Она подбежала к Араму. Тот схватил ее в охапку, заглянул в любимые бездонные темно-зеленые глаза и крепко прижал к себе. – Прости! Я просто очень… очень люблю вас! А сейчас – беги! Спасай детей! И тут, слишком поздно, он услышал характерный свист артиллерийской мины! Рядом с ними, прямо на их зеленую лужайку, где они всей семьей любили поиграть, погонять мяч, упал снаряд, выпущенный из миномета. И унес жизни обоих. За происходящим с ужасом наблюдал семилетний Вазген, названный так в честь дедушки. Он побежал вслед за плачущей матерью и увидел страшную гибель своих родителей. Мальчик дико закричал! Он хотел броситься к ним, но малыша буквально перехватила на бегу выскочившая следом из дома тетя. Мариам схватила ребенка за руки и крепко прижала к себе, стараясь спрятать его глаза, не дать увидеть окровавленные родительские тела. – Куда ты?! Туда нельзя, Вазген-джан, нельзя! Нет, нет, нет, Вазген-джан! Не надо! Не смотри! Вазген, захлебываясь от слез и не в силах от горя что-либо произнести, продолжал вырываться из рук тети. Мариам, сама того не желая, посмотрела в сторону лужайки, куда он так отчаянно рвался, и похолодела от ужаса. В дверях дома появилась маленькая Армине. Она застыла, увидев окровавленные тела, кажется, не понимая до конца, что произошло. Мариам, увидев племянницу и ее остекленевший взгляд, громко завыла и бросилась к девочке, не выпуская из рук Вазгена. Она встала на колени и, крепко прижав к себе сирот, стала, как маятник, раскачиваться из стороны в сторону, рыдая от горя и отчаяния. Вдруг Мариам как будто очнулась. Понимая, что дети остались на ее попечении и времени у них совсем нет, она взяла себя в руки: – Дети, вставайте! Нам надо идти, надо идти быстрее в церковь, в церковь, слышите?! Вазген, Армине, принесите ту синюю сумку и быстро бежим! Я только возьму на кухне воды. Вазген как будто не слышал этих слов. Он продолжал завороженно смотреть в сторону лужайки, не в силах пошевелиться. Мариам встряхнула его за плечо. – Вазген! Вазген-джан, вспомни, что сказал отец! Думай о сестре! Слова тети вывели мальчика из оцепенения. Он схватил сестренку за руку, и они побежали в комнату за сумкой с документами и вещами, собранными матерью. В эту секунду раздался новый зловещий свист и уже другой снаряд упал на дом, почти полностью разрушив его. Мариам погибла сразу от ранения в голову. Дети же чудом не пострадали – получили только несколько глубоких царапин и ссадин. Сильно кашляя, они выкарабкались из-под обломков второго этажа и, с трудом ориентируясь в густом облаке пыли, стали ползти по груде камней, пытаясь вылезти наружу. Увидев тело тети, Вазген моментально все понял – во время войны дети быстро взрослеют. Он крепко прижал к себе сестру и прерывающимся от слез голосом повторил как заклинание: – Запомни, если что-нибудь со мной случится, иди в Бейрут! Там наш дедушка! Запомни, Армине, ты армянка! Наша фамилия Таниелян! Найди нашего дедушку Вазгена! Девочка послушно кивнула и, тряхнув веселыми кудряшками, прижалась к брату. – Десятый, как слышишь? Прием? – раздался резкий голос в наушнике. – Первый, слышу вас хорошо! – ответил пилот, ожидая приказ. – До цели двенадцать минут. Как поняли? – Понял вас, до цели двенадцать минут, – отрапортовал летчик. – Цель в квадрате восемь. Эвакуация гражданских завершена. Поддай им жару, Иссам! – в почти автоматическом голосе появились человеческие нотки. – Слушаюсь, командир! Конец связи. Иссам Салим, молодой летчик ВВС Сирии, повел свой старенький СУ-24МК на снижение, пристально вглядываясь в горизонт. Салим знал, что искать! Он точно знал, что в квадрате восемь находится армянская церковь Кесаба. Иссам вспомнил, как любил гостить тут у своего лучшего друга Норайра, с которым учился в летном училище. После окончания учебного заведения их и распределили в один летный отряд, в 819-ю эскадрилью на базу Тияс, что рядом с Хомсом. Пару месяцев назад его друг погиб в бою, сбитый турецкими ПВО. Что стало с его родными, Иссам не знал. И теперь он должен будет нанести ракетный удар по этому всегда гостеприимному, красивому городу, по их святыне. Но другого выхода просто не было. Наступление боевиков на город нужно было остановить любой ценой. В районе церкви тем временем шел ожесточенный бой. Хорошо вооруженные отряды боевиков продолжали наступление с турецкой стороны. Бой шел за каждый дом, за каждую улицу. Солдаты сирийской армии вместе с местными отрядами самообороны несли