— Тебе бы хорошую, милую девочку, внучок, чтобы любила искренне. — Зачем? — орудую шваброй в центре зала. — Чтобы тоска в твоих глазах сменилась счастьем. Бабуля регулярно фантазирует. — Бабушка, не выдумывай, — елозю шваброй под тумбой, на которой стоит телевизор, — я очень даже счастлив. — Нет, в одиночестве счастливым быть трудно. Закончив с полами, выжимаю тряпку и приступаю к ковру. Достаю пылесос, вытягивая из него провод. — Ты мне лучше скажи, с лекарствами у нас запас есть или надо снова тащиться в поликлинику за рецептами? — Неужто ты совсем не хочешь деток, Костик? — игнорирует мой вопрос бабушка. Я улыбаюсь, продолжая орудовать пылесосом. О детях я никогда не задумывался. — Ну хоть подружка у тебя есть? — не унимается бабуля. Ей приходится кричать, чтобы перебить шум техники. — Да, — опираюсь о стену, сжимая в руках шланг пылесоса, — ее зовут Людмила. — Какое красивое имя. — И она сама очень красивая. — Ты обязательно должен познакомить нас. — Обязательно — Она где-то учится, работает? — Лучше, бабуля, она дочка очень влиятельных и богатых родителей. Бабушка морщится, воспитанная в духе осуждения капитализма, она порицает упоминание материального положения девушки. Считая, что это не главное. — И если все пойдет хорошо... — Вы поженитесь, — вспыхивает родственница. — Я получу работу своей мечты. И смогу наконец-то жить, как хочу. Устрою тебя в лучший частный пансионат, где такие же, как ты божие одуванчики играют с дедами в домино и смеются над престарелыми бабниками, что норовят облапать медсестричек. ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Поправляя свои мочеприемники, — шутит бабушка. И я улыбаюсь ей, обожаю ее чувство юмора. — У вас будет много общих тем, — продолжаю я. — От псориаза до энуреза, — снова перебивает бабуля. — Вы будете гулять в парке, не о чем не беспокоясь. — Не беспокоясь о том, что не успеем в туалет, ведь на нас будут замечательные памперсы для взрослых. Смеемся вместе. — Бабушка, ты не выносима. Ты же сама хотела, мы вместе смотрели фотографии частного пансионата. — Больше всего я хочу, чтобы мой любимый внук избавился от одиночества. Ухмыляюсь, глядя на любимую родственницу. Одиноким я себя никогда не считал. — Ты просто еще не знаешь, Костик, что действительно тебе нужно. А я вот знаю, потому что прожила намного больше твоего. Глава 11 В назначенный час прихожу в кафе. Маринина смена начинается только через час. Я замечаю ее сразу, она сидит за столом, заваленным книгами, и что-то считает на калькуляторе, покручивая ручку в руках. Бедная, ей, что, заниматься негде? Внимание привлекает маленькое ушко, торчащее из волос. Так и хочется коснуться его губами. Сдерживать свои желания я не привык, поэтому делаю, как мне хочется. Марина вздрагивает. Отодвигается, будто ей неприятно. В отличие от Людочки, у которой всегда укладка, словно она только что вышла из салона, волосы официанточки стянуты резинкой и находятся в художественном беспорядке. Сажусь напротив нее, заказываю чай, махнув официантке. Марина вздыхает, что-то чертит под линейку. Не слишком рада моей компании. — Я болен, Мариночка, — заглядываю ей в глаза. — Понимаешь, я встречаюсь с девушкой, она мне нравится, а потом… когда все случается. Она мне почти что противна. — Можно я курсовую доделаю? — вздыхает официанточка, равнодушно глядя на меня. — Для меня с женщиной самое главное — получение разрядки, в то время как все остальные ценности отодвигаются на второй план. У меня разработана целая система совращения, но для того, чтобы получать радость, нужно придумывать все более изощренные способы. — Господи, за что мне это выслушивать? Я же особо не грешила никогда, — закатывает Марина глаза, перелистывая страницы формата А4. — Так вот, — я продолжаю, играть с ней, лаская голосом. — Эта зависимость сродни наркотической, для получения «кайфа» требуется постоянно увеличение дозы, — подношу чашку к губам и делаю глоток, свожу брови, прищуриваясь и наклоняясь чуть вперёд, хочу, чтобы она прониклась моей душераздирающей историей. — Планка поднимается все выше и выше, и вследствие постоянной гонки, теряется особенность партнерши. Неважно, какой широты душа девушки, — развожу руками и пожимаю плечами, — даже формы уже не столь важны. Я будто постоянно нахожусь в движении к некой цели, — веду плечами, жестикулируя, — достичь которую невозможно. Ведь, действительно, невозможно переспать со всеми женщинами на планете. Она поднимает на меня глаза и откладывает линейку: — Тебе пластырь туда приклеить? Могу ножницами чикнуть. У нас тут как раз есть такие кухонные ножницы для рыбы и мяса. — Злая ты, — откидываюсь на спинку стула. — Я причиняю боль всем этим женщинам и мне от этого гадко, Марина, — делаю страдальческий вид, но так, чтобы не переигрывать. — Сейчас ты меня обижаешь. Прям нож в спину, — заглядываю ей в глаза, вот не кривя душой, уже на «Оскар» тяну. — Поди сюда, — говорит она и манит меня пальчиком. Неужто впечатлилась? Строптивая официанточка, наконец-то, идет на контакт? Моя дикарка решила совместить полезное с приятным? Скрасить наш договор горячим горизонтальным танго? Я, воодушевившись, тянусь через стол, застываю в сантиметре от ее сладких губ. Она разглядывает мое лицо. Я тону в ее серых глазах. Все же она очень хорошенькая. Я почти не дышу. Замираю, поглощённый возникшим между нами притяжением. После того, что произошло на вписке, я все еще помню, каковы ее губы на вкус. — Есть еще вариант — завязать на узел, Константин. Но это только в том случае, — шепчет она и, расплываясь в улыбке, смотрит вниз, — если размер позволяет. Прыснув со смеху, она возвращается к своим тетрадкам. — Смейся, смейся, — отодвигаюсь. Мрачнею, снова становлюсь самим собой. Маринка что-то пишет в тетрадке, а я разглядываю ее руки, шею и губы. Все равно однажды я ее попробую. Все бабочки рано или поздно попадают в мои сети, и Мариночка не станет исключением. — Ладно, каков твой план? — мой голос меняется, он теряет привычные, годами отработанные «кошачьи» интонации, приобретая металлические, мужские ноты. — Мой план? Доделать эту работу и заступить на другую, — указывает она на барную стойку. Смотрю на нее, раздевая взглядом. Она замечает, откладывая ручку в сторону. Прищуривается, будто разгадала меня. — Странный ты человек, Озерский. То говоришь интим со мной не интересует, то набрасываешься с поцелуями и пялишься, словно я медом намазана. Пожимаю плечами и отворачиваюсь. — Привычка, я же говорю, что болен. — Возможно, ты еще не встретил своего человека. Хотя, болезнь я не исключаю. Все же есть в тебе какое-то маниакальное желание отлюбить все, что движется. Смешная она — взрослая такая, а в душе сущий ребёнок. — Опять взялась за психоанализ, доктор Фрейд? — Ты довольно интересный персонаж, Константин, а я весь первый курс ходила на курсы психологии. Перевожу взгляд за нее. И тут же сажусь ровно, выпрямив спину. Голос не повышаю, продолжая говорить шёпотом.