Просто кивает и вскоре сворачивает на заправочную станцию. Пока Макаров стоит в очереди, чтобы оплатить бензин, я иду в уборную. Ну и чучело смотрит на меня сквозь зеркало! Я и забыла, что блузка как попало заправлена в штаны! Застегиваю как положено пуговицы и наспех поправляю прическу и макияж. Дима уже ждет меня у выхода из магазина. — Я взял нам кофе и сэндвичи. — Спасибо, — устало упираюсь лбом в его плечо. И снова хочется извиниться за свою слабость, но вспоминаю его слова, и губы растягивает улыбка. В машине, пока Макаров выруливает на трассу, распаковываю сэндвич и отдаю половинку своему неподражаемому водителю. Он закатил рукава рубашки до локтей, заставляя мое сердце снова запинаться. И в голове вспышками воспоминания из вчерашнего вечера, что обдают жаром щеки. Макаров ловко маневрирует в плотном потоке машин, а я допиваю свой кофе. Когда приезжаем к больнице, я понимаю, что даже номер дяди Димы не взяла. Но, кажется, он у меня был сохранен, и пролистываю справочник. Набираю номер и долго слушаю гудки. Нервы снова натягиваются в струну, но Макаров подходит со спины и обнимает меня за плечи. Становится немного спокойнее, тем более дядя Дима все же отвечает на звонок и говорит, куда идти. 42. Маша Макаров не отстает ни на шаг, крепко держит за руку и идет рядом. Его поддержка бесценна, потому что я всегда была сама по себе… Проблемы – только мои, как и переживания, неудачи и даже все то, что случалось хорошее – тоже лишь мое. А тут такая непоколебимая скала. Он сказал, что все будет хорошо, и я ему верю. Я даже почти успокаиваюсь, пока мы находим нужный коридор среди, кажется, миллиона похожих на лабиринт коридоров и переходов в этой больнице. Дядя Дима сидит перед широкими дверями со страшной надписью, светящейся красным. «Реанимация». — Дядь Дим, — выдавливаю хриплое. — Машунь, — вскакивает он с банкетки и обнимает меня. – Быстро ты… — оглядывает Дмитрия за моей спиной. — Как она? Что говорят врачи. — Прооперировали. Операция была сложной, но сейчас все уже позади. Она в стабильном состоянии, но в отделение реанимации не пускают. Сжимаю его плечи. Дядя Дима выглядит уставшим. И я вдруг понимаю, что не представила Макарова… — Дядь Дим. Это Дмитрий. Он привез меня, потому так быстро получилось, — мужчины жмут руки. – Дим, знакомься, Дмитрий Николаевич – наш сосед и давний друг семьи. — Ты Машунькин жених, что ли? Будем знакомы, тезка, — дядя Дима улыбается. — Приятно познакомиться, — Макаров улыбается в ответ. – Вам бы отдохнуть, Дмитрий Николаевич. Мы с Машей тут побудем. — Да, поезжайте домой, — киваю я и обнимаю на прощание соседа. Когда он уходит, мы садимся банкетку. Ни окон здесь нет, ни дверей, кроме той, что ведет в реанимацию. Свет люминисцентных ламп раздражающе мерцает, и начинают болеть глаза. Макаров, кажется, задремал, привалившись к стене и откинув голову назад. Конечно, всю ночь за рулем, в такую даль, и до этого не отдыхал. Я же чувствую себя вполне бодро и жду, пока появится кто-то из медицинского персонала, чтобы узнать о состоянии мамы. Наконец, в конце коридора раздаются шаги, и я оборачиваюсь. Статная женщина в медицинском костюме ярко-лазурного цвета идет в нашем направлении. — Здравствуйте, — здоровается она с подскочившей на ноги мной. – Вы что тут сидите? — Здравствуйте. Нам бы узнать о Галине Васильевне Сироткиной. — Вы кем ей приходитесь? — Дочерью. — Галина Васильевна в стабильном состоянии. Привезли с разрывом миомы, прооперировали. До завтрашнего обеда точно будет в реанимации, такие правила. Туда не пускают, так что вам лучше домой поехать. Приезжайте завтра. — Скажите ей, что мы завтра обязательно приедем, — прошу доктора и едем домой. В доме пусто и неуютно без мамы. Но я стараюсь прогнать грустные мысли и принимаюсь за готовку. Макарова отправляю спать, потому что он выглядит очень уставшим. Расстилаю кровать в моей комнате, даю