И еще это странное замечание в конце: «Воздушное пространство контролируем мы» – с ударением на «мы». Но это же очевидно! Разумеется, воздушное пространство Саудовской Аравии контролирует Саудовская Аравия. К чему это подчеркивать? Видимо, он намекнул на контраст между саудитами и кем-то еще, кто не контролирует свое воздушное пространство. Может быть, Т. Р.? У него ведь вся система построена на запуске снарядов в воздушное пространство, на которое он по закону не имеет никаких прав. Если хочешь делать то же, что Т. Р., но беспокоиться о правилах ФАА тебе не приходится – что ты используешь вместо гигантских Шестиствольников? Пролетая на крейсерской высоте над бесплодными горами Синая, было почти невозможно разглядеть два растопыренных «зубца» Красного моря, загибающихся вдоль горизонта влево и вправо. Правее – Суэцкий залив: даже с такого расстояния заметно, что он полон кораблей и воздух над ним черен от дыма и копоти. Саския знала: множество этих огромных грузовых судов идут из Маасфлакте или в Маасфлакте – единственный порт, способный их принять. Слева распростерся залив Акаба: он шел вдоль восточного берега Синая, отделяя Саудовскую Аравию от Египта. Здесь кораблей было куда меньше, ведь это тупик. На северной оконечности залива устроили свои опорные базы израильтяне и иорданцы – отсюда выходили в Красное море и далее на восток их суда. А к югу от этих портов, словно прикрепленная одним концом к восточному берегу Акабы с саудовской стороны, начиналась Линия. От самого берега – вперед через пустыню, более чем на сотню миль. При взгляде сверху спинной хребет города – пара тоннелей, проходящих по нему из конца в конец, по которым стремительно мчались магнитопланы[94][Поезд, движимый силой электромагнитного поля без соприкосновения с рельсами. Развивает скорость, сравнимую со скоростью самолета.] с людьми и грузами, – казался в целом завершенным. Почти на всем своем протяжении он выглядел не более чем неглубоким шрамом на безжизненном лице пустыни. По всей длине тоннеля, через равные промежутки, виднелись наметки будущих станций и жилых кварталов. Дальний конец, в ста семидесяти километрах от моря, был едва виден. Однако, приглядевшись, Саския различила строгие фаланги черных квадратов, марширующие через пустыню, – солнечные панели, извлекающие энергию из того, что в этом жарком королевстве в избытке и ничего не стоит: солнечного света. Гораздо проще – поскольку аэродром находился ближе к западному концу Линии – было разглядеть порт и корабли в порту. У причала разгружались два китайских контейнеровоза; еще один ждал своей очереди, выбрасывая в жаркий, напоенный солнцем воздух клубы черного дыма. В отличие от кораблей в Роттердаме, груз которых представлял собой пеструю мозаику цветов и логотипов, здесь все было одноцветным. Почти все контейнеры, за редкими исключениями, желтые с зелеными логотипами. Саския догадывалась, что во всех – солнечные панели или комплектующие к ним, все от одного производителя, и что конечный пункт их назначения – все то же белое пятно на карте, на противоположном конце Линии. Приземлился самолет очень аккуратно. Как выяснилось, его моторы могут изменять направление тяги и эффективно тормозить, так что длинная посадочная полоса ему ни к чему, особенно когда водородные топливные баки почти пусты. Посадка не сопровождалась никакими таможенными процедурами. И не только потому, что прилетела особа королевской крови, а у трапа ее встретил принц. Линия пользовалась своего рода экстерриториальным статусом: визы и все прочее, что мешает иностранцам путешествовать по Саудовской Аравии, здесь не требовались. Не задержавшись на раскаленной полосе ни секунды дольше необходимого, принц усадил принцессу в холодный как лед «бентли» и сам, к ее удивлению, сел рядом. В Вадане он соблюдал традиционное разделение транспорта на женский и мужской – здесь, как видно, считал это излишним. Или, быть может, двух «бентли» просто не нашлось в гараже. Ехать