огромные потери. Всю ночь они изо всех сил пытались сдержать атаку противника, но силы были неравны. К утру положение стало просто отчаянным. Сегодня капитану сирийской армии Али Азару исполнилось тридцать пять лет. Он был родом из-под Дамаска, из семьи алавитов. Среднего роста, подтянутый симпатичный брюнет, с усиками, вот уже десять лет как счастливо был женат и воспитывал троих сыновей. Наверное, они жили слишком хорошо, потому что кто-то проклял их жизнь и их страну. И наступил хаос. Али уже больше года не видел близких. Да у него не было даже времени думать о них! Столько смертей и горя он видел каждый день. К капитану, пригибаясь, подбежал долговязый худенький связист и протянул рацию. Офицер зашел за баррикаду и приставил рацию к уху. – Барс-3, Барс-3, это Сокол-1, у вас десять минут на эвакуацию гражданских! – услышал он приказ. – Сокол-1, это Барс-3. Как – десять? Я просто не успею всех вывести! В церкви много женщин и детей! – возмущенно прокричал Али, хотя понимал, что спорить тут бесполезно. Невозмутимый голос в рации продолжил: – Делай что хочешь, Али! Но убери их оттуда. У штурмовой авиации задача – снести все в Кесабе. Приказ никто отменять не будет! И вообще-то, по штабным данным, там никого уже не осталось! Конец связи. Али бессильно уронил руку с рацией и растерянно посмотрел вокруг. Что можно было сделать за десять минут в такой обстановке?! Боевики наступали стремительно. Недостатка в людях и боеприпасах они не испытывали. С той стороны границы свежая сила поступала постоянно. За три дня боев этот небольшой зеленый город был почти полностью разрушен. Огонь с противоположной стороны улицы, на которой до войны располагались многочисленные магазинчики, резко усилился. Солдаты и ополченцы перестроились и открыли ответную стрельбу. Неожиданно из узкого переулка с другой стороны улицы на большой скорости выехал яркий бортовой пикап, по иронии весь обклеенный рекламой детского питания. В его кузове был установлен крупнокалиберный пулемет. Два боевика, развернув дымящийся ствол в их сторону, открыли из него шквальный огонь. На передовой линии убило сразу нескольких человек. – Мушега убили! Аствац! Убили! – закричал мужчина в темной куртке. Паренек в ужасе смотрел на тело своего отца. Лицо Мушега, командира отряда, превратилось в сплошное кровавое месиво. Юноша пригнулся и спрятался за самодельную баррикаду. Он накинул на голову капюшон от толстовки и, уткнувшись в колени, никак не мог остановить душившие его рыдания. С самых первых дней, как только война подступила близко к их городу, Мушег и его друзья организовали отряды самообороны. Он здесь родился и вырос, приходился родственником многим кесабцам. Это был его город, и оставлять его Мушег не собирался. Жители прекрасно понимали, что армия в одиночку не справится с постоянно пополняемыми людьми и оружием бандформированиями. Мужчины всех возрастов взяли оружие и встали на защиту своих близких, своих домов, своего города. Большую часть женщин и детей успели эвакуировать до наступления боевиков, но все равно в городе еще оставались люди. Рядом с Мушегом воевал и его семнадцатилетний сын. А сейчас, потеряв отца, парень хоть и плакал, но еще сильнее сжимал в руках автомат. Он вытащил из кобуры на поясе Мушега пистолет и вдруг понял, что больше никого не боится и будет сражаться за свой город до конца, как и его отец… Капитан схватил за ворот стоявшего рядом с ним сержанта Сахима. – Остаешься за старшего! Заставь его уже замолчать! Пять человек оставляю с тобой, остальные идут со мной к церкви. И запомни: как только увидишь, что грузовики отъезжают, – бегите! Через десять минут тут будет «воздух», – кивнув вверх, приказал Али. Он тут же жестом указал, кому из солдат остаться, а кому идти с ним. К солдатам присоединилась и небольшая группа ополченцев. Под несмолкающую ни на секунду стрельбу отряд капитана перебежками сумел добраться до одного из более или менее не пострадавших переулков, чудом никого не потеряв. Местный доброволец повел их коротким путем через знакомые ему дворы к церкви. Сержант поднял ручной гранатомет и отдал его коренастому молодому солдату, показав в сторону грузовика с пулеметом на другом конце улицы. – Постарайся не промахнуться! Солдат со страхом и обреченностью взял протянутую базуку и поправил железную каску на голове. Он на секунду поднял глаза к небу, наверное, просил у Аллаха защиты, и, низко пригибаясь, пробежал метров пять к серому