полотенце и отправляю в душ. Готовлю суп и второе. Хорошо, что у мамы в запасе всегда есть продукты, и не приходится бежать в магазин. Когда все готово, я решаю тоже принять душ и отдохнуть. Время уже к вечеру, солнце клонится к закату так же, как моя голова к подушке. Но надо сначала одеться, и я тихонько крадусь в свою комнату, чтобы не разбудить Макарова. Взяв из шкафа вещи и почти дойдя до двери, слышу сонное: — Маш, полежи со мной… И я, одевшись наспех в соседней комнате, возвращаюсь к Макарову. Он уже сдвинулся, освобождая мне место, и, кажется, снова уснул. Ложусь рядом спиной к нему и устало закрываю глаза. Макаров обнимает меня и прижимает к себе спиной. Так и засыпаю, пригревшись в мужских руках. Странно, но когда я открываю глаза, чувствую себя отдохнувшей. Макаров спит, закинув руку за голову. Красивый мужчина, ухоженный, уверенный, самостоятельный. Взрослый. В комнате только начинает светать, но я могу рассмотреть каждую черточку. Хочется коснуться его лица. Провести пальцем по дугам насупленных даже во сне бровей. Но я отдергиваю пальцы. Нельзя… Нельзя тебе, Машка, влюбляться… Тем более в такого мужчину, как Макаров. Он потом отряхнется и пойдет дальше, а ты будешь погибать и пытаться собрать себя по частям. Это не есть хорошо. Надо как-то научиться воспринимать обычную помощь не как знак внимания. Хотя, что уж, приятно до одурения, что Макаров обратил на меня внимание. Это льстит мне, как женщине. И заставляет очаровываться им с каждым разом все больше и больше. Я проваливаюсь в свои чувства, словно в трясину, и чем больше мы сближаемся, тем менее возможен благополучный для меня исход. Утону, пропаду бесследно… Встаю с кровати и иду к окну. Небо озаряется розовым светом рассвета. Смотрю вдаль, на высокие макушки деревьев. Я раньше любила этот дом, гравийные улочки, доброжелательных соседей. А сейчас я здесь чужая. Я задыхаюсь здесь. Хочу в свою тесную квартирку на втором этаже гостевого дома Риммы. Хочу гулять по набережной, пить кофе и строить планы на будущее. Но сейчас важнее всего мамино здоровье. Вздрагиваю, когда плеч касаются теплые ладони. Дмитрий обнимает меня, притягивая к себе спиной, и я откидываюсь затылком на его плечо. — Почему не спишь? – Чуть хриплое над ухом, и еле ощутимый поцелуй в висок. — Выспалась. Его губы ползут по шее вниз, к плечу, прихватывают у основания шеи. По телу россыпь мурашек, которых подгоняет ладонями Макаров. Глаза сами собой закрываются от наслаждения. Что я говорила? Тону? Уже ушла с головой в свои чувства к этому мужчине. Еще вчера, когда согласилась к нему поехать. И даже от того, что все пошло не по плану, я не могу вынырнуть и спастись. Его ладони оглаживают дуги моих ребер и сжимаются на вершинках грудей. Стискивают, мнут, заставляют жар возбуждения расползаться по телу. Прогибаюсь и упираюсь попкой в его пах. Макаров что-то рычит в мой затылок и разворачивает к себе лицом. Хорошо, что в комнате не слишком светло, иначе сойти с ума от смущения можно. И мы снова целуемся, и снова Макаров наступает, и снова я упираюсь в стену спиной. Острое ощущение дежавю не покидает, и, кажется, вот-вот мой телефон начнет звонить. Но этого не происходит, и Макаров сдергивает с меня пижамную майку. Бесконтрольно брожу ладонями по его торсу. Он не худой, и не крупный, но мышцы отчетливо проступают под кожей. Его отросшая за два дня щетина колется, и скорее всего, мои щеки и подбородок покраснеют, но мне и на это наплевать. — Дурею от тебя, Маш, — шепчет хрипло, сжимая ладонями пою попку и давая почувствовать его возбужденный член. – Если нас снова кто-то отвлечет, здохну просто… Его ладони ползут по бедрам под мои шорты, сжимают уже не прикрытые тканью ягодицы. Пальцы вязнут в соках моего возбуждения, и это будоражит еще больше. Стону в ненасытные губы, царапая короткими ноготками его плечи. Как мы оказываемся у кровати – не знаю. Но Макаров