[Ненадолго появляется диаграмма питательных веществ, в которой столбцы представлены мультяшными мальцовыми китами: они радостно ухмыляются и выпускают из дружелюбных дыхал фонтаны, чья высота различается в соответствии с выражаемой величиной.] Употребляя всего один продукт «Притхви» с каждым приёмом пищи, вы получаете мощный заряд белков, жиров, иммуностимуляторов, ультракальция и старой как мир вкуснотищи. В недавних испытаниях вкусовых качеств матери предпочитали молоко «Притхви» в соотношении приблизительно два к одному с нашими конкурентами. Этими цифрами мы гордимся. И ужином дело не заканчивается! [Перед камерой мелькает вереница продуктов ГВП в упаковках с новым дизайном.] Наше мальцовое молоко снова и снова демонстрирует свои наилучшие качества в виде пищи, промышленной смазки, добавки к горючему, средства для улучшения фертильности, антибиотика, анестетика, основы для многих красок внутреннего и наружного применения, развлекательного галлюциногена и замены угля. Будучи высушенным и формованным, оно становится отличным строительным материалом, а его протеины – основа волокон для самых модных тканей. И, разумеется, мальцовое молоко – единственная добавка, обеспечивающая неимоверно важную плотность костей и защиту от радиации, без которых человечество было бы всё ещё приковано к одной-единственной планете. [Пышногрудая мать укладывает своих детишек спать одного за другим, заканчивая младенцем в колыбели. Её лицо выражает бескрайнюю любовь и внимательную заботу.] Да, «Концентрированное мальцовое молоко Притхви» – действительно материя самой жизни. Мы серьёзно относимся к своим обязанностям поставщиков этой бесценной субстанции. Вы можете ощутить наше ответственное отношение в каждом глотке. [Бутылка классического «Мальцового молока Притхви» на фоне чёрного звёздного неба; эмблема изображает того же весёлого, комичного мальцового кита, который выпускает фонтан молока из ухмыляющейся синей головы.] «Концентрированное мальцовое молоко Притхви»: Без него вам не выйти из дома. Обращайтесь к местному агенту по найму за информацией о возможностях трудоустройства в отделе морского промысла «Притхви»! Из личного киноархива Персиваля Альфреда Анка СЕВЕРИН АНК Папочка, почему кино со мной не разговаривает? [ПЕРСИВАЛЬ АНК смеётся и присаживается рядом со своей темноволосой неугомонной дочуркой. Его нижнюю челюсть обрисовывает узкая борода. СЕВЕРИН хлопает ладошками по шёлковому проекционному экрану, умоляя его заговорить.] ПЕРСИВАЛЬ АНК Ты помнишь дядю Фредди, с рождественской вечеринки? СЕВЕРИН Он подарил мне заводного пони. ПЕРСИВАЛЬ Да. Ну так вот. У дяди Фредди достаточно денег, чтобы купить всех заводных пони в мире, потому что его дедушка изобрёл камеру, которая снимает движущиеся картинки, и ещё несколько дьявольски полезных штучек, плюс пару вещей, которые он не изобретал, но всё равно сообщил всем, что изобрёл, включая машину, способную записывать звук и делать кино говорящим. [Лицо СЕВЕРИН светлеет, она как будто ожидает, что отец вот-вот покажет ей мир говорящих кинолент, во входе в который до этого момента было отказано.] ПЕРСИВАЛЬ Ох, малышка, милая моя баронесса, не смотри на меня так. [Он берёт дочь на руки. Её нижняя юбка задевает микрофон, и раздаётся громкий шелест.] ПЕРСИВАЛЬ Девочка моя, помнишь бандита в «Воре света»? Как он хотел всё держать под замком в своём огромном и пустынном доме – драгоценности короны, Чудесную Машину и, самое главное, Мину Айви? СЕВЕРИН Да, папа. Он был плохой. И носил маску. ПЕРСИВАЛЬ Ну так вот, дядя Фредди – он такой. Только драгоценности короны – это патенты на аудио, Чудесная Машина – стопка патентов на цветное кино, а Мина Айви – это мир, где в кино ты могла бы увидеть поющую девочку в красном платье. «Автопортрет с Сатурном» (Студия «Транкилити», 1936, реж. Северин Анк) (СОПРОВОДИТЕЛЬНЫЙ МАТЕРИАЛ: ЗАПИСЬ 1, СТОРОНА 1, НАЧАЛО 0:37) С1 ИНТ. ЛОКАЦИЯ #3 НАВИГАЦИОННАЯ РУБКА – ДЕНЬ 483 ПОСЛЕ ПОЛУДНЯ [3 СЕНТЯБРЯ, 1935] [ПОСТЕПЕННОЕ ПРОЯВЛЕНИЕ: Пилотский отсек славного корабля «Камень в свивальнике», время 16:00. Шесть висячих фонарей настроены на ранний вечер. В иллюминаторах виднеется блестящий ледяной поток Восточного Экспресса, струящийся впереди и позади: такое любовное прозвище Земля дала устойчивым и сильным течениям и водоворотам эфира и замёрзшего мусора, которые баюкают «Камень», идущий выгодным гравитационным курсом и с ускорением, какого не даровал бы ни один двигатель. Впереди сияет Юпитер: Большой Центральный Вокзал. Там длинный серебристый звездолёт сделает петлю и рванётся вперёд с обновлённым, головокружительным запасом движущей силы; последний отрезок пути до Сатурна станет для него почти что контролируемым падением с огромной юпитерианской высоты. Но пока что огромная планета выглядит маленькой, не больше одинокой лампочки посреди погреба. Данные на дисплеях свидетельствуют, что всё в порядке. Огни загораются и гаснут, медленно и ровно, словно в такт сердцебиению корабля. СЕВЕРИН АНК удобно устроилась в бархатном кресле астронома с шариком сидра и комочком эф-юна, припрятанным в большой ладони. Теперь это рядовая привычка, от которой она так никогда и не избавится до конца. Во время разговора она жуёт маленькие кусочки, отковыривая их тёмным ногтем. Большинство предпочитает курить эф-юн, но дым помешал бы работе камеры. На СЕВЕРИН жемчужно-серое сари; на её веках густые чёрные тени, а глаза подведены линиями толщиной с полоски на шкуре зебры. Короткие волосы распушились от статических разрядов в каюте, и выглядит она уставшей. Уставшей, но возбуждённой. СЕВЕРИН закинула ноги на ручку кресла, и по каменным икрам, а также по мышцам рук и пресса видно, что она добросовестно относится к тренировкам на борту корабля. Упражнения на Земле и упражнения в пути дают разные результаты. СЕВЕРИН половину жизни провела в небе. В ней ощущается некая длиннота, преувеличенные витрувианские пропорции, которые любой узнает. Её кожа – странного синего цвета, как у всех уроженцев земной Луны, естественный результат длительного контакта с коллоидным серебром, которое присутствует в лунной воде. На чёрно-белой плёнке он выглядит отчётливым мягким тёмно-серым, свойственным каждой звезде и старлетке с той самой поры, как первая инженю оставила Землю за спиной. В этот раз путь по ледяной дороге длится девять месяцев. До конца ещё две недели. Девять месяцев в компании всё тех же двадцати семи душ: её сокращённая съёмочная группа из семи человек и труппа в двадцать актёров, которых СЕВЕРИН гонит на Сатурн, чтобы продемонстрировать местным своё расположение. На внешних планетах зрелища столь же дороги, как хлеб. Манера подачи материала СЕВЕРИН естественная и глубокомысленная, как будто она только что подвинула это бархатное кресло и собралась с нами поболтать. Почти за пределами кадра на полу отсека лежит разноцветный сценарий. Страницы изначальной версии – белые; новые и существенно отредактированные сцены пестрят всеми цветами: синим, красным, зелёным, золотым, розовым, лавандовым. На плёнке все они выцветают до серебристого и чёрного. Она переворачивает страницы небрежно, большим пальцем болтающейся ноги. Движение едва заметное, но оно есть. И у него имеется ритм. Маленький танец, в котором участвуют и её тело, и сценарий. Что бы мы ни услышали, каким бы небрежным оно ни прозвучало, ничто из этого не является незапланированным, неотредактированным или не переписанным от первой искренней паузы до последнего потока слёз. СЕВЕРИН поправляет апертуру [23] Джорджа. Её лицо очень сильно приближается к камере – мы видим мешки под глазами и первые морщины, начинающиеся у края век. На мгновение можно вообразить, как она будет выглядеть в старости. Удовлетворённая, она