– Я в порядке. Может, я еще не до конца все осознал, но как бы сумасшедше это ни звучало, я рад, что той ночью это были ты и я. Все могло получиться намного хуже. Рядом со мной напрягается Чейз, и я вспоминаю, что он все еще здесь, его рука на моем плече давит сильнее. Я согласна с Ганнером. От мыслей о том, что могло бы произойти, по всему телу бегут мурашки. Что, если бы не Ганнер ввалился той ночью в комнату Джейдена? Что, если бы тем, кто меня тогда нашел, был бы один из хреновых дружков Раена? Ага. Все могло быть намного хуже. Я снова благодарю Ганнера за беспокойство обо мне и, пообещав, что при необходимости обязательно позвоню ему, я разворачиваюсь, чтобы вернуться к машине. Чейз сидит рядом со мной на пассажирском сиденье, привалившись на один бок, чтобы было комфортнее. Сначала он пялится в окно, а потом поворачивается, чтобы посмотреть на меня. – Ты уверена, что в порядке? – Ага, уверена, – говорю я ему, наблюдая за Ганнером, идущим обратно в школу. – Наверное, это просто ощущение облегчения после того, как я узнала, что не предавала тебя намеренно, но я, действительно, чувствую себя хорошо. После всего, что произошло, я очень рада, что Тейлор, наконец, получит по заслугам. Чейз улыбается мне. – Точно. Сучка совсем с ума сошла. Я выдыхаю воздух из легких, хотя даже не заметила, как задержала дыхание, и смеюсь. Не просто смеюсь. Это первый раз с прошлого лета, когда я по-настоящему смеюсь. Чейз наблюдает за мной и улыбается сам себе, будто вспоминает этот звук и то, что он для него значит. Вдруг он затихает и задумывается, возможно, решает, что сказать. – Я практически забыл, как звучит твой смех. Ты такая красивая, когда смеешься, – наклонившись вперед, он потирает костяшками пальцев мою разгоряченную щеку. – Я буду скучать по тому, как краснеют твои щеки, когда я прикасаюсь к ним. Каждую минуту рядом с ним я боюсь, что она станет последней, да, но даже в этот момент я очень счастлива. – Мне нужно сказать тебе кое-что, – шепчу я ему. – Что угодно, – говорит он. – Я люблю тебя, – выдыхаю я. – И мне нужно, чтобы ты знал, что я никогда не перестану любить тебя… Но чувствую, то, что мы имеем сейчас, не продлится вечно, и я думаю, что это важно – сказать тебе, что моя любовь к тебе никогда не изменится. Он наклоняется ко мне и притягивает в свои крепкие объятия. Я обвиваю его руками и прижимаю голову к его груди. – Я тоже люблю тебя, – он вздыхает и немного отстраняется, всматриваясь в мое лицо, в мои глаза. – Я знаю, что не перестанешь, так же, как знаю, что и сам никогда не перестану любить тебя. Я не совсем уверена почему, но пока еду обратно домой, думаю о том, как люди появляются в наших жизнях и исчезают из них. Каждый из них в определенный момент служит какой-то цели. Но с Чейзом это был не момент, нет. Нас с Чейзом связала судьба. Судьба, которую никто из нас не захотел бы менять. * * * – Открой письмо, Куинн. Я не могу. – Ты должна. Время на исходе. Я боюсь письма, так сильно боюсь. По большей части потому, что при любом раскладе это письмо заставит меня изменить свою жизнь. Я знаю, что должна это сделать, и отчасти даже хочу этого, но я так напугана. – Ох, хватит, – я пытаюсь скинуть Чейза с кровати, но он и с места не сдвигается. – Ты уже знаешь, что в нем, так ведь? С того момента, как мы вернулись из школы, он пытается заставить меня открыть это чертово письмо. Он кивает, улыбаясь. – Знаю… но я хочу увидеть твою реакцию. Конечно же, он этого хочет. – Я не хочу делать это сейчас. Открою его утром. Я потеряла его на повороте дороги, трагически, ужасающе, и это произошло прежде, чем я успела сказать ему о том, как сильно он изменил мою жизнь к лучшему. И сейчас, по какой-то странной иронии судьбы, он здесь, и я могу его видеть. Каким-то образом это происходит, и вот он здесь, снова со мной. Обхватив мое лицо ладонями, он прижимается губами к моему лбу. – Я люблю тебя. – Я люблю тебя… и я не понимаю, как должна жить дальше, зная, что ты – моя вторая половинка. Не важно, с кем я познакомлюсь – или каким-то чудом