— Ты в доле, как и договаривались, — быстро подтвердил Постников. — Что ж… Глинский подошел к решетчатому скелету, в котором был заперт «мичуринец», и протянул руку. — Прощай, друг, — вымолвил инструктор, тяжело сглотнув. — Прощай. — Прощай, — эхом отозвался Матвей. — Надеюсь, больше мы не встретимся. — Это вряд ли, — грустно предположил инструктор. — К сожалению, вряд ли. — Но не сегодня, — подвел итог Матвей и крепко пожал руку Глинского. — А ты? — Постников решил, что пора заканчивать стихийные прения и посмотрел на Мохито. архитектор повернул голову, так, что мертвые окуляры уставились на сталевара. — Пожалуй, я с вами. — Уверен? — Последний взлом дался тяжеловато. Пора вытаскивать электронику из головы, пора идти в ногу со временем. Я с тобой, пока ты платишь. — Кроме субботы. — Если быть точным, шаббат длится от заката пятницы до заката субботнего дня. Но я думаю, мы что-нибудь придумаем. — А комитет? — Бес решил не оставлять недосказанностей. — Твои другие работодатели? — Это мое дело, — Мохито сразу дал понять, что не расположен останавливаться на этом вопросе. — Если ты работаешь на меня, ты работаешь только на меня, — обозначил Постников. — Да, — коротко согласился архитектор. Постников немного поразмыслил. Кадьяк тем временем встал и одернул неизменный плащ, затем натянул перчатки. — Что ж, — подвел итог наемник. — Это было интересно. А теперь… Он коснулся пальцем лба, будто обозначая касание несуществующей шляпы. — До встречи, — с холодной непреклонностью пообещал Бесу Глинский. Матвей лишь шевельнул рукой в прощальном жесте. Архитектор промолчал и ничего делать не стал. «И вот нас осталось трое» — подумал Постников, глядя на свое крошечное воинство. * * * Небольшая речушка, точнее канал с частично обвалившимися стенками, был чудовищно грязен и вонял дохлятиной. Воды как таковой в нем не наблюдалось, ее заменял какой-то кисель, в котором бултыхался мусор любых мыслимых разновидностей. Кадьяк не сомневался, что если постоять на мосту чуть подольше, внизу проплывет покойник-другой. Индийцы не утруждали себя дорогостоящими похоронами. Берега традиционно обросли лачугами, контейнерами, лавками, чуть дальше поднимались строения посолиднее. Разумеется, и тут все переливалось огнями реклам, экранов и неоновых трубок. Все напоказ, и нищета, и богатство. Два белых без сопровождения и видимого оружия в иных обстоятельствах стали бы отменной добычей, но было в них что-то… нехорошее. Что-то, заставляющее местных даже не ступать на мост, пока на нем расположились Глинский и Кадьяк. Наемник в своем плаще выглядел сюрреалистично на декабрьской жаре и оттого казался особенно зловещим. Многочисленные детишки, похожие на старых обезьянок, молча и сосредоточенно вылавливали мусор из потока, косясь на чужаков. Глинский вытянул из кармана одноразовый телефон и быстро по памяти набрал код. На той стороне взяли трубку почти сразу. — Бельды? — уточнил Глинский. — Кто говорит. — Значит, Бельды. Привет национальным меньшинствам от старшего брата. — Доболтаешься, урод. Кто говорит, кому язык в жопу заколотить? — Ты меня не знаешь. Но я про тебя слышал. — И че с того? — А еще я слышал, где найти одноглазого, который кончил Василя и зашкварил ваше объединение с «Затоном». Пауза. — Ну, рассказывай. — Значит, интересно, чудь белоглазая? — Чудь в финской ССР, кретин необразованный. Говори. — Я перезвоню. Глинский выкинул «стольню» и посмотрел, как одноразовый аппаратик тонет в грязном потоке. Сразу двое или трое маленьких добытчиков постарались вытянуть ценную вещицу с помощью бредней на телескопических удилищах. — Возможно, было бы проще вернуться и пристрелить его? — спросил Кадьяк. — Да. Возможно проще, — отозвался Глинский, думая о своем. — Тогда в чем дело? — Один против двоих, — пояснил инструктор. — Я могу при кое-каком везении перестрелять кого-то одного. Но не обоих. А ты вне игры, поскольку человек принципов и работаешь за деньги, верно? — Да, — чуть улыбнулся Кадьяк. — Приятно видеть столь понимающего человека. — Кроме того я не хочу валить Матвея, — честно признался Глинский. — По крайней мере, сейчас. Тем более, что непонятно, кто кого, если бы дошло до края. — Он хорош, — согласился Кадьяк. — Даже сейчас хорош. И рука у него все время лежала на пистолете. — О чем и речь. Кисельные потоки наползали на бетонные опоры моста. Кадьяк проводил взглядом труп какого-то животного, кажется собаки, что мирно дрейфовал лапами кверху. И предположил: — Ты хочешь мстить. Не просто убить. Слишком личное отношение. — Да. Это очень личное, — прямо сказал Глинский. — Хочу, чтобы дело его жизни рассыпалось у него же в руках, как песчаный домик. Для этого просто пары стволов недостаточно. Понадобятся хорошие деньги. И специалисты. — Кажется, ты их нашел, — с той же интонацией заметил Кадьяк. — Думаю, да. Когда будет нал, ты в деле? — Когда будет нал, обращайся, обсудим. Контакт я дам. — Договорились. Кадьяк помолчал, но красноречиво, так что Глинский навострил уши, ожидая продолжения. И не напрасно. — Еще я дам скидку. Хорошую скидку, — решительно пообещал наемник. — Ой, что это, кажется личное отношение? — прищурился Глинский. — А как же холодный профессионализм? — Хорошо, не дам, — согласился Кадьяк. — Ты прав, серьезная работа должна оплачиваться по соответствующей стоимости. — Эй-эй! — Глинский понял, что переборщил с иронией. — Я пошутил! — Я тоже, — скромно улыбнулся наемник, и осталось непонятным, к чему относилась шутка, к скидке или ее отзыву. Стрелок и кибернетик пожали друг другу руки, а после разошлись, каждый по своим делам с вполне четко определенными целями. Опасных чужаков провожали десятки настороженных и алчных взглядов, однако никто не решился на большее. * * * Бес пошел в ванную, чтобы умыться. Точнее, выиграть немного времени, успокоить мысли, избавиться от гримасы, которая словно приросла к лицу, перекосив его в злобную рожу. Сталевар набирал воду в искусственные ладони, щедро расплескивая, тер физиономию, царапая кожу сочленениями суставов. «Что же делать?.. Что теперь делать!?»