вставляет на место звуковой цилиндр и кладёт ноги на устройство дальней связи. От движений корабля изображение расплывается и дёргается, пока СЕВЕРИН записывает открывающий монолог своего первого и, возможно, самого личного фильма. СЕВЕРИН улыбается.] СЕВЕРИН Когда-то по ночам я любила смотреть на небо и мечтать о Солнечной системе. Знаю, знаю – кто не мечтал? Но собственные мечты всегда кажутся особенными, до жути своими, пока не вырастаешь и не понимаешь, что у всех остальных они точно такие же. Какой безупречной и красивой, тихой и мёртвой была каждая планета, зависшая в моём сердце! Все девять имён, записанных корявым, дрожащим почерком, сверкали внутри меня. [ЗАТЕМНЕНИЕ с переходом к серии рисунков. Они выполнены рукой ребёнка, но это ребёнок исключительных способностей, который однажды может чего-то добиться. Начальные знания о светотени, твёрдое владение перспективой. Рисунки перебирает мужская рука. Не та, на которой полагается носить обручальное кольцо, но оно на ней есть. Детские планеты следуют чередой, как в учебнике: Меркурий, Венера, Земля, Луна, Марс и астероиды, Юпитер, Сатурн, Уран, Нептун, Плутон. Из поверхности Луны торчат леса, как солнечные лучи; цветы обрамляют Плутон, словно кукольные кудри. На лике Юпитера светится красным Сусаноо-но Микото [24], вечный ураган. Нарисованные карандашом штрихи такие резкие, что бумага почти порвалась. Венера – розово-зелёная, окружённая кольцом китов, соединённых хвост к хвосту, какими их видит девочка детсадовского возраста: большие хвосты имеют форму широких «м», из дыхал вырываются весёлые фонтанчики, в радостно ухмыляющихся ртах видны парадоксально человеческие зубы.] СЕВЕРИН (за кадром) Я воображала, что все они пусты и ждут меня, словно великолепные сияющие игровые площадки, каждая размером с целый мир: красные равнины Марса, бескрайние океаны Нептуна, озёра стоячей воды в джунглях Венеры, фиолетово-белые сверкающие лилии Плутона. Они вращались во тьме беззвучно, как в кино. Там никто не жил; никто не мог там жить. Когда я ступлю на них, то буду первой, девочкой-первооткрывательницей, как Веспертина Гиперия в старых радиоспектаклях. Эти идеи задержались в моей голове дольше, чем следовало бы. Когда отец взял меня на Меркурий, где проходили основные съёмки «Отшельника из Трисмегиста», я рассудила, что Марс всё ещё хранит себя для меня. Когда он отправил Мод Локсли на Марс для «Атомных всадников Маадима», я знала, что ещё остался Сатурн, который заключит меня в свои кольца и крепко обнимет. Потом я впервые выбралась на внешние планеты – и никто даже в окно не глядел, чтобы полюбоваться восходом колец. Кто-то снял меня в туристическом обзорном вагончике: я стояла и плакала как дура. Эта фотография всё ещё приклеена к чехлу Джорджа изнутри. Иногда я на неё смотрю и пытаюсь… увидеть. Вспомнить всё, чем Солнечная система была в моих мечтах. Автопортрет с Сатурном. Фотограф продал копию этого унизительного снимка «Прожектору», и я ненавидела себя за то, что забыла: вся моя жизнь проходит на виду, при свидетелях, на камеру. [ОБРАТНЫЙ КАДР к СЕВЕРИН, которая пьёт сидр из шарика. Она поворачивается в профиль, глядя в иллюминатор, прежде чем снова заговорить. Мимо несутся каскадом кусочки льда. Они больше похожи на звёзды, чем сами звёзды. Камера едва улавливает тусклые точечки звёзд, заглушённые куда более сильным светом корабля и миллионом холодных стеклянистых осколков.] СЕВЕРИН Вот как ты учишься видеть: собираешь свою команду. Ни черта не разглядеть как следует, когда у тебя всего лишь два глаза. Пилот, художник по свету, ведущий оператор, ассистент режиссёра, звукорежиссёр, астроном, местный гид. Стиснув зубы, платишь мистеру Эдисону и пытаешься привести в порядок свои финансы к запуску. Подбираешь хороших ребят, сильных и слегка доверчивых, а ещё отважных, как аргонавты. Проверяешь