривает. Только лежит рядом со мной, пока я легонько потираю ее спину, и когда она чувствует, что пришло время уходить, она делает это. Сегодня ночью я решаю попробовать что-то немного новенькое. Я хочу, чтобы она сказала мне, что между нами еще не все кончено. Не знаю, зачем, но просто делаю это. – Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я, прижимаясь подбородком к ее макушке, пока ее щека прижата к моей груди. Должно быть, она не ожидала, что я что-то скажу, потому что она отклоняется, чтобы посмотреть на меня удивленными широко открытыми глазами. Проходит минута, прежде чем она отвечает, и даже тогда это не совсем ответ. – Ш-ш-ш-ш, – она прикладывает палец к моим губам, заставляя меня замолчать, а затем сворачивается у меня на груди, лицом утыкаясь мне в плечо. Я глубоко вздыхаю. Она пахнет, как дождь и морской бриз. Она пахнет, как мое детство. С этой девочкой связано так много воспоминаний. С того момента, как мы встретились на игровой площадке, когда нам было по пять лет, до момента, восемь месяцев назад, она была моей. В течение часа мы лежим в тишине, я обнимаю ее за плечи, прижимая ближе. С каждым разом, который мы проводим вместе, как сейчас, мне все сложнее и сложнее игнорировать те чувства, которые я до сих пор испытываю к ней. – Что все это означает? – я, кажется, часто задаю этот вопрос. Я знаю ответ на него, но мне интересно, собирается ли она вообще объяснить мне все это. Полагаю, в какой-то степени в этом есть и моя вина. Она приходит ко мне за комфортом. Куинн всегда знала, что передо мной она может развалиться на части, и я всегда буду рядом, чтобы собрать ее воедино. Мой вопрос как будто физически касается ее тела, и оно каменеет. Отклонившись назад, она кусает губы, задумавшись, от ее лица исходит какая-то нервная энергия. Ее глаза выглядят безжизненными, она бесцветная копия девушки, которую я знал раньше – девушки, которой я отдал свое сердце. – Ничего. Это не ничего. – Я должна идти, – Куинн выпутывается из моих объятий и садится. Я не хочу, чтобы она уходила, но она уже закрылась в себе. Удивляет меня то, что она не уходит. Вместо этого она сидит на краю кровати, не спуская взгляда с окна. В тот момент, когда я этого меньше всего ожидаю, она разворачивается ко мне. – Прости меня, – приглушенно говорит она, переводя взгляд прямо на меня. Она поднимает руки с колен и обхватывает мое лицо, а взгляд перемещает с глаз к моему рту. Медленно она наклоняется и оставляет мягкий поцелуй на моих губах. Задерживается, даря мне надежду на то, что она увидела, что я не хочу больше ничего, кроме как любить ее. Я думаю, она собирается отодвинуться, но не делает этого, а кладет свои руки на мой затылок, заваливая меня на матрас. Я не двигаюсь. Я почти пугаюсь, когда она углубляет поцелуй, подключая язык. Поцелуй наполнен страстью, он становится более интенсивным, будто она хочет большего. Каждое движение наших губ будто отвечает на невысказанные вопросы, что все это значит? Не уверен, что кто-то из нас знает ответ. Все, что я знаю, что отчаянно хочу большего. Возбуждение проходит через все мое тело, и она это чувствует, когда прижимается ко мне. Из моей груди вырывается легкий стон, я не в силах сдержать себя и с осторожностью, чтобы она не почувствовала моего веса, перекатываю ее на спину. С ее губ слетает маленький вздох, и я снова стону. Это обычная наша реакция, когда наши тела берут над нами верх. Вот почему я не могу оставить ее одну. Она нужна мне так же сильно, как и я ей. Одну руку перемещаю на ее щеку, пока другой рукой медленно спускаюсь по ее изгибам. Она хоть понимает, как сильно я ее хочу? Нет, она просто не в силах это понять. На самом деле, да, она может это почувствовать между своих ног. Пальцами я пробираюсь под ее толстовку и оголяю кожу, к которой давно не прикасался. Не похоже, что с ее стороны есть какие-либо сомнения, когда она шире раздвигает бедра, позволяя мне втиснуть свои. Естественно, я твердый, и она, наконец-то, это чувствует. Она выдыхает и прижимается своим ртом к моему, и, клянусь, я слышу, как с ее губ срывается мое имя. Уверен, что все это ошибка, и мы оба это знаем, но не похоже, что это ее останавливает. Пока это происходит со мной, мне неважно, к чему это нас приведет. Закрыв глаза, я позволяю себе почувствовать ее тело, изгибающееся подо мной. Я буквально впитываю ее, как дождь, что бьет по моему окну. Ее поцелуи делают меня слабым, опьяневшим, и я знаю, она ищет ответ на вопрос, на который я не могу ответить. Неважно, хочу я в этом признаваться или нет, но мы – двое людей, которые боятся отпустить наше общее прошлое. Если у меня и есть что-то, за что я держусь, это Куинн. Как только я задумываюсь о том, чтобы стянуть с нее штаны, она кладет свои ладони мне на грудь, отталкивая. – Остановись, – выдыхает она. Я тут же отстраняюсь, тяжело