трехэтажному зданию бывшего банка. Боец спрятался за частично сохранившимся рекламным щитом, с которого улыбающаяся красивая пара предлагала взять ипотечный кредит и счастливо жить отдельно от родителей, и встал на колено. Оценив расстояние до пикапа, он приготовился к выстрелу. Но в этот момент сразу несколько пуль, выпущенных боевиками, прошили его насквозь. Сержант крепко выругался и хотел было послать следующего солдата. Но вдруг его взгляд остановился на мальчике лет четырнадцати в темном трикотажном костюме с человеком-пауком на груди. В руках этот почти ребенок крепко держал автомат. По его походке, по собранности всей фигуры и цепкому и почти спокойному взгляду было понятно, что он уже принимал участие в бою. Пацан находился недалеко от погибшего солдата, за деревянными ящиками, сложенными друг на друга у бывшего кафе. Он прекрасно видел, что произошло. Быстро оценив ситуацию, мальчик оставил свой автомат и по-пластунски пополз к гранатомету. Солдат был еще жив. Вся его грудь была залита кровью. Он смотрел в небо широко раскрытыми глазами и, казалось, хотел что-то сказать. Но слышны были только хрипы, вырывающиеся из горла вместе с кровью. Юнец, преодолев свой страх, осторожно взял из рук умирающего гранатомет. Мальчишка осмотрелся и неожиданно для сержанта пополз в другую сторону, за угол дома, где раньше располагался любимый всеми кесабцами большой продуктовый магазин дяди Гаспара. В той, другой жизни, которой они раньше жили, здесь всегда было многолюдно и шумно. А в воздухе с раннего утра стоял аромат свежей выпечки и восточного кофе. Мальчик забежал в разгромленный магазин, миновал торговый зал и быстро поднялся по полуразрушенной лестнице на крышу. Сержант наблюдал за ним хоть и с надеждой, но без какой-либо веры в успех задуманного мальчиком. Однако, увидев ловкого бойца на самом краю крыши, вдруг понял, что замысел подростка может осуществиться. Сержант, воодушевившись действиями юного бойца, приказал бойцам: – Стреляйте, стреляйте! Нужно отвлечь их от мальчика! Все солдаты и бойцы самообороны тут же открыли огонь по грузовику. И это действительно сработало. Отвлеченные шквальным огнем боевики лишь в самый последний момент заметили подростка, развернули пулемет в его сторону и начали стрелять. Но было уже поздно. Юный защитник родины нажал на спусковой крючок, и выпущенная им граната разнесла ко всем чертям маленький грузовик с пулеметом. Вслед за подрывом пикапа на улице послышался другой «взрыв» – горестный вопль всех бойцов, увидевших, как окровавленное тело ребенка упало с крыши на тротуар. На подступах к городу, на одном из высоких зеленых холмов, что окружали некогда живописный Кесаб, расположился штаб главаря группировки Абдуллы. Недавно появившийся на этой земле, именовавший себя «оппозиционером», он уже был печально известен своей неоправданной, почти маниакальной жестокостью буквально ко всем и во всем. На возвышении, поставив одну ногу на деревянный ящик с боеприпасами, Абдулла впился глазами в цифровой немецкий бинокль Бушелл. Кажется, он следил за ходом боя. А может, просто получал удовольствие от обладания дорогой германской «игрушкой», доставшейся ему от турецкого инструктора. Абдулла преклонялся перед всем немецким и давно мечтал перебраться в Берлин или Мюнхен. Но! Пока на переезд еще надо было заработать. Одетый в серо-зеленую военную форму без знаков различия, с черной банданой на голове, он выглядел грозно. У него была густая черная борода, широкие брови, тяжелый взгляд темных глаз. Из-за густой растительности на его лице определить возраст главаря группировки было сложно. Бывший военный ливийской армии, Абдулла (его настоящего имени никто не знал) вот уже много лет воевал против неверных. Хотя… вопрос веры был второстепенным. Работа, за которую хорошо платят и где есть чем поживиться – вот что привлекало его больше всего в войне. Особенно после того, как у себя на родине он стал изгоем и человеком второго сорта, ибо предал Каддафи и назвал врагам место его укрытия. Сейчас он просто выполнял очередную кровавую работу в Сирии и со всей жестокостью расправлялся с мирными жителями захваченных территорий. Абдулла получил приказ захватить населенный в основном христианами Кесаб и зачистить город от всех неверных. А кто отдавал этот приказ и кому это было нужно – его не волновало. Неожиданно раздался сильный взрыв на одной из центральных улиц города. Абдулла направил свой мощный бинокль в