было совсем недалеко: к колоссальному, но безликому ангару по другую сторону паутины взлетно-посадочных полос. – Видели контейнеровозы? – спросил Фахд, когда они обогнули подъезжающий водородный танкер и направились в конец аэродрома по подъездной дороге для такси. – Да, похоже, китайцы проявляют большой интерес к этому проекту. – С другим собеседником она бы добавила: «А вот западные компании что-то зевают!» – но сейчас решила промолчать. Фахд поморщился и махнул рукой. – Покупаем то, что они продают, не более того. Свою помощь Китай предлагает по высокой цене – цене, которую нам нет нужды платить. – И какую часть Пустой Четверти[95][Пустая Четверть (Руб-эль-Хали) – обширная песчаная пустыня на Ближнем Востоке, занимающая южную треть Аравийского полуострова, одна из крупнейших пустынь в мире.] вы планируете вымостить фотопанелями? – Знаете ли, – заговорил он, поставив локти на колени и наклонившись вперед, – мы уже привыкли выручать большие, очень большие деньги на продаже энергии. И намерены продолжать и после того, как у нас закончится нефть. Скажу без обиняков: мы установим столько фотопанелей, что это изменит климат! – Потому что панели предотвратят выброс в атмосферу огромного объема CO2, – кивнула Саския. – И это тоже, но я сейчас не об этом. – А о чем же? – У пустыни, почти на всей ее территории, высокая отражающая способность. Солнечный свет отражается от почвы светлых тонов и возвращается обратно во внешние слои атмосферы, откуда не может нагревать планету. Солнечные панели, наоборот, темного цвета. Они ведь предназначены для того, чтобы поглощать солнечные лучи, а не отражать. Они нагреваются. Нагреваются сильнее светлого песка, на котором установлены. Горячий воздух быстрее поднимается вверх, значит, увеличивается конвекция. А это прямо влияет на погоду. – Вы уже строили модели? – Мы – нет. Модели строят вон те ребята. – И Фахд указал на ряд передвижных офисов без опознавательных знаков, сгрудившихся на узкой полосе в тени у северной стены огромного ангара. Немногочисленные окна в офисах были затянуты зеркальной пленкой. Установленные на крышах кондиционеры выбрасывали в воздух струи горячего пара. – А что за «ребята»? – Израильтяне. Смешно сказать, но после такого предисловия ей представилось, что ангар полон компьютеров и все трудятся над расчетами климатических моделей. Разумеется, нет. Заниматься этим прямо здесь израильтянам было вовсе не нужно. Ангар, как оказалось, целиком занимал один-единственный самолет. Очень странный самолет – таких она никогда прежде не видела. Он был закончен – в том смысле, что к фюзеляжу приделаны крылья и хвост, – но окружен паутиной лесов. По ним сновали рабочие в касках и светоотражающих жилетах. Рабочих не так уж много, и они явно не слишком заняты. Вся сцена напоминала не сборочный цех середины двадцатого века, а скорее сборку современного космического корабля – дело, в котором требуется не быстрота и напор, а вдумчивость и точность. Однако очертания гигантского самолета ничем не напоминали плавные линии ракеты. По виду он скорее вышел не из научно-фантастического фильма, а из детского мультика. В самом деле, словно игрушечный самолетик, увеличенный во много раз! Необычайно длинные крылья торчат из боков под прямым углом. Ничто не отклонено назад, ничто не сглажено, не оптимизировано ради скорости или маневренности. Похож на планер, на глайдер – только с двигателями. Рабочий в каске, судя по лицу, из Восточной Африки, ждал их за рулем машинки для гольфа. Саскии уже начинало надоедать, что ее возят, как мешок, с места на место. В конце концов, не случайно она выбрала профессию пилота! В Нидерландах, перед камерами, она отказалась бы и пошла пешком. Но, как говорится, в чужой монастырь… Она нацепила обязательные защитные очки, и их с Фахдом повезли на малой скорости вокруг самолета. – С любым другим гостем я пустился бы в долгие подробные объяснения, – сказал Фахд, когда машина обогнула по широкой дуге изящный