– Дэнни! – Что? – Если возникнут непредвиденные проблемы… позови меня. Ударь так же громко и мощно, как ты это сделал несколько минут назад. И я скорее всего услышу тебя даже во Флориде. А как только услышу, примчусь без промедления. – О’кей, – кивнул Дэнни с улыбкой. – Береги себя, силач! – До свидания. Дэнни захлопнул дверь и побежал через стоянку к террасе, где его ждала Уэнди, обхватив себя от холода руками. Холлоран смотрел ему вслед, и его улыбка постепенно тускнела. Не думаю, что здесь есть хоть что-нибудь действительно опасное для тебя. Не думаю… Но что, если он ошибся? Он ведь знал, что это будет его последний сезон в «Оверлуке», с того момента, когда увидел ту жуть в ванне номера 217. Это было гораздо хуже самой страшной картинки в самой страшной книге. А мальчик, бежавший сейчас к своей маме, казался таким крохотным… Не думаю… Потом его взгляд уперся в животных-кусты. Он поспешно завел мотор, включил передачу и поехал прочь, изо всех сил стараясь больше не оглядываться. Но разумеется, оглянулся и увидел лишь опустевшую террасу. Они уже вошли в здание. «Оверлук» словно поглотил их. Глава 12 Большая экскурсия – О чем вы разговаривали, милый? – спросила Уэнди, когда они вернулись в вестибюль. – Да так, ни о чем особенном. – Вы говорили ни о чем особенном весьма долго. Дэнни лишь пожал плечами, и Уэнди увидела, насколько он похож на отца. Самому Джеку этот небрежный жест не удался бы лучше. Больше она от Дэнни ничего не добьется. На Уэнди нахлынуло раздражение, смешанное с любовью: любовь была беспомощной, а источником раздражения служило чувство, будто ее намеренно исключают из круга посвященных. Когда отец и сын были вместе, она порой становилась для них как будто чужой, как статист из массовки, случайно забредший на сцену в разгар диалога двух главных героев. Что ж, этой зимой им будет трудновато держаться от нее в стороне – двум чересчур самостоятельным и самонадеянным мужчинам. У них попросту окажется слишком мало пространства для этого. Уэнди вдруг поймала себя на том, что ревнует сына к мужу из-за их близости, и устыдилась. Это чувство напомнило ей о собственной матери… Отчетливо напомнило. В вестибюле почти никого не осталось, кроме Уллмана, старшего клерка (они стояли рядом с кассой, подсчитывая выручку), пары горничных, переодевшихся в теплые брюки и свитера и расположившихся со своим багажом у входа, да Уотсона – главного механика отеля. Перехватив взгляд Уэнди, он подмигнул ей, причем весьма развязно. Она поспешно отвела глаза. Джек стоял у окна неподалеку от двери ресторана и осматривал окрестности. Вид у него был сосредоточенный и задумчивый. Баланс, по всей видимости, сошелся, потому что Уллман по-хозяйски властным жестом задвинул ящик кассового аппарата. Подписал чековую ленту и убрал ее в небольшую папку на молнии. Уэнди мысленно поаплодировала клерку, который откровенно испытывал невыразимое облегчение. Уллман выглядел человеком, способным за малейшую недостачу содрать с сотрудника три шкуры, не пролив при этом ни капли крови. У Уэнди не вызывал симпатии ни сам Уллман, ни его претенциозные, нарочито деловитые манеры. Он воплощал в себе типичного начальника. Такой босс приторно сладок с клиентами, а за кулисами изводит подчиненных мелочными тиранскими придирками. Но сейчас «учебный год» закончился, и кассир искренне радовался. Наступила пора расслабиться для всех, кроме нее самой, Джека и Дэнни. – Мистер Торранс, – бесцеремонно окликнул Уллман Джека. – Прошу вас, подойдите сюда, будьте любезны. Джек направился к нему, кивком позвав Уэнди и Дэнни. Старший клерк, ненадолго скрывшийся в глубинах офиса, появился снова, уже в пальто. – Хорошей вам зимы, мистер Уллман. – Сомневаюсь, что она будет хорошей, – отозвался Уллман равнодушно. – Двенадцатого мая, Брэддок. Ни днем раньше, ни днем позже. – Понял вас, сэр. Брэддок обогнул стойку с приличествовавшим его должности серьезным и величавым выражением на лице, но стоило ему оказаться спиной к Уллману, расплылся в шкодливой улыбке, как школьник. Потом он коротко переговорил с двумя девушками, все еще ожидавшими у дверей, и вышел из отеля, провожаемый приглушенными смешками. Только сейчас Уэнди обратила внимание на воцарившуюся в отеле тишину. Она накрыла его, подобно плотному покрывалу, заглушавшему все звуки, кроме доносившихся снаружи порывов ветра. С того места, где стояла Уэнди, ей были видны два кабинета позади стойки, начисто вылизанные, с пустыми рабочими столами и