ту сторону, откуда послышался взрыв, и увидел высокий столб дыма. – В чем дело? Что это? Узнайте, быстро! – не оборачиваясь, приказал он. Нескладный худенький радист с очень большой головой сидел неподалеку от него. Он тут же о чем-то спросил по рации. Выслушав ответ, опустил глаза, чтобы не встречаться взглядом с командиром, с опаской подошел сзади и немного сбоку на безопасное расстояние. – Они подорвали пулемет! Кямал погиб, командир! – А-а-а-а! Шайтан! Они мне за это ответят! – зарычал Абдулла. – И предупреди всех внизу: если упустят из церкви этих нечестивых собак, я сам им головы отрежу. Испуганный радист, нисколько не сомневающийся в правдивости слов командира, быстро вернулся к рации. Он стал что-то лепетать в радиомикрофон, то и дело с опаской посматривая на Абдуллу. Уж слишком много смертей своих же боевиков, не выполнивших приказ и умерших от его рук, видел радист за недолгое время, что находился рядом с главарем. В церкви, духовном и культурном центре жителей Кесаба, было тесно и душно. Отовсюду были слышны непрерывающийся плач, всхлипывания, причитания. Детям было очень страшно, и все хотели есть, пить. В углу молодая мать бережно держала на руках раненую девочку лет семи. Ей только что сделали перевязку работники Красного Креста и ввели успокоительное. Ребенок тихо постанывал от боли. Недалеко от алтаря громко рыдала арабская женщина средних лет в традиционной мусульманской одежде. Сегодня она потеряла мужа и одного из сыновей. Убитая горем еще совсем молодая женщина прижимала к груди выжившего младшего ребенка с перевязанной головой. Успокоить ее не удавалось никому. – А-а-а-а! Живот болит! – не переставая, громко кричал маленький мальчик с маленькой повязкой на бедре, доводя всех собравшихся до отчаяния. Но что можно было поделать в такой обстановке?! Среди местных жителей, находившихся в церкви, выделялись несколько европейцев, на которых были надеты яркие красные жилеты представителей Красного Креста. Они как могли всеми доступными им способами пытались помочь людям, хоть чуточку облегчить их положение – раздавали воду, обезболивающие препараты, перевязывали раны… В дверях церкви появился тридцатилетний высокий голубоглазый молодой человек с темно-русыми волосами. Он быстро оглядел временный лазарет и подошел к очень похожей на него девушке. – Валери! Помогите вначале женщинам и детям! Их мы грузим первыми! И торопитесь, беженцев нужно подготовить к эвакуации еще до приезда транспорта! – сказал он по-французски. – Но Серж! Ведь машин пока нет! Известно, когда они будут? И вообще будут ли?! С улицы послышался громкий взрыв, прозвучавший неподалеку. На секунду на лице Валери появилось выражение страха. Серж подошел к сестре и нежно сжал ее локоть. Валери посмотрела на любимого брата и немного успокоилась. Он был для нее самым родным человеком, которым она так восхищалась и на которого всегда хотела походить – быть отважной, уметь жертвовать собой, а главное – любить людей, как любил их он. Брат был единственным для нее авторитетом во всем. Однажды Серж увидел по телевизору репортаж о войне в Сирии, где показывали бедственное положение мирного населения. И это навсегда изменило их жизнь. Не колеблясь ни минуты, он записался в Красный Крест. – Не знаю, сестренка. В такой обстановке трудно что-нибудь сказать наверняка… Они должны были быть здесь еще час тому назад. Сейчас это не имеет значения, наша задача – подготовить людей к эвакуации и построить их так, чтобы не было задержек при погрузке. Машины могут появиться в любой момент. И, Валери… держись, на тебя все смотрят! Валери грустно улыбнулась Сержу и крепко сжала его руку. К ней подошла пожилая женщина. – Что тебе сказал твой муж? – Это мой брат! – гордо произнесла девушка и, обернувшись и собрав все внутренние силы, стала громко отдавать приказы на арабском: – Всех женщин и детей прошу встать на эту сторону в очередь. Так мы быстрее сумеем рассадить вас по машинам! – Какие машины?! Ведь их нет! Всех тут убьют! Нас здесь просто бросили! Что будет с нашими детьми?! – подскочила к Валери совсем молодая истеричная женщина со сбившимся платком и двумя толстыми косами. – Никто нас не бросил! Машины сейчас прибудут! Прошу всех встать в очередь! Поторопитесь! – Зачем вставать?! Мы все равно погибнем! Нет никаких машин! Ведь их уже не будет?! – с отчаянием спросила пожилая женщина в черном платке, стиснув в ладони руку Сержа и с надеждой ожидая от него ответа.