придавливает меня к еще теплой простыне. Тянет мои шорты вниз, чуть раздвигает колени. Он словно торопится. Мое терпение тоже испаряется. Толчок, еще толчок, и еще… Хриплые стоны и пошлые шлепки наполняют пространство комнаты. Это невероятно… Немыслимо… Я отключаюсь от всего окружающего мира и пытаюсь лишь чувствовать. Ощущать его в себе. Это настоящее откровение! Словно струны внутри меня начинают лопаться одна за другой, пока не слетает последняя, и происходит взрыв. Меня выгибает и трясет, словно током ударило. Перед глазами все плывет цветными пятнами. Макаров делает еще несколько резких движений и заваливается на меня, придавливая к кровати. Дыхание потихоньку выравнивается. Начинаю слышать звуки за окном: кричат петухи и соседские гуси, машина проехала, гравий шуршит под чьими-то шагами… И Макаров шепчет что-то, что сразу разобрать не получается. Но меня окатывает горячей волной от его слов. — Ты просто нереальная… Люблю тебя, Маш… 43. Дмитрий Это был самый чувственный секс в моей жизни. Я еще долго обнимал притихшую Машу и дышал ароматом нашего наслаждения. Даже в любви признался на эмоциях, вот уж чего не ожидал от себя. Маша засыпает, а я иду в душ и готовить завтрак. Проверяю почту и звонки, выпиваю чашку растворимого кофе… Ну, кофе этот напиток назвать сложно. А мне все равно. Потому что в соседней комнате спит после шикарного секса моя женщина. Моя. Мед для ушей! Мне нравится ее так называть, хоть и пока только в своих мыслях. Знаю точно, что теперь Мария Сергевна никуда от меня не денется. В дверь стучат, и я иду открывать. Дмитрий Николаевич с нерешительной улыбкой протягивает мне тарелку, накрытую вафельным полотенцем. Аромат от гостинца исходит просто великолепный, и я приглашаю гостя к столу. Разливаю по чашкам чай и иду будить Машу. Но она уже встала и расчесывает волосы перед большим зеркалом в спальне. — Доброе утро. Там дядя Дима принес оладьи. — Доброе, — опускает взгляд. – Я сейчас приду. — Хорошо, мы тебя ждем. Целую ее ароматное плечико и возвращаюсь в кухню. Завтракаем и решаем поехать в больницу все вместе. Маша садится на заднее сиденье, уступая свое место соседу. Я – за руль. Дорога неблизкая, но здесь совсем нет пробок, и доезжаем мы за полчаса. Машину маму уже перевели в палату, но пускают к ней только Машу. Она долго не выходит. Дядя Дима сидит на банкетке, привалившись к стене, дремлет. Я же измерил шагами все доступное пространство узкого коридора. Во мне столько энергии, что ее бы в мирных целях – было бы полезно. Потому что мне самому этой энергии много. Я в таком состоянии не был очень давно. Да, в общем-то, никогда не был. Маша выходит из палаты и я сгребаю ее о объятия. Она немного спокойнее, чем до визита. Рассказывает, что ей рассказала мать и врач, который зашел на обходе в палату. Нас снова отправляют домой, потому что пациентам нужно отдыхать. Я хожу по дому, где выросла Маша, рассматриваю множество фотографий в рамках, памятные вещи на стеклянных полках. Здесь все так просто, так уютно и по-домашнему. Не чувствую себя здесь чужим, и с Машей будто знаком тысячу лет. Она отлично вписалась в мой мир, где кроме дочери и работы ничего выдающегося больше не было. И этот самый мир заиграл яркими красками. Но этой уютной тишине не суждено было длиться долго, потому что работа зовет, и мне приходится уехать из деревни через два дня. Маша приезжает в город через неделю. Она явно беспокоится за мать, но я говорил по телефону с Дмитрием Николаевичем, и он уверил, что они справятся без Маши. Хороший мужик, надежный тыл для Галины Васильевны. Видно, что любит ее и во всем поддерживает. На мое предложение стать няней, Маша ответила положительно, и Марьяшка была очень рада. Вот уже три дня Маша живет с нами, и я ощущаю острую потребность в этой женщине. Она словно уравновешивает своим присутствием то шаткое счастье, которое было у нас с дочкой.