запертыми шкафами для бумаг. А дальше можно было разглядеть безупречный порядок кухни Холлорана, поскольку ведущие в нее двери оставили открытыми, подперев резиновыми клиньями. – Я подумал, что могу потратить несколько лишних минут, чтобы провести вас по Отелю, – сказал Уллман, и Уэнди отметила, что в его устах это слово звучало так, словно он произносил его с заглавной буквы. Причем делал это намеренно. – Уверен, миссис Торранс, что ваш супруг скоро будет знать все углы, входы и выходы «Оверлука» как свои пять пальцев, но вы сами и ваш сын, я полагаю, ограничите перемещения в основном первым этажом и квартирой, отведенной для вас на втором. – Несомненно, – покорно ответила Уэнди, и Джек исподтишка бросил на нее выразительный взгляд. – У нас очень красиво, – продолжил Уллман, заметно оживившись, – и я неизменно получаю удовольствие, имея возможность продемонстрировать это. Что правда, то правда, подумала Уэнди. – Давайте поднимемся на четвертый этаж, а потом станем постепенно спускаться, – предложил Уллман, теперь уже переполненный энтузиазмом. – Хорошо, если только мы вас не отвлекаем… – начал Джек. – Ни в коем случае, – прервал его Уллман. – Заведение полностью закрыто. Tout fini, по крайней мере на этот сезон. И сегодня вечером я планировал остановиться в Боулдере. Само собой, в «Боулдерадо» – единственном приличном отеле по эту сторону Денвера… Не считая, разумеется, «Оверлука». Прошу следовать за мной. Все вместе они вошли в лифт. Изнутри он был изящно отделан медью и бронзой, но заметно просел под весом четырех человек. Управляющий закрыл внешние створки дверей. Дэнни чуть беспокойно поежился, и Уллман одарил его ободряющей улыбкой. Мальчик попытался улыбнуться в ответ, но у него не получилось. – Не волнуйся, малыш, – сказал Уллман. – Этот лифт – сама надежность. Безопаснее не бывает. – То же самое говорили о «Титанике», – заметил Джек, разглядывая полусферу из граненого стекла в потолке лифта. Уэнди пришлось прикусить щеку, чтобы не рассмеяться. Но Уллман ничуть не смутился. Он со стуком свел внутренние створки. – Спешу напомнить, мистер Торранс, что «Титаник» совершил только один рейс. А этот лифт с тех пор, как его смонтировали в тысяча девятьсот двадцать шестом году, поднялся и опустился десятки тысяч раз. – Это вселяет оптимизм, – сказал Джек и, взъерошив Дэнни волосы, добавил: – Крушения не предвидится, док. Уллман передвинул рычаг управления, но какое-то время ничего не происходило – только мелко задрожал под ногами пол, а снизу донеслось надрывное завывание мотора. Уэнди на мгновение представила, как они вчетвером застрянут между этажами, подобно мухам в бутылке, а весной найдут их тела… у которых будет не хватать отдельных частей… Как в группе Доннера… (Прекрати немедленно!) Лифт начал подъем, поначалу вибрируя и постукивая, однако затем движение стало более плавным. На четвертом этаже Уллман остановил лифт с резким толчком, распахнул внутренние створки и открыл дверь. Кабина располагалась на несколько дюймов ниже уровня пола. Дэнни смотрел на образовавшуюся ступеньку между коридором четвертого этажа и полом лифта с таким видом, словно во Вселенной царил далеко не тот порядок, который был ему обещан. Уллман откашлялся, снова привел лифт в движение и немного поднял кабину (хотя все равно не дотянул пары дюймов), и они поспешили выйти наружу. Освободившись от веса, лифт практически полностью выровнялся, но Уэнди это нисколько не успокоило. Воплощенная безопасность? Говорите что угодно, но она сразу же решила пользоваться только лестницей. И ни при каких условиях не допустит, чтобы они втроем снова вошли внутрь этой ветхой конструкции одновременно. – На что ты так пристально смотришь, док? – насмешливо спросил Джек. – Неужели заметил пятна? – Разумеется, нет, – вмешался уязвленный Уллман. – Здесь все тщательно отмыли с шампунем всего два дня назад. Уэнди тоже пригляделась к устилавшей коридор ковровой дорожке. Миленькая, но определенно не такая, какую она выбрала бы для собственного дома, если он у нее вообще когда-нибудь будет. Темно-синий ворс, замысловатый черный узор, напоминавший джунгли, с лианами и раскидистыми тропическими деревьями, ветви которых усыпали экзотические птицы. Определить, что это за птицы, не представлялось возможным, поскольку различимы были лишь силуэты. – Тебе нравится ковер? – спросила она Дэнни. – Да, мамочка, – ответил он невыразительным голосом. И они двинулись по широкому коридору. Его стены были обклеены