обтекатель крыла. – Но с вами… – Сконструирован по образцу самолета-шпиона U-2, – сказала Саския. – А тот, в свою очередь, по образцу глайдеров. Конструкция рассчитана на полет на экстремальных высотах, от семидесяти до восьмидесяти тысяч футов. Из-за разреженного воздуха такой самолет трудно сбалансировать и еще труднее удерживать равновесие в полете. Возможно, он вообще не смог бы стабильно держаться в воздухе, если бы не компьютеры в управляющей цепи. – Очень хорошо, – сказал Фахд. – А груз? – Весь фюзеляж заполнен цистернами. Разделен на несколько отделений, чтобы контролировать перемещение груза во время полета и распределение веса. В цистернах на взлете сернистый газ, а при посадке они пусты. Поскольку единственная цель полета – впрыснуть побольше SO2 напрямую в стратосферу. – Мое присутствие как гида здесь явно излишне! – воскликнул принц, и маска невозмутимого достоинства у него на лице на миг треснула, озарившись широкой улыбкой. Саския приняла и оценила комплимент; однако она умела распознавать лесть. Создание такого самолета обсуждалось уже несколько десятилетий. Ей случалось видеть компьютерную анимацию очень похожих моделей – в основном в видеопрезентациях, рассказывающих о том, к добру или к худу способна изменить климат солнечная геоинженерия. В зависимости от того, что думали об этом авторы, анимация сопровождалась тревожным рокотом ударных или оптимистическими фанфарами и напоминала либо конец света, либо рассвет новой эры. В любом случае не понять, что это такое, мог лишь очень плохо информированный человек. – Корпус самолета спроектирован… профессионалами, – продолжала она. – Крылья составные, их явно изготовили специалисты по лопастям ветряных турбин. Двигатели я узнаю, но вы их модифицировали для экстремальной высоты. Корпус готов: это самая легкая часть. А теперь наемные инженеры со всего света устанавливают на самолет системы управления. Она заметила, что комбинезоны рабочих украшены самыми разными логотипами, и большинство из них ей знакомы. Впрочем, все логотипы невелики и выглядят очень скромно, так что разглядеть их можно, лишь подойдя поближе. Американцы, немцы, израильтяне, японцы – кто только не работал над функциональными компонентами этого самолета, пользуясь очками с ДР-функцией, чтобы представлять, как будет выглядеть вся система целиком! – При всем уважении к доктору Шмидту, которому действительно удалось совершить нечто выдающееся, – заговорил Фахд, – мы полагаем, что будущее солнечной геоинженерии – за нами. Вторая волна, если хотите. Первая волна – это паллиативная мера. Просто выбросить в атмосферу столько SO2, чтобы почувствовать разницу. Для первого шага разумно: когда в доме пожар, мы заливаем его водой. Но вторая волна поставит себе задачу настроить распределение серного слоя так, чтобы достичь результатов… Саския внимательно смотрела на него. Ей показалось, что он хотел закончить словами «результатов, которые нам нужны», но после кратчайшего колебания изменил формулировку: – …результатов, благотворных для всех. Путешествие вокруг мегасамолета окончилось в кафетерии, установленном в дальнем углу ангара. Несколько рядов складных столиков, персонал, состоящий, как догадалась Саския, из филиппинцев и бангладешцев, суперсовременные кофейные автоматы. – Вы, должно быть, умираете от голода, – сказал принц Фахд, протягивая ей руку и помогая выйти из машинки для гольфа, хотя его помощь здесь вовсе не требовалась. Саския согласилась, что чашка кофе и, возможно, круассан были бы сейчас очень кстати. Обеденный перерыв уже закончился. Кое-кто из рабочих сидели здесь, обедая в одиночестве или что-то обсуждая друг с другом. У кофейного автомата остановился мужчина с коротко подстриженными волосами песочного цвета и дочерна загорелой шеей. Он умело управлялся с интерфейсом кофемашины; Саския наблюдала, заглянув ему через плечо, и когда до нее дошла очередь, без особых мучений сделала себе вполне приличный макиато. Повернувшись и обведя