и прерывисто дыша, мой взгляд прикован к ее глазам, и слабая улыбка на ее губах угасает в ночи. Нас осеняет, что мы только что делали. Вздыхая, я скатываюсь с нее на спину и хлопаю себя по лицу руками. Проклятье. В этот раз она не уходит сразу. Вместо этого она пялится в потолок, лежа рядом со мной, не издавая ни звука. Иногда я думаю, что она хочет остаться. Будто если она будет здесь со мной, это поможет боли уйти прочь. Только она никогда этого не делает. – Что это было? – спрашиваю я, мечтая прочесть ее мысли, когда она уже около окна. Наши взгляды встречаются. От ее взгляда в моей груди становится тяжело, будто она ударила меня ножом, и медленно, как и из нее, из меня вытекает вся жизнь. Мое сердце, может, и бьется, но оно бьется из-за нее. Ради таких моментов. – Я не знаю, – шепчет она, а затем выбирается наружу через окно, отдаляясь от меня. Она остается в моей жизни, как тяжелое облако, и я позволяю ей это, потому что цепляюсь за надежду, что все изменится. В комнате витает ее запах, просачивается в мои кости после ее ухода. Я не хочу думать о Куинн, но думаю. Сначала минуты, потом часы. В последнее время все мои мысли только о ней. Я не знаю, как долго лежу без сна, думая об этих поцелуях и о том, что они означают, а потом медленно проваливаюсь в сон, проснувшись только от звенящего мне в ухо будильника. Хлопнув по будильнику, я сбрасываю его с прикроватной тумбочки на пол и зарываюсь лицом в подушку, проклиная тот факт, что вообще проснулся. Я не ранняя пташка. И не сова. Во всем дне, наверное, всего два часа, когда я наслаждаюсь жизнью. И обычно они наступают, когда я нахожусь на бейсбольном поле. Вздохнув, я вздрагиваю от прохладного воздуха, проникающего через окно, которое Куинн оставила открытым. В этот момент я понимаю, что опаздываю в школу. Это для меня обычное явление. Я никогда не могу вовремя собрать себя в кучу ни для чего, кроме бейсбола. Скатившись с кровати, я спускаю ноги на ковер и сижу так некоторое время, потирая глаза. Проклиная тот факт, что проснулся и не могу снова лечь и уснуть, я подхожу к окну и закрываю его, прежде чем обернуться и поискать что-нибудь из одежды. К счастью для меня, на краю кровати лежит пара джинсов, а возле них чистая толстовка. Схватив вещи, я вспоминаю о том, что сегодня вечером у меня игра и мне нужно найти все свое снаряжение, потому что у меня не будет времени вернуться домой перед игрой. – Мам, где моя перчатка? – кричу я, выглянув в коридор. – Вероятно, там, где ты ее и оставил, – кричит она в ответ, ее голос немного приглушен шумом бегущей из крана воды. Я задумываюсь, слышала ли она прошлой ночью Куинн… но потом понимаю, что, скорее всего, не слышала. Ее голос звучит довольно сонно. Часть меня задумывается над тем, сказала бы она что-нибудь, даже если бы и услышала? Моя мама всегда была привязана к Куинн, и, похоже, приняла наш разрыв так же плохо, как и я сам. Оглядывая комнату, я не нахожу перчатку. По факту, я не вижу ничего, кроме мятой одежды и остатков китайской еды в картонной коробке, которую я оставил прошлым вечером на прикроватной тумбочке рядом с книгой по истории. Чем это так пахнет? Боже, надеюсь, это китайская еда. Что, если Куинн почувствовала этот запах? Я не хочу об этом знать. Я плотно закрою дверь, когда выйду из комнаты, это уж точно. – Не забудь убраться в своей комнате! – кричит мама, напоминая мне о том, что здесь полная катастрофа. Буду надеяться, что она не унюхает этот запах. Она права, мне следует убрать весь этот беспорядок, но, скорее всего, я этого не сделаю. Она пытается добиться этого от меня с тех пор, как я был еще ребенком, и я всегда говорю, что уберусь, но не делаю этого. Типичный подросток, правда? Отбрасывая в сторону несколько пар джинсов по пути к кровати, я нахожу свою перчатку под третьей парой вместе со своими штанами и джерси. – Чейз Джейкоб! Если ты не поторопишься, то опоздаешь в школу. Я закатываю глаза на тот факт, что она перешла на тяжелую артиллерию и использовала оба моих имени. Что еще забавнее, она кричит на меня, хотя сама уже на десять минут опаздывает на работу. Моя мама всегда шутит, что мы два сапога пара. Мы оба пунктуальны в очень редких случаях. Она утверждает, что это началось с моего рождения. Мама поехала в больницу, в которой собиралась рожать, за две недели до установленного срока родов только для того, чтобы быть на месте, когда придет срок. Она пробыла в больнице три дня, прежде чем они, наконец, сделали кесарево сечение, чтобы достать меня. Взглянув на часы, я понимаю, что должен пошевеливаться. Я быстро одеваюсь, потом заталкиваю в свою спортивную сумку перчатку и штаны с джерси, бутсы и кепку, а потом тянусь за своим рюкзаком. – Мам, я ушел, – я останавливаюсь около двери в ванную комнату, услышав, как бежит вода в душе, и ее проклятья о том, что она опаздывает.