их рекомендации, и они, яркие и безупречные, складываются в витраж. Собираешь их всех в жестяной банке, ставишь часы на девять месяцев пути с учётом прохождения через благоприятное орбитальное окно и наливаешь себе последний за предстоящий год нормальный бурбон. Отправляешься в долгое плавание во тьме. И первое, что делают твои детишки, когда выключаются камеры и наша большая и глупая голубая мамаша уплывает прочь в иллюминаторах, это подаются ближе и, устремив на тебя нетерпеливые щенячьи глаза, спрашивают: «Ну хватит уже, Северин, теперь-то ты можешь нам сказать – кто на самом деле твоя мать?» Но это не имеет значения, вот чего никак не поймут жёлтые газеты. А моя съёмочная группа их читает, поглощает, как конфетки. Давайте я вместо этого расскажу вам кое-что жуткое. Когда мне было семь, я увидела Мэри Пеллам в «Соблазнении мадам Мортимер» – помните эту серию? Мадам Мортимер, леди-детектив, потерявшая глаз на Уране в «Мрачном решении», наконец-то сталкивается с равным себе в лице удалого Килкенни, выдающегося преступника, известного мне как Игорь Ласки, актёр, в целом – вылитый Лотарио, частый гость нашего бара и спальни для гостей. Ох, как же я любила эти криминальные киношки! А мадам Мортимер была лучше всех с её упругими светлыми кудряшками, жестоким смехом, спрятанными пистолетами и безупречно логичными выводами. Мадам всегда настигала свою жертву. Это было после того, как Клотильда Шарбонно, сбежав с Кларенсом Фэном, звездой красных вестернов, оставила нас полностью опустошёнными. Мы с папой были оба безутешны. И вот я взглянула на отца, показала на экран и заявила: «Хочу, чтобы она стала моей следующей мамой». И он её добыл для меня. Понадобился почти год мягкого, но настойчивого ухаживания, чтобы соблазнить мадам Мортимер и предоставить её в моё распоряжение. В конечном итоге Мэри Пеллам переехала к нам на Рождество, а к Пасхе научила меня стрелять, как бандитская королева. В ночь после того, как мой отец надел кольцо ей на палец, я долго не ложилась спать, очень серьёзно размышляя о том, что произошло. Я могла попросить что угодно и получить это. Даже людей. Даже мать. Я обладала ужасной силой. Я легко могла сделаться чудовищем, вроде Килкенни. Пестовать свои чудовищные аппетиты, бесконечно удовлетворяя каждый из них. Я в разумной степени уверилась, что у меня в этом вопросе нет выбора. Я ни разу не видела фильма о человеке со сверхспособностями, который бы закончился хорошо для этого человека. Если уж ты чем-то наделён, надо это использовать. Той ночью я плакала, пока не заснула. Мне открылась моя судьба, и это была судьба злодейки, хотя сама я хотела одного – сделаться мадам Мортимер. Мэри Пеллам была хорошей мамочкой. Она научила меня «Четырём законам актёрства», которые придумала как-то вечером за «буравчиками» в «Титон-Савое», чтобы преподать мне хоть какое-то подобие уроков в перерыве между съёмками в картинах про Эм-Эм. [СЕВЕРИН переходит к блестящей имитации чёткого оксфордского акцента Мэри Пеллам.] «Никто не прислушается ни к единому твоему слову, если ты не породишь какую-нибудь Систему. Все любят Системы. Законы. Правила. Подсказки. С законами у тебя прокатит. Но даже не рассчитывай, что прокатит что-то в духе „Просто покажи класс, ради бога; мне понадобится выпивка, если ты будешь продолжать в том же духе“. Если есть Система, которой можно следовать, всё становится простым – да ты что, состряпать хороший пирог с клубникой сложнее, чем играть в кино! Если бы мы раньше об этом знали! Как здорово, что ты нам всё разложила по полочкам, Мэри. Предложи им Систему – и все расслабятся». Матушка Мэри вот уже некоторое время на пенсии, так что я не испорчу ей возможность подработать, если раскрою парочку секретов. Итак, Четыре Непреложных, Наилучших, Незаурядных, Нормальных закона актёрства от мисс Пеллам: «1. Приходи вовремя.