взглядом столики, нашла принца Фахда; он устроился подальше от остальных и просматривал сообщения в телефоне. Саския села напротив и принялась за кофе и булочку. – Тысяча извинений, – пробормотал принц. – Знаете, как это бывает: вдруг я всем срочно понадобился. – О, не стесняйтесь, я пока спокойно поем. Спокойно поесть ей удалось не больше тридцати секунд – после этого телефон Фахда издал пронзительный звон. – Простите, мне придется ответить, – проговорил он, встал и отошел, на ходу начав разговор на английском, но почти сразу перейдя на арабский. Саския перевела взгляд с его опустевшего стула на соседний столик. Мужчина с песочными волосами устроился там и беззастенчиво ее рассматривал. Зеленые глаза его смотрели спокойно и пристально: ни следа атавистического преклонения, охватывающего многих при виде царственных особ. – Ваш друг Т. Р. – человек незаурядный, – сказал он. По-английски незнакомец говорил не совсем правильно, с незнакомым мелодичным акцентом, который Саския сочла восточноевропейским. Впрочем, по косвенным свидетельствам было ясно, что перед ней израильтянин. – Друг? Сильно преувеличено, хотя его, безусловно, есть за что уважать. – Хорошо, пусть не друг, но человек, в чьем обществе вас время от времени видят. – Разве что наблюдатели со сверхъестественно острым зрением. Но продолжайте. – Возможно, он неправ, возможно, безумен; но нельзя не восхищаться его целеустремленностью. – Израильтянин сделал ударение на последнем слове. Целеустремленность была ему явно по душе. – Очень важно. Великий дар! Но иногда целеустремленность начинает мешать. Возникает тоннельное зрение. Сосредоточившись на своей цели, вы не видите полной картины. – Что вы имеете в виду? – То, что может незаметно подкрасться сбоку и нанести удар. – Я уже некоторое время не видела Т. Р., но при встрече непременно ему это передам. – В Вадане его не было. – Верно. – Странно, не правда ли? Неужто ему не хотелось посмотреть, как заработает второй Шестиствольник? – Немного неожиданно. Но, видимо, он сейчас очень занят в какой-нибудь другой части света. – В другой – мягко сказано! – фыркнул израильтянин. – Похоже, он просто фанат странных и опасных частей света! – Он отпил кофе. – Послушайте, что я скажу. Возможно, вам стоит поговорить со своим другом. Сказать, что ему пора поднять голову от своей дыры в земле и оглядеться вокруг. И быть осторожнее. – Не объясните ли поконкретнее? – Источники и методы, – значительно ответил он. Профессиональный жаргон разведчиков; это означает: «Если я расскажу вам то, что знаю, вы неминуемо поймете, откуда я это узнал». – Может быть, ему стоит взглянуть на север. – Куда на север? В Оклахому? В Канаду? – Так вы не знаете, где он? – понял израильтянин. – Т. Р. сейчас в Новой Гвинее. Эта новость поразила Саскию. Не то чтобы она была сильно удивлена – скорее ее охватило чувство какой-то неотвратимости. «Бразос РоДаШ», селфи от Корнелии, контакты Виллема с папуасскими борцами за независимость… – Думаю, это следовало предвидеть. – Как держатель акций компании, я бы на вашем месте присмотрел за своими инвестициями, – скучающим светским тоном заявил израильтянин. – Послушайте, нам нравится Т. Р. Нравится то, что он делает. Он нам помогает, – его взгляд скользнул к огромному самолету, – делать то, что делаем мы. Но у нас есть причины думать: наступило время, когда ему стоит быть начеку. – И сообщить ему об этом почему-то должна именно я. – Техасцы! – развел руками израильтянин. – Очень трепетно относятся к личным отношениям – я бы сказал, как и некоторые другие этнические группы. Вас он уважает. И к вам прислушается. Вот и все, что я могу сказать. Саския кивнула. – Хорошо, но вам-то во всем этом какой прок? – Никогда не спрашивали себя, зачем библейские народы сотни лет сражались за наш клочок земли? Почему он так волновал даже римлян? В то время Израиль был ценным приобретением. Земля, текущая молоком и медом. А теперь из-за потепления превратился в сущую дыру.