– В сороковых – шестидесятых годах, пользуясь покровительством властей, квебекские врачи, работавшие в религиозных общинах, станут фальсифицировать медицинские карты незаконных детей. Всех этих ребятишек объявят «слабоумными», у всех обнаружат «задержку психического развития». И всех их поместят в психиатрические больницы, где абсолютно здоровые дети окажутся среди настоящих сумасшедших. И это будет длиться годами. Только потому, что детям не повезло и они родились у незамужних матерей. Сейчас эти дети выросли, стали взрослыми, но их до сих пор называют «сиротами Дюплесси». Уму непостижимо… То, что открывалось сейчас Люси, превосходило человеческое понимание. Детей с помощью медиков, подделывавших истории болезни, загоняли в психушки, и государство тайно оказывало этому ужасу финансовую поддержку… – Вы хотите сказать, что известны имена «сирот Дюплесси»? Они… они живы? – Некоторые – да, еще живы… Но очень многие, большинство, умерли или стали к нынешнему времени настоящими сумасшедшими – в результате лечения, внушения – всего, что им пришлось перенести. Человек сто выживших объединились в ассоциацию, и они уже не первый год требуют от государства и Церкви возместить причиненный им ущерб. Только это долгая, долгая битва… Люси почувствовала, что ее тошнит: до чего же это все отвратительно! Она вспомнила кадры из фильма, вспомнила, что говорила Жюдит Саньоль, вспомнила стерильную белую комнату, где совершалось убийство кроликов, таинственного врача, стоявшего рядом с режиссером и оператором… Нет никаких сомнений в том, что Алиса Тонкен и Лидия Окар были среди «сирот Дюплесси». Система объявила здоровых девочек сумасшедшими. Француженка взглянула прямо в глаза Патриции Ришо: – А… а вы слышали когда-нибудь об экспериментах, проводившихся в этих психиатрических больницах? Слышали о синдроме Е? Патриция сжала губы и сунула цепочку с медальоном под блузку. – Нет, ни о каком синдроме Е я никогда не слышала, но, если уж мы с вами погрузились в такую тьму, надо идти до конца, и вы должны узнать кое-что еще. С начала сороковых годов до конца шестидесятых принятый Законодательным собранием Квебека закон разрешал Церкви продавать тела сирот, умерших в стенах подведомственных ей заведений, медицинским школам. – Это гнусно! – За деньги делают гнусности и похлеще! Но и это еще не все. Вы спросили меня об опытах, мадемуазель, ну так я расскажу вам о других подопытных кроликах. В тех же самых психиатрических больницах подвергали экспериментам и взрослых, вполне живых пациентов. Я имею в виду причастность американского правительства к тому, что происходило в Квебеке в период Великой тьмы. Люси с трудом сглотнула. Она глаз не могла отвести от фотографии Алисы, а думала о своих девочках. Клара, Жюльетта… Ей страшно захотелось услышать их голоса, дотронуться до них, прижать к себе. Но ведь даже не позвонишь – она нервно крутила в руках немой телефон. – Каким экспериментам? Типа… типа тех, которыми занимались нацисты в концлагерях? Раздался звонок, и Люси вздрогнула. Семь часов. Архив закрывается. Патриция Ришо встала, взяла связку ключей и посмотрела Люси в лицо: – ЦРУ, мадемуазель. Я говорю о ЦРУ. 47 Потрясенная сделанными в архиве открытиями, Люси опустилась на скамейку в чахлом сквере напротив архивного центра. Вечер только начинался, место было пустынное и удивительно спокойное для такого большого города. Она сняла рюкзачок, положила его на колени и потерла руками лицо. В этом деле замешано Центральное разведывательное управление Соединенных Штатов. Но как? Какое дело американскому правительству до пациентов канадских больниц? Читая книги, смотря документальные фильмы, занимаясь другими изысканиями, Влад Шпильман что-то понял. Теперь Люси была в этом абсолютно убеждена. Она попробовала соединить то, что, как ей казалось, мог понять Влад, с результатами собственного расследования, добавить кусочки в пазл. И естественно, первым, о ком она подумала, стал автор загадочного фильма Жак Лакомб. В 1951 году, при весьма странных обстоятельствах, Лакомб перебрался из Франции в Америку, в Вашингтон. Бывшая порностарлетка Жюдит Саньоль рассказывала о том, что в начале пятидесятых кто-то за океаном хотел работать с ее бывшим любовником. Кто? Прошло три года, и в 1954-м Лакомб уже в Монреале. Американец, который внезапно вторгается на канадскую территорию, – в