влюблюсь – они никогда не будут тобой. Он отстраняется и ложится на мою кровать. – Это не значит, что ты не можешь быть счастливой, Куинн. Тебе суждено было иметь будущее, – он переходит на шепот. – Чейз… Его улыбка исчезает, подбородок начинает дрожать. Пытаясь взять себя в руки, он трет лицо руками, а потом опускает их на колени. – Ты росла сама с одиннадцати лет. Никогда не отступала перед трудностями. Разве не видишь, в тебе есть та сила, чтобы справиться с этим и двигаться дальше. Моя мама однажды сказала мне это, и это надолго застряло у меня в голове, но до этого момента не имело никакого смысла. У нас так много времени на этом свете, мы просыпаемся каждое утро и имеем возможность решить, как прожить этот день. Я боюсь того, что наступает, потому что вижу, он пропадает, его прикосновения не такие теплые, и я понимаю, что больше не смогу видеть его. Чейз говорил, что появляется здесь и видим только тогда, когда чувствует, что это необходимо. Что происходит, когда я не нуждаюсь в нем? Что, если я почувствую, что буду нуждаться в нем всегда? – Твое прикосновение, – я беру его руку в свою, – оно больше не греет. Оно просто… теплое. Чейз ничего не говорит. Он борется с собой, желая сказать намного больше, чем может. И хоть я и понимаю, что должна побудить его говорить открыто, я боюсь. Не могу представить, как буду справляться, когда он уйдет. Понимание, что я больше не буду видеть его каждый день, даже с расстояния, разбивает мне сердце. Это ранит и обжигает. – Каждый раз, когда смотрю на тебя, я понимаю, насколько далеко ты продвинулась вперед за последние две недели, и я боюсь, что становлюсь к тебе все ближе, хотя должен уйти. Не пойми меня неправильно, я очень счастлив видеть, что ты наконец-то поняла, что можешь жить без меня, но мысли о том, чтобы оставить тебя, невыносимы. Это разбивает мое чертово сердце. И я понятия не имею, что должен сказать тебе, чтобы облегчить все это. Мне нужно, чтобы ты помнила о том, что неважно, сделала ты что-то или нет. Пожалуйста, пойми, той ночью не в наших силах было что-то изменить, – он придвигается ближе ко мне. – Я чувствую, как меня будто вытягивает отсюда, и я понимаю, что уже больше не смогу быть рядом с тобой вот так. Мы лежим в тишине, облака из серых становятся черными. – После аварии ты знал, что произошло? Для тебя это было медленно? Ты чувствовал какую-то боль? – спрашиваю я, задумываясь о том, что он почувствовал, когда умер. – Нет, ну, я не уверен. Сразу после аварии я ощущал невыносимую боль, – от воспоминаний его улыбка увядает, а потом он целует меня в висок. – Я был в реанимации, или, может, в операционной, и я помню, что чувствовал, лежа на столе, а потом боль пропала. Следующее, что я помню, как был в своей гостиной и видел воспоминания, как мама плакала, сжимая в руках фотографию моего отца. – А потом что? – А потом я увидел тебя и наши совместные жизни. Все, что я видел, было связано с тобой, – он наклоняется, губами касается моего уха, и я чувствую его дыхание на своей коже. Затем опускается к плечу, медленно исследуя кожу губами, будто старается запомнить ощущение моего тела, чтобы даже после того, как уйдет, он все еще мог чувствовать меня. – Помнишь, как поцеловал меня? Он усмехается напротив моей кожи. – Ага. – Ну… мне интересно, сможешь ли ты сделать что-то большее, чем поцелуй? – Забавно, что ты упомянула об этом. Нет, к сожалению, я не могу. Поверь, я спрашивал об этом, даже несколько раз. От этого мне становится грустно. – Правда? Это хреново. Мне интересно… я имею в виду, вот он рядом, по-настоящему, его поцелуй был настоящим… а дальше? Рукой я медленно повожу по его груди, очерчивая твердые линии и мускулы. Я скучаю по моментам, когда мы были вместе, когда нас ничто не разделяло. Я бы отдала все на свете за еще один такой момент. Застонав, он останавливает мои руки на своей талии. – Я бы не стал этого делать. Мне сказали, что я не должен испытывать судьбу, и я не хочу выяснять, что произойдет, если я сделаю это. – С каких это пор ты стал следовать правилам?