шелковыми обоями в тон ковру, но гораздо более светлого оттенка. Через каждые десять футов, на высоте примерно семи футов от пола, висели электрические бра, стилизованные под старые лондонские газовые фонари: лампочки прикрыты кремово-матовыми плафонами, скрепленными перекрещивающимися металлическими струнами. – Вот это сделано с большим вкусом, – заметила Уэнди. Уллман кивнул, явно довольный. – Сам мистер Дервент распорядился установить такие светильники по всему Отелю после войны… После второй, разумеется. И вообще почти весь замысел отделки помещений четвертого этажа принадлежал лично ему. А вот и номер триста – президентский люкс. Он повернул ключ в замке двустворчатых дверей из красного дерева и настежь распахнул их. Вид из выходившего на запад окна гостиной заставил Торрансов ахнуть от восторга, на что, видимо, и рассчитывал Уллман, который спросил с широкой улыбкой: – Впечатляет, правда? – Еще как! – отозвался Джек. Окно протянулось почти во всю длину комнаты, и сейчас в него можно было видеть солнце, сиявшее точно посредине между двумя зазубренными пиками и бросавшее золотистый свет на склоны гор и на сахарно-снежные шапки, венчавшие вершины. Края облаков по краям и в глубине этого похожего на почтовую открытку пейзажа тоже отливали солнечной позолотой, а один из лучей бил прямо вниз, в темноту густых зарослей елей. Джек и Уэнди были настолько поглощены открывшимся зрелищем, что не обращали внимания на Дэнни, который во все глаза смотрел не на красоты за окном, а левее – на шелковые обои в красно-белую полоску в том месте, где находилась дверь в спальню. И возглас, который он издал вместе со всеми, был вызван отнюдь не восхищением. Обои покрывали крупные пятна запекшейся крови с вкраплениями каких-то серовато-белых комочков. Дэнни почувствовал приступ тошноты. Это было похоже на безумную картину, написанную кровью, сюрреалистическое изображение человеческой головы, откинутой назад, со ртом, распахнутым в крике боли и ужаса, причем половина черепа отсутствовала… (А потому, если ты что-то такое заметишь… Просто отвернись, а когда посмотришь еще раз, ничего уже не будет. Понимаешь, что я тебе говорю?) Он намеренно перевел взгляд в сторону окна, стараясь, чтобы на его лице ничего не отразилось, и когда мама взяла его за руку, ему хватило сообразительности не вцепиться в ее ладонь, не сжать, словом, не подать ей никакого сигнала тревоги. Между тем управляющий говорил папе о том, что такое огромное окно непременно следует прикрыть ставнями на зиму, чтобы сильный ветер не повредил его. Джек только кивал в ответ. Тогда Дэнни украдкой снова посмотрел на стену. Кровавые пятна пропали, а вместе с ними исчезли и серо-белые ошметки. Потом Уллман сказал, что пора идти дальше. Мама спросила Дэнни, понравились ли ему горы, такие красивые в лучах солнца, и он ответил: да, очень понравились, – хотя ему не было до этих гор никакого дела, с солнцем или без него. Когда Уллман чуть наклонился, чтобы запереть двери люкса, Дэнни изловчился заглянуть ему через плечо. Красное пятно вернулось, но только теперь это была свежая кровь, стекавшая по стене. Его поразило, что Уллман, смотревший, казалось бы, прямо туда, разразился монологом о знаменитостях, которые останавливались здесь. Дэнни обнаружил, что до крови прикусил себе губу и даже не заметил этого. Когда они двинулись дальше по коридору, он немного отстал от остальных, незаметно утер кровь пальцами и начал размышлять о (крови) (Что увидел мистер Холлоран? Кровь или что-то похуже?) (Не думаю, что здесь есть хоть что-нибудь опасное для тебя.) Из него рвался наружу громкий крик, но он бы ни за что не позволил себе закричать. Его мама и папа не видели подобных вещей, не умели их видеть. А потому следовало вести себя тихо. Мама с папой любили друг друга – это было реально. Все остальное – как картинки в книжке. Некоторые картинки казались действительно страшными, но не могли причинить никому зла. Они… не опасны… для тебя. Мистер Уллман показал им некоторые другие номера четвертого этажа, ведя по коридорам, которые делали повороты и пересекались, словно лабиринт. При этом Уллман все твердил о каких-то люках, но Дэнни так и не увидел ни одного. Им продемонстрировали комнаты, в которых однажды останавливалась леди по имени Мэрилин Монро, когда была замужем за мужчиной по имени Артур Миллер (насколько понял Дэнни, Мэрилин и Артур подали на РАЗВОД вскоре после того, как переночевали в отеле «Оверлук»). – Мамочка!