точности как ЦРУ. А что, если Лакомб имел какое-то отношение к ЦРУ? А что, если его скромная работа киномеханика служила всего лишь прикрытием? Столько вопросов, и все они крутятся в голове, крутятся, крутятся… Люси нетерпеливо посмотрела на часы. 19:10. До встречи с Патрицией Ришо еще двадцать минут: архивистке надо все проверить, прежде чем закрыть архив на ночь. Она придет и объяснит, о каком вмешательстве Америки в опыты над людьми идет речь. Молодая женщина так глубоко задумалась, что не услышала, как за спиной остановился какой-то человек. А тот быстро сел на скамейку рядом с ней и вынул из кармана пиджака револьвер. – Сейчас вы встанете и пойдете за мной. Не поднимая шума. Люси побледнела. Кровь застыла у нее в жилах. – Кто вы такой? Что… Незнакомец вдавил дуло ей в бок, на лбу его блестели капли пота, одно неосторожное движение, и он обязательно выстрелит. – Повторять я не собираюсь. Американский акцент. Широкие плечи, на вид – лет пятьдесят. На голове черная бейсболка с надписью «Nashville Predators»[32], солнцезащитные очки, не фирменные. Тонкие, четко очерченные губы. Люси поднялась со скамейки, незнакомец за ней. Она искала глазами прохожих, хоть каких-то свидетелей – напрасно. Одна, безоружная, Люси была совершенно беспомощна. Они прошли сотню метров и так и не встретили ни единой живой души. Под кленами их поджидал джип «Датсун 240Z». – Садитесь за руль. Он резко втолкнул пленницу внутрь машины. У Люси стоял комок в горле, вот-вот – и хладнокровию конец. Перед глазами вращались лица двойняшек. «Только не так, – думала она, – только не так…» Незнакомец сел рядом с ней и начал методично ее обыскивать. Обшарил карманы, похлопал по бокам… Все вполне профессионально. Достал ее бумажник, вынул служебное удостоверение, внимательно изучил, потом выключил мобильный. Люси неуверенно сказала: – Ни к чему. Телефон все равно не работает. – Поехали. – Что вам от меня нужно? Я… – Пошевеливайтесь, говорю. Она повиновалась. Они выехали из Монреаля с севера, через мост Шарля де Голля. И окончательно распрощались с городскими огнями. 48 Расстроенный и озадаченный, Мартен Леклерк нервно метался по гостиной, держа в руке фотографию Люси: – Нет, ты скажи, Шарк, скажи, кой черт тебя понес в легион? Зачем было туда соваться? Шарко сидел на диване, обхватив голову руками. Мир вокруг рушился, грудь ему сдавило. Он страдал из-за этой девочки, которую сам отправил в волчье логово. – Не знаю… не знаю… Я хотел… хотел только, чтобы они высунулись… хотел пнуть как следует муравейник… – Тебе это удалось. Леклерк тоже схватился за голову, с тяжелым вздохом поднял глаза к потолку: – Ты же знаешь, что с одной только уверенностью ничего не добиться, а у нас нет ничего против этих парней. Улики! Улики были нужны! – Да какие улики? Ну скажи! Шарко – в ярости, в отчаянии – вскочил и встал перед начальником: – Ты не хуже меня знаешь, что полковник Шатель замешан во всей этой истории. Вот и возбуди против него уголовное дело. Мухаммед Абан собирался вступить в легион, его тело закопали в землю вместе с четырьмя неопознанными трупами. Это может произвести впечатление на судью, если ты используешь все свое влияние. Сейчас поставлена на карту жизнь полицейского! – Но почему Энебель? Чего им от нее надо? Шарко сжал челюсти так, что желваки заходили. Ни минуты, ни секунды не проходило, чтобы он не думал об этой блондиночке. Может быть, на ее долю выпали такие же мучения, какие перенес он сам в египетской пустыне. Из-за него. Пытки… – Они хотят воспользоваться ею как разменной монетой. Она – против информации о синдроме Е, о котором я так и не имею ни малейшего понятия. Я же блефовал! Леклерк покачал головой: – Думаешь, Шатель такой дурак, что станет открыто нападать на тебя, что он так запросто раскроется? Не побоится, что наши ребята ждут его посланцев у тебя дома? Шарко заглянул в глаза шефа и друга: – Я убил человека в Египте, Мартен. В порядке законной самообороны, только этого не докажешь. Они не спускали с меня глаз, все время держали под прицелом, но сорвалось, выиграл все-таки я. Ну а Шателю дал координаты места, где оставил тело. Теперь я у него на крючке, как и он у меня. Это наше соглашение о доверии. Мартен Леклерк, постояв несколько секунд с разинутым ртом, двинулся к бару, налил себе стакан виски и разом заглотил добрую половину. – Твою мать… Долгая пауза.